Пуля для полпреда - Незнанский Фридрих Евсеевич (читать книги полностью .txt) 📗
– Ладно, убедили. Итак, в середине апреля Вершинин открывал сезон, и?
– И они уехали после рыбалки, а Друбич потом вернулся и сказал, что надо перед следующей рыбалкой сломать мотор лодки и как бы случайно выложить спасательные жилеты, которые постоянно там, в ящичке специальном под сиденьем, лежат.
– Вот так вот просто сказал? И вы его подальше не послали?
– Не смог я.
– То есть?
– Ну он деньги предложил, много, а на мне как раз долг висел.
– Покер?
Абрикосов кивнул.
– Значит, деньги вы взяли, а потом совесть взыграла?
– И совесть, конечно. – Он исподлобья уставился на «важняка». – И испугался я тоже. Мне же за этот мотор и в тюрьму идти, хорошо, если в тюрьму. А могли же и прибить по-тихому.
– Хорошо, – закончил беседу Турецкий. – Поедете с нами в Златогорск, оформим надлежащим образом ваши показания, а пока отдохните в соседней комнате.
– Меня будут судить? – кисло поинтересовался лодочник.
– О предъявлении вам обвинения поговорим позже.
Итак, Друбич, соображал Турецкий. Против него показания Таи: раз был второй выстрел, – значит, Друбич причастен к совершенному убийству Вершинина; показания Абрикосова: Друбич готовил несостоявшееся покушение на Вершинина на водохранилище; и показания Лемеховой: Друбич был кем-то куплен, – значит, этот кто-то имел полное право заказать ему Вершинина. Но всего этого совершенно недостаточно для ареста. Тая под протокол ничего не скажет, Лемехова, если поймет, что ничего реального, осязаемого у нас нет, тоже откажется от своих слов, остается Абрикосов. А этого чертовски мало.
Конечно, если баллистики подтвердят, что найденная Яковлевым пуля была из пистолета Друбича, будет проще. А если не подтвердят?
Нет, должны, просто обязаны подтвердить.
Друбича надо брать. Пусть пока без официального ордера, просто пригласить для разговора. Пожалуй, в полный отказ он не пойдет – не его стиль. Станет развеивать подозрения, опровергать наветы... Ну и пусть опровергает, может, удастся понять, кто за ним стоит. В конце концов, Друбича посадить не самое главное, надо вычислить заказчика.
Бутыгин или Соловьев? Кто все-таки?
– Ну что, Лия Георгиевна, вернемся и будем брать Друбича, – решительно заявил «важняк».
– На основании показаний Абрикосова?
– Почему? Не только Абрикосова, у нас уже много чего накопилось.
Турецкий вкратце пересказал Циклаури свои соображения. Пока он говорил, Лия все сильнее хмурилась.
– Вот так, значит?! – фыркнула она, как только он закончил.
– В чем дело? – не понял Турецкий. – Что вам не нравится?
– Наше с вами сотрудничество не нравится. Мы как бы вместе работаем, я вам все до последней запятой, а вы мне, оказывается...
– И я вам, оказывается, тоже все рассказал. По прилете отправитесь к Друбичу и привезете его в прокуратуру. Будет упираться – уговаривайте, очаровывайте, что хотите делайте, но доставьте его ко мне. Его нужно брать тепленьким, иначе выкрутится. И пистолет у него заберите, придумайте какие-нибудь вновь возникшие факты. Но про пулю молчите.
– Так арестуйте его! – недовольно сказала Лия. – К чему все это византийство?
– К тому, Лия Георгиевна, что без заключения баллистиков нет достаточных оснований для ареста, а как только они появятся, я уверен, завертится такая канитель! В итоге он или скроется, или, того хуже, «окажет сопротивление при аресте», – так или иначе, живым-здоровым он на допрос не попадет. Поэтому я попросил экспертизу отложить до нашего возвращения. Вы привезете ко мне Друбича и сразу – в экспертно-криминалистическую лабораторию. Пока я буду беседовать с ним за жизнь, как раз будут готовы результаты, вы немедленно звоните мне, и я Андрея Викторовича задерживаю. Все, он в наших руках, целый и невредимый.
– Здравствуйте, Андрей Викторович! – Турецкий поднялся Друбичу навстречу и долго тряс ему руку. – Спасибо, что не заставили себя ждать – дел по горло! Садитесь, пожалуйста. – Он сам подвинул Друбичу стул.
