Плохие привычки - Горбов Анатолий Анатолиевич (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
— Че, не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся…
Сообщение о смерти дяди Вовы стерло улыбку с лица Свина, но настроение не испортило. Удивило — да. Показалось странным и подозрительным — пожалуй. Но успех сегодняшней многоходовой операции все равно был более значимым. Тем более этим Кулешовым должен был с самого начала заниматься не он, а Коготь, которому за подобные дела Свин платит деньги. И деньги немалые!
Он улыбнулся и наполнил бокалы заново. Может быть, в том и причина неудач, что он берется не за свое дело? Ну что же, пусть за дело возьмется профессионал. Ведь сам Свин уже давно отошел от силовых операций. Да и методы их проведения заметно изменились с девяностых годов, когда Боря только-только входил в преступный мир.
Кое-что про ту аварию и ее последствия Коготь знал, кое-что прошло совершенно мимо него. Например, контракт дяди Вовы на устранение Кулешова. Борис Михайлович восполнил все пробелы, рассказав историю с самого начала — ну, конечно, в том виде, в котором представлял ее сам.
В конце Коготь только и смог, что развести руками. Нанимать профессионального киллера для какого-то лоха просто из-за того, что тот подставил свою машину и не уследил за языком? Да не стоит оно того!
Можно посчитать ребра в темном переулке. Или машину раздолбать битами. Или, на крайняк, подругу лоха по кругу пустить — и то это уже слишком. Нет, конечно, и завалить его можно — никто не спросит. Но смысл? Из пушки по воробьям?
Коготь, хохотнув, напомнил и о шуточках Лешича, которые никогда не были безобидными, но на которые всем, по приказу Свина, приходилось смотреть сквозь пальцы.
Свин подумал и решил, что его главный охранник прав. Этот разговор помог ему взглянуть на ситуацию под другим углом, и такой взгляд ему понравился — потому как заметно уменьшал размер нанесенного ему оскорбления.
В предложенном Меню Возмездия Борис Михайлович выбрал первое блюдо. Но двойную порцию — ибо решил он подстраховаться, испытывая некую истерически-суеверную боязнь, что его обидчику опять удастся-таки увильнуть от заслуженной расплаты.
Пока они приканчивали бутылку, в общих чертах обрисовался и план возмездия. Дело поручалось двум группам по 3 человека. Действовать они будут автономно, абсолютно не зная ничего друг о друге — все это для того, чтобы надеялись боевики исключительно на себя.
Чтобы они случайно не пересеклись, одну группу направят к дому Кулешова, а вторая должна будет отделать его, скажем, возле работы. Вознаграждение наемники получат только по факту — никаких авансов. При правильном раскладе работа, по крайней мере подготовительная, будет выполнена обеими командами. А деньги получат только те счастливчики, которые осуществят возмездие первыми. Закон эволюции — выживает сильнейший. Точнее, наиболее успешный.
ГЛАВА 45
Воспитание чувств
А я всегда говорила: когда родители правильно воспитывают детей, дети не тонут в лужах.
— Че, не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся… — тоже подавшись вперед, газелоид смешно выкатывал глаза и поднимал брови. Делать ему это было незачем — он и так был страшен…
Имея в руках оружие против него, данное мне синестезией, я перестал испытывать злость. Но преподать урок хаму не отказался бы ни за какие коврижки. А уж поверьте, коврижки и плюшки я очень люблю и уважаю!
На этот раз у меня все-таки получилось выдернуть из подопытного полноценный букет разных воспоминаний, ощущений и мыслеформ. Видимо, тех самых, что торчали повыше остальных. То есть были наиболее волнительными, значимыми. Происходила эта сельхозуборка психологических насаждений настолько быстро, что, как только охранничек закончил свою недипломатичную речь, в моем мозгу уже был полностью готов сценарий предстоящего выступления.
