Имя убийцы - Незнанский Фридрих Евсеевич (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
— Привет, — прошептал Турецкий.
— Сами вы привет… — прошептала она, закрывая глаза. Впрочем, подумала и открыла. — Говорят, я буду жить — они не врут, Александр Борисович?
— Врачи никогда не врут. — Он склонился и поцеловал ее в щеку, которая тут же заалела. — Раз сказали — будете жить, значит, будете.
— Жалко, что я вас подвела… — она вздохнула. — До Татарцева не дозвонилась, схватила попутку, помчалась. Из кустов опять пыталась дозвониться, но не успела…
— Все в порядке. — Он приложил палец к ее губам. — Все в порядке, дело закончено, все почести достанутся мжельской милиции, не забудут и про вас. Спите, Эльвира, я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке. Завтра еще раз приду… если моя физиономия, конечно, не вызывает у вас негодования.
— Приходите, — она прыснула.
— Договорились. — Он наклонился, поцеловал ее еще раз — в забавную ямочку между щекой и краешком губы.
Остаток ночи он провел в ночном баре неподалеку от прибежища местной исполнительной власти. Пил коньяк крохотными стопочками, тупо таращился на барную стойку. Одолел дюжину «дринков», отшил ночную бабочку, побрел на выход. В шесть утра с бутылкой водки под мышкой он дотащился до затрапезной трехэтажки на краю городка, поднялся на последний этаж, заколотился в трухлявую дверь. Когда Мышкевич допрыгал на одной ноге до двери, он уже обдумывал, не полить ли облезлые стены подъезда.
— Александр Борисович… — журналист растерялся. Он спал. Сломанная нога не мешала, оказывается, спать.
— Ну, чего вылупился, Эдик? — пьяно вопросил Турецкий. — Я пришел к тебе с приветом — вот… — Он помахал литровой бутылкой.
— Входите, конечно… — Мышкевич и растерялся, и обрадовался, засуетился. — А вы знаете, меня в больнице продержали не больше часа. Сделали снимок, наложили гипс и пнули. Хорошо, санитар со смены возвращался, подбросил меня до дома.
— Накрывай, Эдик, болтать будем, научишь меня добывать информацию. — Турецкий хлопнул бутылкой по столу. Зарылся в холодильник, напевая: — Весь покрытый плесенью, абсолютно весь, в белом холодильнике сыр французский есть…
— А вы знаете, я теперь почти не пью, — вспомнил Мышкевич.
— А мне начхать, — отмахнулся Турецкий. — Не бойся совершенства, Эдик, оно тебе не грозит…
Он пил по-черному и не пьянел. К восьми утра Мышкевич завалился спать, Турецкий собрался, поплелся в гостиницу через весь городок. Мжельск уже просыпался, открывались магазины, выбирались из своих укрытий похмельные дворники с метлами. На остановке стояли люди, куда-то собравшиеся в выходной день. Кто-то шутил, что, если выйти из дома пораньше, можно успеть на предыдущий автобус. Медленно проехала машина ППС — сержант придирчиво осмотрел плетущегося вдоль обочины пешехода с нехарактерным для провинций экстерьером. Разглядел лицо, что-то буркнул водителю, машина поехала дальше. У городской церквушки его пробило на благотворительность — сунул бродяге, которому недавно хорошо надавали по репе, крупную купюру. До гостиницы так и не добрался — подвернулось второсортное питейное заведение, и он забрел в него, чтобы пропустить стаканчик-другой. Снова пил и не пьянел. Зазвонил телефон.
— Здравствуй, дорогой, — вежливо сказал Меркулов. — Ну и голосок у тебя. Спишь?
Он булькнул что-то невразумительное.
— Какой-то длинный у тебя тормозной путь, Саня, — заметил Меркулов. — Знаешь анекдот? Приходит эстонский мальчик домой, а у него уже жена и двое детишек…
— Ты на что-то намекаешь? — проворчал Турецкий.
— Ну вот, теперь узнаю, — обрадовался Меркулов. — Только не говори, что ты пьешь с утра пораньше.
— Пью.
— Ну и дурак. Избавляешься от комплекса неполноценности?
— У меня нет комплекса неполноценности. Я действительно неполноценный. Но я работаю над собой, — быстро добавил он, когда на том конце телефонной линии воцарилось недоуменное молчание.
— Ясненько, — протянул Меркулов. — А про работу ты случайно не забыл?
