Восковое яблоко - Уэстлейк Дональд Эдвин (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Потом он подробно познакомил меня с тем, как устроен “Мидуэй” в финансовом, социальном и лечебном плане. Оказалось, что доктор – основатель и душа этого дома. Он явно гордился своим детищем – на что, вероятно, имел право. Было ясно, что он готов рассказывать о “Мидуэе” весь день, поэтому я в конце концов прервал его вопросом:
– И что же у вас случилось?
Он поморщился, словно не желая, чтобы ему напоминали о змее, забравшемся в его райский сад.
– Кто-то, – с усилием произнес он, – причиняет увечья нашим постояльцам.
– Что же делает этот кто-то?
– Подстраивает несчастные случаи, – ответил он и рассказал о четырех происшествиях и о том, как обнаружилась подпиленная ступенька стремянки и подтвердилось, что балкон был поврежден умышленно.
Когда он закончил свой рассказ, я поинтересовался, не обращался ли он в местную полицию, но он отрицательно покачал головой:
– Нет, мы не обращались в полицию. Нам не хотелось бы придавать этим случаям огласку, вот почему я приехал к вам.
– Было бы разумнее передать это дело полиции, – сказал я. Я еще надеялся, что найду причину отказаться. Однако такого способа не было.
– “Мидуэй”, – заметил доктор Камерон, – находится не в Нью-Йорке, а в маленьком городке в северной части штата. Городок называется Кендрик. Местные жители и без того нас не жалуют, а полиция городка – не самая компетентная и не самая оснащенная в мире. Мистер Тобин, люди в “Мидуэе” – это выздоравливающие, они носят в душе незаживающие раны. Многие из них находятся только на пути к выздоровлению. Если они испытают на себе грубое обращение и открытую враждебность – что обязательно произойдет, если они попадут в руки местной полиции, – то это пагубно отразится на всех них, а для некоторых, вероятно, будет иметь фатальные последствия.
– Такие, как сломанная нога?
– Гораздо хуже, – последовал мрачный ответ. – Кости срастаются несравнимо легче, чем заживает душа. Возразить было нечего.
– Они знают, что происходит?
– Наши постояльцы? Нет, только Боб Гейл и я. Боб Гейл был тем самым постояльцем “Мидуэя”, который обнаружил подпиленную ступеньку стремянки и обратил на нее внимание доктора Камерона.
– Атмосфера подозрительности и страха, которую я бы создал, рассказав им об этом, – продолжал доктор, – опять же сказалась бы на них гораздо хуже, чем опасность переломать кости.
– Вы сильно рискуете, доктор Камерон.
– Знаю. Именно поэтому я и хочу как можно быстрее прояснить ситуацию. Боб Гейл принес мне ступеньку стремянки позавчера. Я пытаюсь решить, как лучше всего исправить эту ситуацию, и думаю, что мне нужен профессионал. Кто-нибудь, кто приехал бы в “Мидуэй”, поселился там под видом нового постояльца и попытался выяснить, кто все это делает.
– Поселился? – повторил я. – Вы хотите, чтобы я туда приехал и там жил?
– Да, некоторое время. – Видимо, у доктора Камерона не было никаких тайных мотивов. – Если мы хотим скрыть ситуацию от постояльцев, то другого способа для ее разрешения я не вижу.
Я задал ему еще несколько вопросов – ничего особенного – и пообещал, что все обдумаю и сообщу свое решение. Он что-то сказал насчет того, что вопрос не терпит отлагательств и надо бы поторопиться, я обещал долго не раздумывать, и он уехал.
Конечно, Кейт хотела, чтобы я взялся за это дело, и оба мы знали почему. Но она знала и то, что нужно привести еще какую-нибудь вескую причину, чтобы убедить меня, – и не замедлила это сделать:
– Мы с Биллом могли бы поехать в “Хэлз” на Лонг-Айленд. Ты же знаешь, что Билл мечтает выбраться к океану во время летних каникул, да и я тоже не прочь поехать. Мы, конечно, можем и здесь побыть. Мы понимаем, что ты не хочешь бросать стену, но если бы ты взялся за эту работу и ненадолго съездил туда, у нас с Биллом получились бы настоящие летние каникулы.