Сценарий складывался из полученного мною, пусть не фотографически точного, но вполне качественного пожизненного слепка с натуры газелоида. И состоял этот слепок из четырех составляющих, принесенных мне по разным чувственным каналам:
1. Помыкание матерью и общая высокомерность по отношению к людям, самой же матерью и взращенные, выразились почти фальцетным визгом, адресованным ей: «Ну и где, мля, моя глаженая майка? Ты че, тупая? Я эту уже надевал вчера, надо было постирать! И жрать эту хрень не буду — я же говорил, что нужно не говядину покупать, а телятину!» И последовавшим покорным ответом матери: «Сейчас, Арнольдик, сейчас!» «Вот же гад, — подумал я, — да его только за одну родительницу надо усыпить!»
2. Категорическая суеверность предстала в виде слайдов, на которых Арнольдик шарахается от черной кошки, перешедшей ему дорогу, и других — с многочисленными гороскопами на ближайший день. Кстати, именно сегодня у него по гороскопу — встреча с Загадочным и Необъяснимым. Очень хорошо — я люблю выступать в роли Загадочного и Необъяснимого.
3. Трусость, прикрытая хамством, отлично ощущалась через его собственное чувство физической боли, переходящее в страх и обиду. И чувства эти были настолько нежелательными, что Арнольдик был готов хамить всем и вся авансом, лишь бы его лишний раз не ударили. Хоть и случалось это, в силу внушительных габаритов, крайне редко. Вот такая привычка. Точнее, образ жизни — потому что закрепилась она уже на уровне первой сигнальной системы. Шучу, все исправимо.
4. И главным номером моей воспитательной программы обещал стать недавно начавшийся у Арнольдика эпизодический энурез, о котором я узнал с помощью того самого запашка, ставшего ключиком к его тайнам. Причиной энуреза являлась какая-то незначительная мочеполовая инфекция, как подсказывало мне его подсознание. Но он-то об этом пока не знал, целую неделю уже ходил в памперсах и бился в тихой истерике, решив, что сия кара всерьез и надолго. Это благодатная почва, ибо все мужчины весьма мнительны в отношении вопросов, связанных со здоровьем. Точнее, с нездоровьем.
Повторюсь, весь анализ и подготовка сценария заняли какую-то долю секунды. А последствия имели просто грандиозные. Когда он произнес:
— Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся… — я несильно дунул в лицо Арнольдика, прерывая его речь, и он оторопел, слегка приподнявшись со стула и застыв в этом неудобном положении. Оторопел одновременно и от необычности моей реакции, и оттого, что я его не испугался, и из-за собственного страха. А может быть, и от моей обаятельной улыбки?
Пока он не пришел в себя (а то еще с испугу повредит мой любимый опорно-двигательный аппарат или челюсть какую испортит!), я вступил в роль и плотоядно зашептал, старательно усиливая почти все шипящие, зудящие и хрипящие согласные и чуток растягивая гласные:
— Давно памперс-с-с-сы менял, Арнольдик? Ш-ш-што ж-ж-же ты ж-ж-ж-жешь поч-ч-чем з-з-зря, на ш-ш-шамана ш-ш-шипиш-ш-ш-шь? Тебе не говорили, ш-ш-што с колдунами опас-с-сно с-с-с-сориться? Мало тебе того, ш-ш-што с-с-с-сыш-ш-ш-шься?
Честное слово, даже самому уже было смешно, ибо речь моя очень уж напоминала змеиное шипение, и я сильно опасался ляпнуть что-нибудь из репертуара одного известного удава вроде «А в попугаях-то я гораздо длиннее!».
Арнольдик, однако, моего веселья не разделял и внимал мне, широко открыв рот, как зачарованный. Или как пришибленный? Потому что очень уж просилась в «немую сцену» из гоголевского «Ревизора» эта 130-килограммовая тушка, оторвавшая свое мощное седалище от всхлипнувшего в облегчении стула да так и застывшая с молчаливым зевом открытого рта. И с выражением лица, серьезно претендующим на звание наглядного пособия по диагностике клинического дебилизма.
— Если будешь уважать своих родителей и людей, с которыми общаешься, излечишься антибиотиками. А если и дальше будешь хамить, еще и стул расстроится — самопроизвольную дефекацию приобретешь! — закончил я свое страшное пророчество, перестав шипеть, потому что надоело. И снова дунул Арнольдику в лицо. Он «отмер», и это стало приговором для пожилого стула, на который вернулось тело, погруженное в Мысль.
