Матросская тишина - Лазутин Иван Георгиевич (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Ну, все-таки: дня два-три, неделю, две недели или больше?
— Вы шутник, гражданин. Исчисляйте следствие не днями и не неделями, а месяцами.
Яновский задумался и, перед тем как уйти, спросил:
— А передачи?.. Можно передавать?
Следователь посмотрел в какой-то график, который он достал из стола, и сказал, в какие дни и в какие часы в следственном изоляторе на Матросской тишине принимают передачи.
— И только раз в месяц.
— Так редко? — удивился Яновский.
— Чаще не положено.
Когда Яновский вернулся к машине, Оксана, оторвавшись от книги, подняла на него свои большие глаза.
— Ну как?.. Где он?
— В тюрьме.
— За что?
— Влип в ужасное. Ограбление квартиры. Причем ограбление групповое. А это уже хуже. — И, помолчав, хмуро продолжил: — Я всегда чувствовал, что в крови этого недоросля подмешаны гены преступника. Еще не известно, кто его родной отец. Моя благоверная, сколько я ни допытывался, кто настоящий отец этого подкидыша, всегда плела мне сказку по-разному. И чтобы как-то оградить своего отпрыска, она старалась обвинить себя и возвысить свою первую любовь, вину перед которой ей никогда не искупить.
— Она просто хитрая и прожженная бестия. Другая бы так начала поносить и лить грязь на человека, с которым разошлась, а эта, видишь, нахваливает. И тебя-то заманила, разыграв из себя несчастную брошенку.
— Нет, ты напрасно так строго судишь ее. Она не подлая, она просто неинтересная. Ну а сейчас, когда она дышит на ладан, плохо говорить о ней — грешно и жестоко.
— И сколько же дадут ему?
— Это определит суд. Дежурный сказал, что до суда пройдет не один и не два месяца.
— И все это время он будет находиться в тюрьме?
— Естественно. Статья серьезная.
— А она? — Оксана завела машину и тронулась.
— Что — она?
— Сколько она пробудет в больнице?
— Я говорил с лечащим врачом: месяца полтора-два, не меньше. И то это в том случае, если не будет ухудшений.
Оксана затаенно улыбнулась, и в этой улыбке Яновский прочитал многое: и то, что встречаться они будут каждый день, и не только день, но и ночь у них будет общая, и что арест Валерия тоже работает на ее планы.
— Куда мы сейчас? — спросил Яновский.
— У тебя есть деньги? — рассеянно спросила Оксана и резко затормозила машину перед красным светофором.
— Немного.
— Сколько?
— Рублей тридцать.
Оксана глухо рассмеялась.
— И это все, на что мы будем жить август и сентябрь? Нам на хлеб и сигареты не хватит.
Яновский ничего не ответил. Откинувшись на спинку сиденья, он поднял высоко голову и сидел неподвижно с закрытыми глазами.
— Что же ты молчишь, мой повелитель?
— У нее есть один резерв, но он для меня был всегда неприкосновенным.
— Что это за резерв?
— Целый год она копила сыну на мопед. В сентябре собиралась купить.
— Сколько он стоит?
— Что-то около трехсот рублей.
— Это уже сумма! — Прикурив от механического патрона, вмонтированного в машине, Оксана желчно улыбнулась. — В октябре — ноябре ее чадо будет возить тачки где-нибудь на рудниках или гонять вагонетки на шахтах. Так что объясни ей: пусть с мопедом пока повременит. Он заржавеет, пока дождется своего хозяина. Нам нужны деньги.
— Ты циник, Оксана.
— Я реалистка. — И, резко повернувшись к Яновскому, в упор, словно выстрелив глазами, посмотрела на него зло и осуждающе. — Ты, наверное, забыл, что были у нас денечки, когда я не боялась вторгаться в запретные резервы отца. И ты в этих случаях был олимпийски спокоен. Даже подбадривал меня.
— Ты меня ставишь в мерзкое положение, Оксана.
— А ты меня ставишь в положение погорельца. Послезавтра у меня будут просрочены все ломбардные квитанции.
Несколько минут ехали молча, каждый мысленно выискивал доводы своей правоты в неприятном и всегда унижающем человеческое достоинство разговоре о деньгах.
— Хорошо, я возьму часть денег, что она копила сыну на мопед, только учти: потом мне придется как ужу изворачиваться, чтобы объяснить, на что я их потратил.
