Оберег Святого Лазаря - Тарасевич Ольга Ивановна (библиотека электронных книг txt) 📗
Никаких голосов, никакой боли…
А ведь казалось – ни дня не будет уже никогда без этого сдавленного дыхания, без спазм в каждой клеточке тела…
Через пару месяцев она даже смогла вспоминать дочь без слез. Вспоминала первый серьезный взгляд своей девочки – в роддоме Маша посмотрела на маму с такой проницательностью, что у той душа ушла в пятки. Еще вспоминались первые слова дочки – пока трудно угадываемые, но такие прекрасные; и как здорово было просто идти по улице и чувствовать маленькую ручонку в своей ладони.
После рождения Маши беременность больше не наступала, хотя Евсения с Алексеем не использовали никаких средств контрацепции.
– Нам нужен еще один ребенок, – говорила Евсения, обнимая мужа. – Из смерти Маши мы уже сделали выводы. Теперь с малыша глаз не спустим.
– Ты права, – соглашался муж. – Наверное, мы слишком много работали. Это моя вина – я старался помочь как можно большему количеству людей и мало внимания уделял Маше. Теперь все будет иначе.
И все стало иначе.
Настолько иначе – что и представить невозможно.
После смерти Маши Евсении казалось: ничего трагичнее с ней произойти уже не может. Она до дна выпила чашу горьких страданий. Но оказалось – та чаша бездонна, и нет еще ни конца ни края мучениям.
Ее муж, ее бог, ее сильная и светлая половина – он тоже предал Евсению…
В тот день, когда все случилось, ей было неспокойно.
– Алексей, не надо никуда ехать. Останься дома, тревожно мне, – говорила Евсения, с необъяснимым страхом наблюдая за сборами мужа.
– Да нам столько всего купить нужно – и хлеб закончился, риса и сахара тоже нет! А еще я на строительный рынок хочу заехать, пила моя старая проржавела.
– Хорошо, тогда я еду с тобой, – Евсения подошла к шкафу, намереваясь достать синее платье с белым воротничком, которое так нравилось мужу. – С удовольствием прогуляюсь, посмотрю, что в магазинах.
Он бросил укоризненный взгляд:
– Родная, человек же приедет. Звонил, что уже выезжает.
В любой другой ситуации Евсения бы и спорить не стала.
Алексей в этом плане неисправим: чужая боль для него важнее, чем собственная, чужие проблемы надо решать в первую очередь, а не личные.
Но очень уж на душе скребли кошки. И еще ночью вдруг пришла Лачи. Шувани села на постель Евсении, задумчиво так посмотрела на свою ученицу, а потом внезапно исчезла.
Поэтому Евсения покачала головой и вытащила вешалку с платьем:
– С тобой поеду. Ничего, подождет нас пациент.
Неожиданно Алексей вдруг согласился:
– Хорошо.
И нежно поцеловал в висок.
«От судьбы все равно не уйдешь», – вдруг услышала Евсения грустный голос Лачи.
– Останься сейчас дома! – закричала она как сумасшедшая. – Ты умрешь!
Алексей мягко улыбнулся:
– Что ты, родная! Что за мысли!
Она упала перед ним на колени:
– Послушай, не надо. Всеми своими печенками чувствую, смерть идет. Не оставляй меня. Я же не смогу уже без тебя. Или убей. Убей, чтобы я больше не мучилась! Сначала Машенька, а теперь – ты?! Нет, слышишь, не хочу, я не хочу…
Евсения вцепилась в мужа, что было сил.
Он аккуратно убрал ее руки. Вытер слезы. Пригладил непослушные черные кучеряшки, которые всегда выбивались из хвоста, как туго ни затягивай резинку.
– Ну все, успокойся, милая моя. Поехали скорее. А на обратной дороге зайдем в кафе, закажем торт и мороженое. Все это лишнее, но изредка можно…
До кафе они не доехали.
Когда их «Жигули» корежил вылетевший на встречную полосу «КамАЗ», Евсения еще успела подумать: «Господи, забери меня вместе с ним, вместе с ним, пожалуйста».
Но Бог, как всегда, ее не услышал.
Алексей скончался еще до того, как его вытащили из машины.
Автомобиль смяло, словно консервную банку.
А на Евсении, сидевшей рядом с мужем, не было ни царапины…
– Евсения, ты убила меня. Убила… Родную сестру не пожалела…
Избавиться от Ляли – проще простого. Мертвые перед магами – куда беззащитнее живых. Стоит только подумать о том, чтобы душа ушла, – и вот уже нет ее, полетела к свету или тьме; ушла туда, дойти куда своими силами была не в состоянии.
