Прилив - Льювеллин Сэм (книги регистрация онлайн txt) 📗

Наконец я вырвался на поверхность, вдохнул и заметил длинные ревущие полоски пены, бегущие в общей массе белизны. Затем волна с грохотом обрушилась на меня и я врезался головой и плечами во что-то очень твердое. «Ах, да, — подумала часть меня, словно бы отдаленная от громыхания волн. — Это бетонированные садки для хранения моллюсков. Их сооружают вблизи берега».

Вслед за этим пришла боль и меня снова швырнуло: глаза и рот широко открыты, в голове ритмы тамтама. Волна подняла меня, покачала на гребне, швырнула на покрытый крупными камнями берег и откатилась.

Я лежал на валунах среди дождя и ветра, чувствуя вкус крови на губах. Мой стон напоминал мяуканье.

Затем я заставил руки и колени передвигать меня вперед через камни. Обломки устричных раковин впивались в ладони, но я не ощущал их: нервная система бездействовала уже добрых полчаса.

Продолжая карабкаться, я следовал своего рода эволюционному инстинкту: держись, насколько возможно, подальше от воды, чтобы не дотянулись до тебя ее сильные, цепкие руки. Вот уже галька стенки набережной. Я подымался все выше. Там, на идущей вдоль берега песчаной дороге, я оглянулся и увидел темное побережье и белые буруны. Что-то длинное и черное лениво ворочалось там, словно мертвый кит. А позади, далеко, в направлении огней Сан-Мартен-де-Ре расцветал и исчезал в чернильно-черном море маленький кроваво-красный огонек: глаз, который открывается, окидывает взором море и вновь закрывается.

Не замечая меня.

Пошатываясь, я пересек дорогу и упал на мягкую просоленную прибрежную траву. Тут было тепло, безветренно и пахло свежим сеном. Я вдохнул поглубже. Где-то на дороге остановилась машина. Там горели огни и слышался шум голосов.

Я спал.

Глава 25

Свет будто рычагом раздвигал мои веки. Я старался не открывать глаз. Было такое ощущение, будто меня избили дубинками, в голове медленно пульсировала ослепляющая боль. Возле моего лица колыхалась трава. Я открыл глаза.

Довольно долго я не мог видеть ничего, кроме сплошного ослепительно белого блеска. Затем сами собой сформировались плоскости: зеленый траверс стенки набережной, бело-голубой ослепительный свод неба. Едва передвигая ноги, я потащился на стенку набережной, к дороге.

На первые шаги, казалось, уходило по часу. Затем я начал припоминать, как ходят, и жизнь полегчала, хотя ненамного.

Дорога опустела, ветер потерял силу. Был отлив. «Аркансьель» лежал на боку посреди устричной отмели. Его черный корпус, отшлифованный булыжниками и песком, потускнел. Там, где следовало бы находиться крыше капитанской каюты, зияла дыра, а ил вокруг яхты был усыпан обломками мачты и такелажа.

Я подобрал кусок плавника [35], чтобы использовать его в качестве трости, и, испытывая ужасные муки, заковылял на юг вдоль белой дороги, бегущей по стенке набережной.

Дорога эта жгла глаза, словно раскаленный добела металлический брусок. Казалось, я не понимал, куда иду. Я не ощущал ничего, кроме моря справа и зеленой плоской земли слева.

Минут, должно быть, через двадцать я вышел к скоплению лачуг с цементными резервуарами для воды за проволочными изгородями. Там лаяли восточноевропейские овчарки. Двое мужчин управляли тягачами, груженными устрицами. Они не обратили на меня внимания.

Я двинулся дальше. Впереди стояла еще одна лачуга. Что-то знакомое почудилось в ней. Под ногами перекатывалась галька. И меня осенило: именно здесь я уловил тогда запах лосьона «После бритья», а холодный металлический ствол ружья уперся в мою челюсть. И бушевали языки пламени.

Мышцы моих рук налились огнем. Пошатываясь, я по камням преодолел последние десять ярдов. Дверь все еще была обуглена. И заперта. Я поднял булыжник — дверь поддалась. Я рухнул на груду сетей и на меня вновь обрушился мрак.

Некоторое время спустя я услышал чьи-то проклятия. Покопавшись в памяти, я припомнил, где нахожусь.

— Кристоф, — пробормотал я.

— Боже мой! — воскликнул он.

