Чистильщик - Соловьев Дмитрий (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Старший лейтенант Ковалев поднял к глазам бинокль ночного видения, разглядывая территорию бывшего пионерского лагеря. Белые ночи позволяли все видеть ясно, как на ладони, но бинокль давал возможность разглядеть еще больше, до мимики на лице и папилярных узоров на пальцах. Полкилометра, а хоть руку протяни. Двенадцатикратный бинокль как-никак.
Два часа протянулись нудно и тоскливо. Стало холодать, но битум крыши все еще грел живот. Ковалев поудобнее передвинул кобуру – слава богу, наконец-то начальство разрешило таскать оружие и во внеслужебное время. Со скрипом, тягомотно – но разрешило. Правда, питерские коллеги говорили, что им этого не разрешали, но Ковалев почувствовал себя уверенней, ощущая приятную тяжесть «пээма» на поясе.
В двенадцать Ковалев бесшумно сполз с крыши и, укрывшись за сараем, закурил, пряча сигарету в кулаке, как привык курить в карауле еще в армии. Высосав сигарету «Apollo-Soyuz» в три затяжки, Сергей вернулся на крышу. И тотчас же замер, снова увидев знакомые ящики.
Он соскользнул с сарая, вынимая на ходу пистолет. Уже на земле он снял оружие с предохранителя и передернул затвор. И появился во дворе бывшего пионерлагеря, а ныне – пристанища секты в тот момент, когда босоногие и лысые послушники стали сгружать вторую партию ящиков.
– А ну-ка, ребятки, – негромко произнес Ковалев, – руки в гору. Становись на колени.
Сектанты послушно опустились на пятки, заложив руки за голову. Свободной рукой старший лейтенант рванул защелки одного из ящиков, и на землю посыпались завернутые в промасленную пергаментную бумагу АКМы и пустые магазины к ним. И в тот же момент левое плечо опера рвануло болью.
Слепо выстрелив в пространство, Ковалев бросился бежать. Пули, выпущенные из стволов с пэбээсами, рванули землю рядом с ним и доски забора в ограде лагеря, которую он ухитрился перемахнуть. Сделав большой крюк, Ковалев, зажимая простреленный бицепс, пробрался к дому, где помещался наблюдательный пункт Иваныча. В чьем-то огороде он остановился, сдернул брючный ремень, уронив на землю потертую поясную кобуру, перетянул им руку выше раны, остановил кровь.
На крыльце Иванычева дома Ковалев остановился. Пистолет, небрежно засунутый в карман куртки, сам прыгнул в руку. Дверь в домик, который Иваныч «временно снял в аренду», была приоткрыта, чего никогда не делал отставной участковый капитан Глуздырев. Осторожно прокравшись в дом, Ковалев обнаружил, как всегда, Иваныча в кухне, только из его спины торчала рукоятка ножа. А кассетоприемник видеокамеры зиял убийственной пустотой.
Пачкая лицо кровью, Ковалев обхватил голову руками. Все внезапно осыпалось, став ненужным и пустым.
Доктор Коренев попытался себя обезопасить, хотя понимал, что против тех профи, что работали с ним две недели назад, у него нет шансов. Но все равно он вскрыл тайник, оставленный у него Вадимом, и извлек оттуда ПСБ
и коробку патронов. Он очень надеялся, что применять орудие не придется. Самым мощным оружием он считал все-гаки информацию.
Пистолет Самозарядный Бесшумный на базе пистолета Макарова
Отправив письмо Мирдзе и Вадиму, Коренев получил в ответ предупреждение об опасности, которое подразумевало моментальную смену места жительства. Но, чувствуя за собой слежку, он не стал этого делать, лишь начал внимательнее наблюдать за своим окружением. И довольно скоро обнаружил слежку. Не особо скрываясь, его вели до работы, к домам пациентов и на дружеские пьянки, буде они случались. Даже телефон поставили на прослушивание. Вот и сегодня, выходя на прогулку, Виктор от нечего делать позвонил своему старинному другу Янису Престиньшу, Янке, и услышал в трубке характерный щелчок. Аппаратура прослушивания была старая, но пасли Виктора слишком явно, поэтому он не удивился этому «старье берем».
Лирическое отступление № 1.
Боже мой, что может быть прекраснее полнолуния ранней зимой?! Пожалуй, лишь полнолуние летом, но тогда не увидишь этого клочковатого снега, перемежающегося с пучками не засыпанной им пожухлой травы, словно зимний камуфляж на броне – пятно белого, пятно бурого, пятно темно-серого.
И твоя тень скользит среди таких же призрачных теней деревьев – тень тени. Мир ирреален. И все, как и ты, – лишь отображение вещественных объектов иного мира, игра масок.
Посасывая пиво из горлышка, ты идешь, стирая и без того призрачную границу между двумя Петергофами, растворяясь в свете полной – или почти полной – луны. В принципе разницы нет никакой – на глаз не отличить, насколько кругла эта светящаяся желтая тарелка в небе. И ты шагаешь, тяжело припадая на правую ногу, подпираешь себя тростью, которую держишь рукой без перчатки – сегодня ночью вдруг растеплелось, не так, как днем, когда солнце, наоборот, вымораживало все внутренности.
И ты бредешь заброшенными петергофскими парками, которых почти никогда не видят туристы, а знают лишь местные, да и то не все. Проходя мимо «головы» – огромного изваяния из цельного камня, из-под подбородка которой сочится вода, а должна бы – из дырки между глаз. ты шутливо козыряешь, а внутри колеблется стойкое убеждение, что голова – живая, что она видит тебя.
Сплюнув, ты проходишь Старым Петергофом, мимо интерната, где учился некогда, и углубляешься в простреливаемый со всех сторон ветрами реденький парк. Машин на дороге почти и нету, можно легко перепутать, где Старый, а где Новый Петергоф. Но, увы, тебе не спутать – слишком уж хорошо ты знаешь местность.
Пиво кончилось, но в кармане бьется и булькает в бутыли молдавское вино, которое ты откроешь дома. И ты начинаешь торопиться, подгонять себя. Полнолуние не даст уснуть и не даст пьяного забытья. Степлившийся, подталый снег скрипит под ногами и зовет: «Домой, домой!» Но ты не хочешь покинуть это полнолуние. Хотя ночь и тот, что спрятан в ней, зовут тебя.