«Важняк» перехватил удивленный взгляд подполковника: еще бы, прошлая их беседа протекала в более официальном тоне, и после всего, что случилось (а смерть Голика и предательство омоновского комбата Осипова даже подставой не назовешь – только предательством), Друбич вряд ли имел основания рассчитывать на расположение Турецкого. Не мог же он, в самом деле, надеяться, что Турецкий пребывает в блаженном неведении, что не видит его, Друбича, ушей, торчащих из-за спины непосредственных участников событий. Это было бы слишком наивно, Друбич ни в коем случае не был наивен. Турецкий полагал, что достаточно точно просчитал позицию подполковника: Друбич понимает, что разговор его ждет тяжелый, что следователь видит в нем серьезного противника и не станет тратить время на мелкие уловки, устраивать проверку на вшивость, а с первой же фразы постарается взять в оборот. А тут нате вам! Улыбочка, стульчик подвигает, руку жмет, с чего бы? Понервничайте, господин подполковник, понервничайте, поломайте голову...
– Где ваша милая коллега? – спросил Друбич, поддержав дружественный тон Турецкого.
– Лия Георгиевна? Работает. Я думаю, к концу нашей беседы она появится и поможет нам окончательно все прояснить. «И пригвоздить тебя к стенке, гад!» – добавил про себя Турецкий.
– Вас взгляд выдает, Александр Борисович, – сказал Друбич с чуть заметным холодком в голосе, удобно устроившись на стуле. Сделал он это с аристократической грацией, как будто впитал манеры с материнским молоком, а потом еще десять лет обучался в закрытом пансионе садиться, вставать и говорить с достоинством, не выпячивая свой сан, но давая понять окружающим плебеям, будь они нищими или нуворишами, что они тебе неровня.
– И что же он выдает? – невинно, по-простецки поинтересовался Турецкий.
– Что вы приготовили сюрприз.
Приготовил и сюрприз, молча улыбнулся Турецкий, если баллистика покажет, что пуля из вашего пистолета, Андрей Викторович, – вот это будет сюрприз! Но главный сюрприз в другом. Вы считаете себя величайшим умником всех времен и народов?! Ну и замечательно. Вот и объясните мне, неразумному, как вы организовали убийство Вершинина, как добились, чтобы Яковлев признал свою вину, зачем распустили слухи, что Вершинин готовил покушения сам на себя и прочие мудреные вещи. Уйдете в отказ – мне и вправду концов с концами не свести. Но в отказ идут туповатые «братки», чтобы не ляпнуть лишнего, вы же не такой! Вы же полагаете, что запираться ниже вашего достоинства, вы же так любите водить всех за нос! Что ж, милости прошу.
– Александр Борисович, – Друбич укоризненно, не стараясь особо скрыть издевку, покачал головой, – что же вы молчите? Вы же говорили, что торопитесь! Может, вам плохо? Устали?
Пытается разозлить, подумал Турецкий, вряд ли он относится ко мне как к полному болвану, при всей его напыщенности.
– Да так, продуло слегка.
– Осень в Сибири обманчива, Александр Борисович. Здесь вам не Москва. Я полагаю, вы, как человек умный, в этом уже убедились.
– В Москве тоже временами поддувает. Мне не привыкать. Вам чаю налить?
– Не стоит. – Друбич сделал снисходительный жест: дескать, обойдусь, неприлично отвлекать столичного следователя по особо важным делам, утверждающего, что у него дел по горло, на всякую бытовую ерунду. Но потом смягчился: – Если только за компанию!
Турецкий аккуратно потрогал затылок ладонью:
– А может, вы и правы, Андрей Викторович. Не подскажете, случаем, народное сибирское средство от простуды? – Он придавил затылок изо всех сил, – прямо простреливает! Вам какой чай, с бергамотом или без?
– На ваш вкус.
Турецкий с головой погрузился в приготовление чая.
– Что ж, спасибо за доверие, – небрежно бросил он, сделав паузу в священнодействии, – постараюсь оправдать.
Исподволь он поглядывал на Друбича. У того на лице застыла дипломатическая улыбка, могущая скрывать все что угодно – от стремления к вечному миру и добрососедству до подготовки к войне. Войне до полного истребления противника.