— Почему часть? Нужно взять все деньги. Около трехсот рублей уйдет только на выкуп вещей в ломбарде.
— Мы их тут же перезаложим и вернем эти же деньги. Может быть, с разницей в восемь — десять рублей.
— Какой же ты умный!.. Какой ты у меня догадливый!.. Тебе можно без защиты диссертации присваивать доктора экономических наук.
— Прошу без злых шуток и не мешать мою диссертацию с ломбардными квитанциями.
Оксана посмотрела на Яновского так, что тот поежился. Последние два месяца она не раз говорила ему о беспокойстве отца за его диссертацию, о том, что «ВАК свирепствует», что «ученый совет при защите хвалит, а при тайном голосовании пускает черные шары», что последние три года все защитившие кандидатские диссертации с превеликим трудом получают в московских институтах места ассистентов с окладом в сто двадцать рублей…
— Не гневайся, мой ангел, что-нибудь придумаем, — умиротворенно сказал Яновский.
— Нужно не придумывать, а действовать!.. Через неделю я должна выехать в санаторий. Неужели ты хочешь, чтобы я была там как общипанная курица?!.. — Оксана бросила руль машины, идущей на большой скорости, и судорожно поднесла к лицу Яновского руки с растопыренными пальцами. — Любуйся!..
Только теперь Яновский обратил внимание, что на пальцах ее рук не было ни одного перстня.
— А кого ты собираешься соблазнять и очаровывать там своими драгоценностями? — с язвительным подтекстом, в котором сквозила неприкрытая ревность, спросил Яновский.
— Кого?.. Ты не догадываешься, кого я собираюсь очаровывать? — Оксана искоса бросила насмешливый взгляд на Яновского.
— Да!.. Кого?!
— Песчаный пляж и Черное море! — Довольная своим ответом, Оксана рассмеялась. — Теперь ты успокоился, мой без пяти минут кандидат наук и без двух-трех месяцев законный муж?
— Да… Я успокоился… — с расстановкой ответил Яновский.
— Ну и умничка! А теперь поедем к тебе за пиастрами, которые мы вернем их владелице при первой же возможности. — После паузы тихо спросила: — Где на этот раз поставим машину? Как всегда, по-воровски в Пименовском переулке? — И, горестно вздохнув, отрешенно проговорила: — Ох, как мне осточертела эта мерзкая конспирация!
— Потерпи еще немного, милая.
— Так где мне остановиться?
— Давай во двор! Прямо к моему подъезду! — решительно сказал Яновский, но его пыл остудила Оксана.
— А дворник?! Как он посмотрит на твое мужество? — Язвительный тон, с которым прозвучал вопрос Оксаны, заставил Яновского изменить решение.
— Не будем дразнить гусей. Ты права: наш дворник ехиден и злопамятен, как язва моровая. Он за мной следит. Я это почувствовал еще в прошлом году. Старик воевал в гвардейских частях и гордится, что всех жильцов своего дома он видит как под рентгеном.
И на этот раз Оксана поставила «Жигули» в Пименовском переулке.
— Пока ты сходишь за деньгами, я позвоню домой: узнаю, не принесли ли билет. Заказывала его на сегодняшнее число.
— А кому его передадут? Ведь дома ты осталась одна?
— Я попросила посидеть у нас тетю Лушу. Не могу же я из-за билета, без гроша в кармане, как привязанная собачонка, сидеть дома и ждать, когда агент принесет мне билет на самолет.
Пока Яновский ходил домой, Оксана зашла в магазин «Вино» и, прикидывая, сколько они могут потратить на спиртное из денег, которые должен принести Яновский, решила: «Две бутылки коньяка, полдюжины — бутылок сухого вина и дюжину пепси-колы. Так, чтобы отшельниками сидеть целую неделю на даче».
Когда Оксана вернулась из магазина, Яновский уже прохаживался неподалеку от машины и о чем-то, судя по его виду, сосредоточенно думал.
— У тебя на лице печать смертного приговора! — пошутила Оксана. — Выше голову, рыцарь!.. У нас впереди вечность!.. Будут еще и не такие штормы.
— Тебе об этом говорить легко, — подавленно сказал Яновский. — А какими глазами я буду смотреть в ее глаза, когда она вернется из больницы? Чем будем отдавать?
