Только не дворецкий - Блейк Николас (читаем книги .TXT) 📗
После того как детектив уехал, мистер Клерихью подошел к телефону и вызвал из соседнего отеля молодого англичанина по фамилии Льюис, которому время от времени поручал разнюхивать, где на Ближнем Востоке можно приобрести редкие вина. В последний раз ему было доверено опасное дело: Клерихью послал его, чтобы он попытался прощупать содержимое одного из самых больших погребов, который даже после войны был переполнен благородными винами. Льюис вернулся с пустыми руками, зато добыл информацию, которая давала надежду позже, при помощи дипломатии и подкупа, переместить некоторые из этих вин с Востока в погреб Клерихью.
— Рейнвейн, «Штайнберг Кабинет» 1868, бочонок 4569, — сказал Клерихью почтительным шепотом, — кларет (двойной магнум лафита 1864 года) и токайское года кометы.
Можно ли было достать их где-нибудь еще?
Льюис покачал головой и, оглядев комнатку, словно боясь, что их подслушивают, шепотом ответил:
— Я же вам рассказывал, чего мне стоило хотя бы взглянуть на опись погреба. Все вина, которые вы перечислили, были куплены на имя…
Льюис умолк и написал что-то на клочке бумаги. Клерихью взглянул на него, торопливо разорвал бумагу и бросил ее в огонь.
— Вот как, — сказал мистер Клерихью самому себе, едва Льюис ушел. — Осталось только выяснить, куда делся Балтийский договор.
Несколько минут размышлений, беглый просмотр справочника «Кто есть кто» — и с уверенностью человека, решившего два вопроса разом, мистер Клерихью надел шляпу, пальто и исчез за дверью.
Он поехал в модный бридж-клуб и попросил таксиста подождать. Леди Эрика накануне обмолвилась, что обычно проводит вторую половину дня там, и мистер Клерихью предположил, что сегодня она не изменит своей привычке. Его предположение оправдалось, и через некоторое время, которое для мистера Клерихью тянулось столь долго, что он начал беспокоиться, сколько натикает счетчик таксиста, леди Эрика спустилась и поприветствовала его с несколько преувеличенной светскостью.
— Простите, что заставила вас ждать, но мне нужно было окончить роббер. Какое несчастье, бедный Мэнтон! Меня сегодня утром долго допрашивали, но я ничем не могла помочь. Наверняка это все ужасные большевики!
— Я хочу пригласить вас на автомобильную прогулку, — сказал мистер Клерихью, смиренно опуская глаза и удивляясь, что так запросто разговаривает со столь прекрасной женщиной.
Леди Эрика подняла брови.
— Я бы мог быть вам полезен: я бы избавил вас от опасного документа и направил бы его по нужному адресу, — продолжал он.
На секунду она открыла рот от изумления. Впрочем, она тотчас же взяла себя в руки, и мистер Клерихью вдруг почувствовал, что попал в тигриное логово.
— Нет-нет, — добавил он поспешно, — я ваш друг. Я хочу вам помочь. Исполнение приговора — не преступление.
Леди Эрика смерила взглядом маленького виноторговца. Прошлым вечером он в ее глазах сливался с интерьером — она сочла его занудой, который только и может, что говорить о винах. Теперь леди Эрика чувствовала его восхищение и мягкую доброту. Во всяком случае, он был безопасен. Поэтому, слабо возражая ради приличия и делая вид, что ничего не поняла, леди Эрика позволила усадить себя в кэб и услышала, что мистер Клерихью велел водителю ездить вокруг парка и ждать дальнейших указаний.
Некоторое время мистер Клерихью сидел молча, гордый тем, что едет в автомобиле рядом с необыкновенно красивой женщиной.
Наконец он откашлялся и тихо сказал:
— Как хорошо! Парк прекрасен даже зимой. Скажите, ведь документ при вас?
Леди Эрика молчала.
— Ну конечно же он при вас! Давайте я выгляну в окно, пока вы будете его доставать. Подумайте, каким облегчением для вас будет избавиться от этой ноши и быть уверенной, что документ отправится по нужному адресу. Не бойтесь меня. Я хочу вам помочь и не могу осуждать вас за то, что вы сделали вчера вечером.
Мистер Клерихью выглянул в окно. Леди Эрика колебалась, не зная, опасаться ли ей ловушки или довериться этому маленькому человеку. Затем послышалось шуршание шелка, и минуту спустя она тронула мистера Клерихью за руку:
— Вот.
Мистер Клерихью, не глядя, спрятал Балтийский договор в просторный карман своего пальто.
— Теперь мы можем говорить откровенно, — мягко сказал он. — Помните, я ваш друг и вы можете на меня положиться. Правильно ли я понимаю, что у вас есть веские причины ненавидеть большевиков?
— Они убили моего мужа и всех, кто был мне дорог, — ответила леди Эрика приглушенным голосом.
— Я подозревал нечто подобное. Теперь я все понял, но скажите, почему именно кларет заставил вас предположить, что Мэнтон — не тот, за кого выдает себя?
— Кларет тут ни при чем, хотя, кажется, это его я пила, когда заметила, что у Мэнтона на левом мизинце нет фаланги. Одна женщина в Риге — она была его любовницей — сказала мне, что у человека, которого я так долго искала, именно такой палец. Кроме того, по ее словам, у него была еще одна примета — изуродованное левое ухо, жалкий обрубок уха. Я не видела его ушей — как вы помните, у него длинные волосы, но почувствовала, что это он. Он проявлял ко мне внимание, и я его поощряла. Позже, в библиотеке, я утвердилась в своем предположении, позволив ему себя поцеловать. — Леди Эрика вздрогнула. — Я предпочла бы целоваться со слизнем или орангутангом, но зато у меня появилась возможность приподнять ему волосы и взглянуть на его уши. Теперь я точно знала, что это Азеф. Он быстро угодил в мои сети и попросил меня вернуться после того, как все уйдут, чтобы выпить еще по бокалу токайского — эликсира любви, как он выражался, — и вложил мне в руку ключ. Остальное объяснять не надо.
— Прошу прощения за любопытство, но мне хотелось бы услышать все немного подробнее.
— Еще когда я жила с мужем в России, я приобрела привычку носить на шее флакончик яда, безболезненного и смертельного. Азеф сказал мне, что к полуночи вся прислуга будет спать; в четверть первого я вернулась, открыла дверь ключом и вошла в библиотеку. Он сидел там и читал документ, который теперь лежит в вашем кармане. Он разлил токайское по бокалам, которые уже стояли на столе. Документ все еще был у него в руках — позже я разобрала, что это такое, — и Азеф повернулся ко мне спиной, чтобы спрятать его в стол: трудно соблазнять женщину, держа в руках важные бумаги. Содержимое моего флакончика тут же оказалось у него в бокале.
Он посмотрел на меня и выпил все до дна, бормоча какие-то глупости про эликсир любви. Я пригубила вино и увидела, как он молча осел в кресле, даже не почувствовав боли. Затем, как будто по наитию, я подошла к столу и забрала бумагу, которую он читал, так как была уверена, что никаких прав на нее он не имеет. Так я убила Азефа. Но как вы об всем догадались?
— Милая моя леди, я ни о чем не догадывался, пока этот человек не предложил нам «Штайнберг Кабинет» 1868 года. Я сразу понял, что это вино из знаменитого бочонка. Рейнские виноделы выдерживают свои вина в маленьких бочонках, отжимая самые лучшие виноградины в одном, виноградины второго сорта в другом и так далее, получая таким образом с одного виноградника несколько вин разного качества, которое определяется по номеру бочонка, известному лишь посвященным. Самый лучший рейнвейн в мире изготовили в 1868 году в бочонке номер 4569, который был полон лишь наполовину. Ценой неимоверных усилий моему отцу удалось достать две дюжины бутылок за огромные деньги. Все остальные отправились в погреба русского императора. Этого рейнвейна никогда не было у Ротшильдов. И то же самое с токайским. Нас действительно угощали эссенцией токая 1811, как я и говорил. Около ста бутылок токайского года кометы нашли перед самой войной замурованными в одном из погребов Венгрии. Моя компания купила несколько бутылок за фантастические деньги, и опять-таки все остальное пошло царю. Разумеется, попробовав эти вина, я сразу понял, что они из царских погребов. Когда Мэнтон солгал об их происхождении, мне стало ясно, что дело нечисто.
