Синдром Анастасии - Кларк Мэри Хиггинс (книги хорошего качества TXT) 📗
Ребекка Уэдли, обожавшая Пателя как гения и любившая его как мужчину, была напугана.
— Реза, — взмолилась она, — не делай этого.
Словно издалека до Джудит донеслись их голоса.
Сонливость начинала проходить. Она пошевелилась.
— Принеси литенком, — требовательно повторил Патель.
Ребекка схватила пузырек и бросилась в кабинет. Протянув Пателю уже открытую бутылочку, она застыла, глядя с замиранием сердца, как он набирает в шприц каплю жидкости и вкалывает наркотик в вену Джудит.
Джудит почувствовала, что она куда-то проваливается. Все звуки исчезли. Вокруг нее была только жаркая тьма, и ее вновь уносило куда-то течением.
Ребекка возвратилась в лабораторию и взглянула на приборы. Пульс у Джудит замедлился, и давление начало падать.
— Все в порядке. Она спит.
Доктор кивнул.
— Джудит, я собираюсь задать тебе несколько вопросов. На них будет нетрудно ответить. Ты не будешь чувствовать какого-либо неудобства или боли. Тебе будет тепло и уютно, словно тебя несет куда-то теплая волна. Мы начнем с сегодняшнего утра. Расскажи мне о своей новой книге. Ты ведь искала какие-то документы?
Джудит снова была в Государственном архиве и беседовала с помощником хранителя. Она рассказала Пателю о реставрации монархии, о потрясшей ее истории, встретившейся ей в самом начале поисков материала для книги.
— Что это за история.
— Король присутствовал при обезглавливании женщины. Карл II был удивительно милосердным монархом. Он проявил щедрость по отношению к вдове Кромвеля, даже простил ее сына, который после смерти отца стал, в свою очередь, лордом-протектором. Он говорил, что в Англии было пролито достаточно крови. Единственные казни, на которых он присутствовал, были казни мужчин, тех, кто подписал смертный приговор его отцу. Как же он должен был ненавидеть эту женщину, если решил присутствовать на ее казни! И почему?
— Это тебя поразило?
— Да.
— И что ты делала после того, как ушла из архива?
— Я направилась в «Ковент — Гарден».
Шаг за шагом Патель вел Джудит все дальше и дальше, к самым ранним ее воспоминаниям. Она рассказала ему о свадьбе с Кеннетом, о дне, когда ей исполнилось шестнадцать лет, затем пять, о приюте, о своем удочерении.
Наблюдая и слушая, Ребекка Уэдли поняла, что Джудит Чейз была необыкновенной женщиной. Память ее продолжала оставаться удивительной ясной: Джудит смогла рассказать о событиях, произошедших с ней в самом раннем детстве. Уэдли вдруг подумала, что, сколько бы она ни присутствовала на сеансе гипноза, ее всякий раз охватывал трепет, когда она видела, как постепенно сознание раскрывает свои глубоко спрятанные секреты, и взрослый, умудренный опытом и уверенный в себе человек, начинает, словно маленький ребенок, шепелявить и заикаться.
— Джудит, до того, как ты попала в приют, до того, как тебя нашли в Солсбери, скажи, что ты помнишь?
Джудит беспокойно помотала головой:
— Нет. Нет.
Приборы показали, что у нее участился пульс.
— Она пытается тебя заблокировать, — быстро проговорила Ребекка.
И в следующую секунду с ужасом увидела, что Патель вновь набирает в шприц литенком.
— Доктор, нет.
— Она уже почти все вспомнила. Я не могу сейчас останавливаться.
Уэдли устремила взгляд на экран. Тело Джудит находилось в состоянии полной релаксации. Пульс был меньше сорока ударов в минуту, давление — семьдесят на пятьдесят. Опасно, подумала Уэдли, слишком опасно. Она знала, что в глубине души Патель был настоящим фанатиком, но она никогда не видела, чтобы он действовал столь безрассудно.
— Скажи мне, что тебя так напугало, Джудит?
Дыхание Джудит было поверхностным и еле слышным.
Речь прерывистой, а голос тихим, но тонким, как у очень маленького ребенка. Они собирались сесть на поезд, и она держалась за мамочкину руку. Внезапно она закричала, как испуганный ребенок.
— Что происходит? Расскажи мне, — голос Пателя звучал необычайно мягко.