Квартал, где живет маг, сразу заметен – он весь облеплен душами. Веками неупокоенные, они стремятся к тому, кто может дать им облегчение, и просят, просят: «Помоги мне, отпусти меня…» Стоят возле дома – но внутрь войти не могут; закрыта для них дорога. Защиту от духов на свой дом сделать просто: закрываешь окна, двери и вентиляционные отверстия – и надежная преграда для духов создана. А как иначе? Кому охота делать из своего дома проходной двор? Конечно, все маги защищают свое жилище. Да и вообще, если разобраться – не такое уж это и хорошее дело, помогать неупокоенной душе. Если она не ушла, если даже ангел-хранитель не помог уйти – значит, такой ей удел назначен, такое искупление; должна она на Земле вечность маяться. А тут маг со своей силой и помощью… Нельзя, лучше не стоит во все это вмешиваться.
Но Ляля, конечно, в свое время сама уйдет, помогать ей не требуется.
Можно было бы избавиться от нее пораньше. Как пришлось избавиться от души Мариам – чтобы не наболтала экстрасенсам лишнего. Но сестра – это другой случай. Пускай приходит в камеру, разговаривает, задает свои глупые вопросы. Все-таки какое-никакое – а развлечение.
– Зачем ты меня убила? – снова тоненько заплакала Ляля, и на ее полупрозрачной мордашке появилось точно такое же обиженное выражение, какое бывало в детстве, когда Евсения забирала у сестры игрушки. – Я бы еще пожить хотела. А ты подлая, подлая!
– А зачем тебе жить? – мысленно ответила Евсения и, почувствовав, что возле двери ее камеры никого нет, прилегла на нары. Вообще-то днем на них лежать запрещалось, но если охранник не пялится в глазок – то почему бы не нарушить этот дурацкий распорядок. – Ляля, вот ты мне скажи, зачем тебе было жить? Ты же всегда всем только мешала. Пользы от тебя вообще никакой не было, одни проблемы. Ты и в детстве не могла толком ни деньги выманить, ни товар продать. А сейчас что устроила? Меня же поймали из-за тебя, из-за глупости твоей и скрытности!
Сестра вздохнула:
– А что мне было делать? На каждом углу кричать, что мне уже больше сорока лет, а у меня никогда не было месячных? Сама знаешь, как у цыган к этому относятся. Сначала я только радовалась, что из тебя скверна льется, а у меня все в порядке. Потом, когда ты уже замуж вышла, стала беспокоиться, что со мной что-то не так, к врачу решила сходить. Захожу в кабинет – а там мужчина, на кресло кивает и говорит: «Проходите, раздевайтесь». Я как убежала оттуда, только пятки сверкали!
– Ну и дура! – прокомментировала Евсения, в глубине души совершенно не удивляясь такому поведению сестры. Ляля всегда была робкой, скромной – если не сказать диковатой. Плюс воспитание в цыганской общине действительно формирует сдержанное отношение к некоторым вопросам. – Пошла бы к другому врачу. Надо было найти другого гинеколога. И вообще, какая разница – женщина, мужчина. Они же врачи в первую очередь!
– А там двое всего гинекологов на наш городок. И оба мужики. А еще я стеснялась жутко. У меня там… ну, в общем, волос между ног вообще не было. Я и в баню поэтому не ходила, и когда переодевалась – старалась, чтобы меня не видел никто. Думала, смеяться надо мной будут…
– В Кишинев могла бы съездить, если бы захотела! А когда мы в Москву переехали, что тебе мешало к врачу нормальному пойти? Да сто лет назад надо было со мной откровенно обо всем этом поговорить! Дура ты, Лялька! Дурой забитой жила и померла такой же дурой.
– На самом деле ты не обо мне беспокоишься, а о себе! Если бы ты раньше знала, что у меня проблемы по женской части, то придумала бы иной план.
– Это точно, – вздохнула Евсения, поворачиваясь на другой бок. Нары жесткие, и долго лежать на них в одном положении очень больно. – Тогда, конечно, все было бы иначе.
– Сестра, слушай, а тебе не страшно? Я вот поняла, что мне за многое отвечать придется. Ты ведь права отчасти, жизнь моя впустую прошла. Проспала я свою жизнь, и вот сон закончился. Но нет на мне больших грехов. А на тебе – были и есть.