Иногда я сожалею о том, что у меня нет достаточного мужества уйти насовсем. Без меня Кейт было бы в тысячу раз лучше и, кто знает, Биллу, вероятно, тоже. Зачем пятнадцатилетнему парню отец, который все время мрачно слоняется по дому? Им обоим стало бы значительно легче, если бы я просто убрался куда-нибудь, и порой мне самому этого хочется, но я не могу так поступить. Правда в том, что я боюсь. Если бы у меня не было Кейт, Билла, дома и моей стены, если бы не было этих нитей, образующих кокон, в котором я спрятался от мира, сомневаюсь, что я позволил бы себе жить дальше.
Кейт выбрала идеальный аргумент. Я не буду путаться у них под ногами, по крайней мере, в течение месяца.
Доктор Камерон остановился в отеле в центре Манхэттена. Вечером я позвонил ему и согласился взяться за это дело. На следующий день мы встретились в его номере, чтобы начать подготовку к моему перевоплощению. Мы решили остановиться на истории, которая как бы повторяла мою жизнь, но при этом не открывать, что я – бывший полицейский. Доктор Камерон продиктовал мне письмо с просьбой о приеме в “Мидуэй”, которое я и отправил. Поскольку в канцелярии “Мидуэя” работали только постояльцы – единственными служащими были повар, доктор Камерон и еще один психиатр, – мне пришлось подать настоящее заявление. Обратным адресом был “Риво-Хилл” не только потому, что никто из нынешних обитателей “Мидуэя” никогда там не был, но и потому, что там работал старый друг доктора Камерона, который должен был перехватить ответ.
Кроме того, доктор Камерон предоставил мне двадцать одно досье – именно столько постояльцев было сейчас в “Мидуэе” – плюс дал устные описания поварихи, миссис Гарсон, и другого психиатра Лоримера Фредерикса.
В субботу доктор Камерон вернулся в Кендрик, а в понедельник счастливые Кейт и Билл отправились на Лонг-Айленд, а я, взяв свой чемодан, сел в поезд и прибыл в “Мидуэй”, где почти сразу же стал пятой жертвой человека, которого должен был поймать.
После ночной трапезы с Дьюи и последующей прогулки по первому этажу я проспал еще пять часов и проснулся около полудня. Проснулся – и обнаружил, что, пока я спал, кто-то убрал мои туфли и носки и накрыл меня одеялом. И когда я вылез из кровати, чувствуя себя значительно более окрепшим, я нашел на комоде миниатюрную бутылочку шотландского виски “Бэллантайн” и записку, в которой большими печатными буквами на листе бумаги для заметок было написано шариковой ручкой:
"СОЖАЛЕЮ, ЧТО ЭТО БЫЛИ ВЫ”.
Глава 4
Столовая была большой и просторной: ряд французских окон на одной из стен выходил на зеленый кустарник и деревья, растущие вдоль фасада здания. Расставленные на большом расстоянии друг от друга столы – всего их было шесть – были накрыты в расчете на четыре персоны. Когда в четверть первого я вошел в столовую, два стола были полностью заняты, а остальные пустовали. Мне не оставалось ничего другого, как обедать в одиночестве.
За одним из столов сидела Дебби Латтимор, девушка из канцелярии, а рядом с нею вместе – Роберт О'Хара и Уильям Мерривейл, парни, которые вчера мыли фургон. Четвертое место занимала Кей Прендергаст. Я догадался, что это была она, поскольку среди постояльцев были всего две молодые женщины. Взглянув на Кей, болезненно худенькую, похожую на мышку, с прической, которая уже давно вышла из моды, я с трудом соотнес ее внешность с фактами из ее досье – три внебрачных ребенка еще до семнадцати лет, два побега, после чего ее долго искали, длинный перечень магазинных краж. Юность Кей была сплошным поиском приключений, и его кульминацией стал приговор суда, согласно которому ее поместили в психиатрическую лечебницу штата за три месяца до того, как она должна была окончить школу. Теперь ей было двадцать два года. Казалось, что пять лет, проведенные в лечебнице, полностью задавили в ней того человека, каким она была раньше.
Еще двух других постояльцев, которых я знал, Джерри Кантера и Дьюи, в комнате не было. Второй стол занимали четыре женщины, их лица были мне совершенно незнакомы. Искушение попытаться отгадать, кто из них кто, исходя из имеющихся в досье фактов, было почти непреодолимым, но я все же сумел сдержаться и постарался не глазеть на них. Они же, как, впрочем, и все остальные, не проявили особого интереса к тому, что в столовой объявился некий субъект в пижамной куртке.