— Сделал я вашу работу, — проворчал Турецкий. — Серьезно, сделал, Константин Дмитриевич. Осталась техническая сторона, но с ней, я думаю, милиция справится. Слушай, может, избавишь меня от своего голоса? Так жутко раскалывается голова…
Почему алкоголь не избавлял его от головной боли? Обрушился шквал телефонных звонков — он не успевал донести рюмку до рта. Звонил майор Багульник — попросил Турецкого, как только образуется свободная минутка, зайти в управление, подумать вместе, как разгрести эту кучу дерьма. Он ответил, что зайти не сможет, только заползти. Позвонил прокурор Сыроватов, поздравил с успешно проделанной работой, выразил уверенность в завуалированной форме, что теперь-то знаменитый сыщик избавит городок от своего назойливого присутствия. Турецкий сказал, что поздравления принимаются, но виновен в случившемся не он один, а целый коллектив товарищей. Позвонила Маргарита из ФСБ, сказала, что до нее дошли определенные слухи. Он ответил, что слухи вполне обоснованные, он благодарит федеральную службу за содействие в работе, особенно за обезвреживание одноногого злодея Мышкевича. Позвонили из секретариата Генеральной прокуратуры, и официальный женский голос, немного похожий на голос с того света (Турецкий задрожал), поведал, что от имени и по поручению самого главного прокурора хочет знать, как протекает расследование и виден ли свет в конце тоннеля. Турецкий пробормотал, что дело практически завершено, а в конце тоннеля оказался не свет, а кромешная египетская тьма.
В завершение всей этой вакханалии позвонила дорогая супруга Ирина Генриховна.
— Как дела? — спросила сухо.
— Я все сделал, Ириша, — смиренно поведал Турецкий.
— Ты пьян?
— Безобразно…
— Почему?
— Тяжелая ночь, Ириша. Не то, что ты подумала.
Она помялась.
— А вчера… что было?
— Ничего.
— Ты уверен?
— Мне ли не знать?
— Ну, ладно, — она вздохнула облегченно. — Будет настроение, расскажешь. Сегодня не вернешься?
— Не думаю, Ириша. Здесь такая заварушка… Подозреваю, в определенных кругах постараются замять это дело, во всяком случае, общественность информировать не станут. И какая мне уготована роль в этом спектакле, пока не знаю. Буду вести себя, как настоящий скалолаз: главное, не залезть на скалу, а спуститься со скалы.
— Ты будешь осторожен?
— Как никогда, любимая. Пока. Целую, обожаю.
Он выпил стопку виски с каким-то подозрительным вкусом, стал прислушиваться к реагированию организма. Тень улеглась на барную стойку — кто-то пристроился рядом.
— Бармен, мартини, пожалуйста.
Он покосился вправо. Слетаются дневные бабочки после ночных? Нет, эту женщину он немного знал. Она не проститутка. У нее усталые глаза и натруженные, хотя не потерявшие формы руки.
— Здравствуйте, Александр Борисович, мы с вами уже несколько часов не виделись. — Домработница Ольга поставила сумочку на стойку, вынула заколку из волос, помотала спутанной шевелюрой, которая тут же красочно рассыпалась по плечам. Турецкий сглотнул. — Вы не против, если я тут, с вами?..
— Ни в коем случае… — он чуть не поперхнулся. — А как вы тут? Вы не меня, случайно, искали?
— Ни в коем случае, — она засмеялась. — Просто зашла — чтобы посмотреть на красивого мужчину.
— Женщины не смотрят на красивых мужчин, — Турецкий покраснел. — Женщины смотрят на мужчин с красивыми женщинами.
— Пусть будет так, — кивнула Ольга, принимая от бармена какой-то мутноватый напиток — видимо, с «новым и улучшенным вкусом». — Это было ужасно, Александр Борисович — то, что произошло сегодня ночью. До утра мы с Константином сидели в пустом доме — отрешенно смотрели друг на друга. Завтра утром меня вызывают в милицию, после обеда — в прокуратуру. В семье Бекасовых я больше работать не буду, сегодня же съеду. Нужно где-то переночевать. В вашей гостинице есть свободные места? Не составите мне компанию, Александр Борисович? А то как-то страшно…
Она смотрела на него вызывающе, соблазнительно, почти с требованием — раз уж сломали мою жизнь, то теперь компенсируйте. Подалась к нему, окутала ароматом хороших французских духов, в красивых глазах переливались ирония и что-то еще…