У меня возникло ощущение, что рот мой окаменел: язык не повиновался.

— Тибо мертв, — сообщил я. — Никому не говори, что я здесь.

Слова хлынули из Кристофа потоком.

— Вы оба мертвы, — сказал он. — Бедняга Тибо. Я видел его. Похоже, в нем совсем не осталось крови, словно он — человек из мрамора. Я и еще несколько человек вытащили его на берег. Говорили, что вы погибли в море: якорная цепь оборвалась.

Я не находил слов от печали. Большой печали. Слезы струились из моих глаз, обжигая щеки.

Тень Кристофа упала на меня, и я почувствовал исходящий от его одежды запах выдохшегося коньяка и табака.

— Мой бедный друг, — сказал он и засуетился вокруг меня: укрыл одеялом, дал стакан воды и коньяку, которого я совсем не хотел. Все это время в моей голове, словно на закольцованной магнитофонной пленке, вертелись его слова: «Вы оба мертвы».

— Я мертв, — изрек я.

— Что? — не расслышал Кристоф. Его старое загорелое лицо было грустным и взволнованным.

— Никому не говори, что я жив. Я должен скрываться. Как в Сопротивлении.

— А! — Лицо Кристофа засветилось пониманием.

И я вновь провалился в забытье.

Я, видимо, заболел. Потом все происходило как в тумане. Темнота сменялась светом. Кто-то давал мне суп, который я выпивал, и коньяк, от которого я отказывался. Трудно сказать, сколько раз день сменялся ночью, прежде чем боль перестала полыхать огнем в моих костях и стала тупой. Голова уже не раскалывалась и в мыслях не было сумбура. Должно быть, для этого потребовалось немало времени. Трудно сказать, сколько именно.

Когда, судя по снопу солнечного света, прокрадывавшегося через голубые ставни, наступало утро, приходил Кристоф. Он бывал здесь дважды в день. В то утро я сказал:

— Кристоф, я хочу поблагодарить тебя за все.

— Да о чем вы, — отмахнулся он. — Вы помогали Тибо, он помогал мне. Все правильно.

— Кто-нибудь знает, что я здесь? — спросил я.

Лицо Кристофа вспыхнуло за белой щетиной.

— Вам следует помнить, что и я был в Сопротивлении, — укорил он меня.

Я помнил.

— Прости!

Кристоф пожал плечами.

— Ну, конечно же, вы имеете право спросить.

— Бьянка Дафи все еще в ресторане? — поинтересовался я.

— Дафи?

— Темноволосая женщина. Хорошенькая.

— Я узнаю.

Кристоф достал из внутреннего кармана своей синей холщовой куртки фирменный пакет магазина самообслуживания.

— Здесь еда, — сказал он и ушел. Я услышал, как ключ повернулся в замке.

В пакете оказался хлеб, сыр, кусок холодной рыбы и початая бутылка белого столового вина. Я все съел, выпил вино и заснул обычным здоровым сном, а не впал, как прежде, в беспамятство в холодном поту и с лихорадочными видениями. Я пробудился в темноте. В двери Дребезжал ключ. Пришел Кристоф. И с ним — его сестра: ее кулаки были решительно засунуты в карманы.

— Я привел Жизель, — сказал Кристоф. — Она в курсе того, что происходит в ресторане.

Глаза Жизель были заплаканы.

— Господин Тибо мертв, — сказала она.

— Нам это известно, дуреха, — прервал ее Кристоф. — Ты ему все остальное расскажи.

— Мадемуазель Фрэнки уехала, как вы знаете.

— А Бьянка? Темноволосая такая.

— Она уехала одновременно с вами. На прошлой неделе вернулась, но только на одну ночь. А затем снова уехала. Бьянка спрашивала о вас. — У Жизель был неуверенный заговорщический вид. — Когда она узнала, что вас нет, то плакала. Думаю, она влюблена.

— Окажи господину честь: оставь свои замечания при себе, — одернул ее Кристоф.

— А она не оставила адрес?

— Нет, — сказала Жизель.

Сердце мое упало.

— Во всяком случае, не номер дома. До востребования.

— Откуда ты знаешь? — спросил Кристоф.

— От господина Жерарда. Он сейчас управляет рестораном. И отнюдь не счастлив этим.

— "До востребования" где?

— Сен-Жан-де-Сабль, — выпалила Жизель.