Джудит вцепилась в одеяло и жалобным детским голоском позвала маму.
— Самолеты-снаряды снова летят, как тогда, когда мы играли. Мамочка сказала: «Беги, беги!» Мамочка не хотела держать меня за ручку. Так темно… Я бегу вверх по ступеням. Там стоит поезд. Мамочка сказала, что мы поедем на поезде.
— Ты села в поезд, Джудит?
— Да, да.
— В поезде ты с кем-нибудь разговаривала?
— Там никого не было. Я так устала. Я хотела уснуть, чтобы скорее увидеть мамочку, когда проснусь.
— Когда ты проснулась?
— Поезд остановился. Снова было светло. Я спустилась по ступенькам… Потом я ничего не помню.
— Все в порядке. Не думай больше об этом. Ты умная маленькая девочка. Можешь ты сказать мне, как тебя зовут?
— Сара Маррсш.
Марш или Марриш, подумала Ребекка. Сейчас Джудит говорила, как двухлетний ребенок.
— Сколько тебе лет, Сара?
— Два.
— Ты знаешь свой день рождения?
— Май, четыле.
Ребекка усилила звук, пытаясь разобрать невнятный детский лепет.
— Где ты живешь, Сара?
— Кент — Корт.
— Тебе там хорошо?
— Мамочка все время плачет. Молли и я играем.
— Молли? Кто такая Молли, Сара?
— Моя сестричка. Я хочу к мамочке. Я хочу к сестричке.
Джудит разревелась.
Ребекка бросила взгляд на приборы:
— Пульс участился. Она снова тебе сопротивляется.
— Мы сейчас закончим, — сказал Патель.
Он коснулся руки Джудит:
— Джудит, сейчас ты проснешься. Ты будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. И ты будешь помнить все, что мне рассказала.
Ребекка с облегчением вздохнула. Слава Богу, подумала она. Уж ей-то хорошо была известна жажда Пателя экспериментировать с литенкомом. Она протянула руку, чтобы выключить экран, и тут же застыла, увидев искаженное мукой лицо Джудит, которая в следующую секунду вдруг закричала:
— Остановитесь! Не делайте этого с ней!
Иглы датчиков словно сошли с ума, выписывая беспорядочные кривые.
— Фибрилляция сердца, — крикнула Ребекка.
Патель схватил Джудит за руки:
— Джудит, слушай меня. Ты должна мне повиноваться.
Но Джудит была далеко. Она стояла на помосте, рядом с плахой, у стен лондонского Тауэра. Был десятый день декабря 1660 года…
С ужасом она увидела, как от ворот Тауэра сквозь свистящую и улюлюкающую толпу ведут женщину в темно-зеленом платье и такого же цвета накидке. На первый взгляд женщине было далеко за сорок. В ее темно-каштановых волосах проблескивали серебряные нити. Она шла с гордо поднятой головой, не обращая никакого внимания ни на толпу, ни на окружавших ее стражников. На ее красивом, словно вылепленном рукой скульптора лице застыла маска гнева и ненависти. Веревки, которыми были связаны ее руки, напоминали собой тонкую проволоку и сильно врезались в запястья. В утреннем свете был ясно виден ярко-красный серповидный шрам на правой руке у основания большого пальца.
Джудит была не в силах оторвать своего взгляда от женщины. Внезапно толпа расступилась, пропуская вперед солдат, которые строем прошли к видневшемуся рядом с плахой занавесу. В следующее мгновение их ряды раздались и показался стройный молодой человек в шляпе с пером, темных бриджах и расшитом золотом камзоле. Карл II поднял руку, и толпа дико взревела.
Словно в каком-то кошмаре Джудит увидела, как женщина, которую вели на плаху, остановилась перед колом с торчащей на нем человеческой головой.
— А ну, пошевеливайся, — приказал солдат, толкая ее вперед.
— Вы отказываете мне в прощании с супругом? — Голос женщины был полон ледяного презрения.
Солдаты подвели ее к месту, где сидел король. Вельможа, стоящий рядом с ним, развернул свиток и громко зачитал:
— Леди Маргарет Кэрью, Его Величество считает, что лишить вас жизни путем повешения, изъятия внутренностей и четвертования было бы слишком грубо.
Люди, стоящие ближе всех к королю, заулюлюкали, и кто-то из них крикнул:
