Кровавый удар - Льювеллин Сэм (книги хорошего качества txt) 📗
В шесть часов прием в городской ратуше. По этому случаю там будет большой британский контингент, причем одна из звезд — Дикки Уилсон.
Я вышел в город, отыскал библиотеку и набрался кое-каких сведений о топографии Таллинна. Когда я вернулся на "Лисицу", Дин смывал соль с палубы из шланга с пресной водой.
— Мы идем на вечеринку, — объявил я.
Он подозрительно посмотрел на меня. На загорелом лице выделялись зеленовато-желтые зубы.
— Что еще за вечеринка?
— Там будет мистер Джонсон.
— Елки-палки! — изумился он.
— Принарядись, — сказал я. — Покажешь мне его.
Дин немного подумал, трогая пальцем пятнышко на подбородке. Потом согласился.
— Ага. Почему бы нет?
Я спустился вниз, облачился в блейзер, повязал галстук "Молодежной компании". Без пяти минут шесть мы с Дином шагали по вымощенной булыжником финской территории к ступеням ратуши.
Огромная толпа гудела в просторном зале с лепным потолком, похожем на свадебный пирог.
— Господи, — сказал Дин. — Ты ж говорил, вечеринка.
— Так и есть, — ответил я.
Он с ужасом вытаращил глаза при виде испанского адмирала с целым иконостасом на кителе, а потом цапнул два стакана водки с подноса, который проносили мимо. Мне тоже не нравились такие вечеринки.
Вокруг мелькали знакомые лица. Я поговорил с Отто Кэмпбеллом.
— Рад, что у тебя вышло, — сказал он.
— Еле-еле, — ответил я.
— Я ж тебе говорил. Только и надо было сидеть тихо и ни во что не лезть. Все улеглось, верно?
— Разве?
— На той неделе я видел моего полковника. Его ребята решили, что от Ребейна все равно не было никакого толку. А тебя сняли с крючка.
— Очень мило с их стороны.
Интересно, подумал я, какова во всем этом роль Невилла Глейзбрука?
— Завтра гонки, — сообщил он.
— Ну, молись.
— На сей раз не ты рулишь у старика Невилла, — сказал он.
Я не ответил. Я искал в толпе голову со стальными волосами, ниже уровня моих глаз, и не находил ее.
Толстяк с белым как бумага лицом в синей форме с медными пуговицами взобрался на эстраду в конце зала и принялся стучать по столу молотком. Наступила мгновенная тишина, прерываемая только звяканьем стаканов о зубы. Дин обнаружил бутерброды с копченой кетой. Он загреб пять штук. Человек в синей форме завел речугу о братстве.
— А теперь, — говорил он, — я хочу представить вам друзей парусного спорта, которые прибыли к нам издалека.
По эстраде промаршировали знаменитости. Дин оторвался от кеты и проговорил:
— Прямо конкурс "Мисс Вселенная", елки-палки!
И он тоже появился — этакий щеголь в блейзере, во фланелевых брюках с острой стрелкой, глаза поблескивали, как твердые маленькие сапфиры под широкими бровями. Дикки Уилсон.
— Ну? — сказал я Дину.
— Что — ну? — удивился Дин.
— Кто это?
— Хрен его знает, — сказал Дин.
Я быстро повернулся к нему и спросил:
— Ты что, никогда его не видел?
Дикки заговорил — такой добродушный, открытый, обаятельный. Дин смотрел на него без интереса. В аккуратной конструкции, выстроенной в моем мозгу, подломилась подпорка, потом еще одна. Все здание накренилось. Земля задрожала.
— Не-а, — сказал Дин.
— Это Дикки Уилсон, — объяснил я. — Разве это не твой мистер Джонсон? — Конструкция зашаталась: вот-вот развалится.
Дин сказал:
— Если это Дикки Уилсон, значит, тот был не Дикки Уилсон. А этого я в жизни не видал.
И стены рухнули.
Глава 25
Вернувшись на "Лисицу", я стал подъезжать к нему и так, и этак. Но, наверное впервые в жизни. Дин был непоколебим. Тогда, в Чатеме, он не видел Дикки на борту, он ведь был внизу, собирался спасаться бегством.
— Слушай, — сказал Дин. — Он был в Чатеме на набережной, этот мистер Джонсон. Большая шишка, вместе с остальными, понял?
— И он был похож на Дикки?
— Ага, — сказал Дин. — Ну, понимаешь, богатый и старый.
Я начал что-то понимать. Для Дина каждый человек старше двадцати пяти лет, который обычно носил пиджак, был старым и богатым. В Чатеме таких была сотня.
Если Дикки нечего бояться пленки, значит, кто-то другой велел "Противовесу" заставить меня замолчать.
Дин, думал я. Сейчас он вахтенный с львиным сердцем. Но вруном родился, вруном и помрет.
Сколько же в его словах вранья?
Я налил себе виски, плеснул немного воды и выпил залпом. Дин просунул голову в люк.
— Пошел в город, — доложился он.
Я кивнул, с каменной от злости физиономией.
— Осторожней там, — напомнил я по привычке. На фестивале международного братства в спокойном городе Хельсинки остерегаться нечего.
Дверь каюты открылась. Вошел Пит. В бороде у него были опилки.
— Пить хочу, умираю, — сказал он. — Ребятишки двинули в город выпить. Пойду-ка я за ними, на всякий случай.
У него был слегка встревоженный вид. История в Чатеме не прошла для него бесследно.
— Я тоже иду.
Между высокими зданиями, тесно прижатыми друг к другу, еще было светло.
— "Водитель Свенсон", — сказал Пит. Так назывался бар.
Мы свернули под неоновую вывеску. Ребята сидели в углу. Я помахал им, сделав вид, что удивился. Дин навязал на запястье одной из девушек бант из корабельного каната. Они болтали. Точнее, болтал Дин. Он все время держался компании. С того мига, как я подобрал его на Аллертонском кладбище, он ни минуты не оставался в одиночестве. Боялся. На "Лисице" он был в безопасности. Так же как и я.
В дальнем углу бара за стойкой сидел какой-то человек. Когда я взглянул на него, он быстро отвернулся и стал смотреть в зеркало за бутылками.
— Подожди-ка, — сказал я Питу.
Я подошел к стойке. Тот человек продолжал смотреть в зеркало. У него был темный острый профиль. Волосы как черная замша. Я сказал легким, спокойным тоном:
— Давно мы с вами не виделись.
Он обернулся. Скулы у него казались сплющенными, будто он когда-то был боксером. Жесткие усы, крючковатый нос. Глаза-щелочки смотрели враждебно.
— Вам что-нибудь надо? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Извините. Я вас принял за другого.
Он улыбнулся: быстро, бессмысленно растянул губы. Потом бросил на стойку деньги и вышел из бара.
— Очень любезный тип, — заметил Пит.
Я допил пиво.
— Пошли, — сказал я. — Завтра рано вставать.
Как бы поймать Дина, чтобы он не врал? Рано утром, подумал я. Когда человек спит, он не в состоянии врать.
Мы погнали команду обратно в гавань. Вечер был теплый. Они пели "Малл из Кинтайра".
Человека из бара я видел раньше, в сторожке у ворот замка Варли Фицджеральда в Хэмпшире.
Этой ночью мы выставили еще одну вахту. Формально это была не моя вахта. Но я все равно не спал и волновался. В четыре утра я оделся и вышел на палубу. Луна зашла. Море плескалось о борта. Занимался грязно-розовый рассвет. Это мне напомнило ночь гибели Мэри.
Коробочка, сказала она. Меньше сигаретной пачки. Разве так говорят о пленке?
Дин, врун поганый.
Я сорвал с люка крышку, спустился вниз. В мужской каюте пахло носками и сонным дыханием. Дин спал на верхней койке со стороны правого борта. Я схватил его за плечо, потряс как следует.
— Чего? — сказал он.
— На палубу.
Он поднялся: за недели, проведенные на море, у него выработался рефлекс. На нем были джинсы и футболка.
— Что ты спрятал в муке? — спросил я.
— Пленку, — ответил он.
— Сколько пленок?
— Чего? — Лицо у него было бледное, волосы торчали, как у огородного пугала.
— Одну пленку?
— Я ж тебе говорил.
Я схватил его за горло, пихнул на ванты. Его дыхание было затхлым со сна.
— Правду! — потребовал я. — А то выставлю за борт. И тебя убьют.
— Господи, — произнес Дин. Он окончательно проснулся.
— Пять секунд, — сказал я. — Четыре...
— Две, — буркнул Дин. — Две пленки.
