Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович (книги TXT) 📗
– Какая тебе разница, где получить диплом, – втолковывала девица Парамонову. – Корочки везде одинаковы.
Так Парамонов оказался в Перми. Там он закончил институт, не пытаясь больше оживлять доставленные трупы. И там начал работать в свежеоткрывшемся кабинете психоневрологической помощи. А скоро к нему переехала и девица.
– Достали меня мафиози, рэкетиры, чиновники! – ругалась девица. – Каждому отстегни! Раньше переспишь с кем надо – и привет! А теперь им только отсчитывай. А уж на зеленые они сами купят кого захотят для траханья!
Эта девица скоро стала для Андрея Бенедиктовича Парамонова тем же, кем была Хадиджа для Магомета и Крупская для Ленина. Она его и надоумила открыть частное предприятие – Центр психического здоровья.
Привет от Левы
Николай Николаевич включил компьютер, чтобы посмотреть электронную почту и обнаружил неожиданное послание:
«Милостивый государь Николай Николаевич!
Не согласились бы Вы помочь в небольшом деликатном деле? Нам бы хотелось, чтобы Вы поделились с нами сведениями о первой семье господина Чекмезова. Особенно по поводу его сына. Сведения могут быть любыми – забавными, экзотическими, печальными. Здесь нет мелочей. Главное же – их полнота. Будем чрезвычайно благодарны за быстрый ответ.
С сердечным приветом,
Ваш Лев».
С господином Чекмезовым, директором института, Николай Николаевич разговаривал за несколько минут до включения ноутбука. Он как раз решил посмотреть е-мэйл, выйдя из директорского кабинета. Хорошо, что еще на химии после пропажи компьютера он догадался выставить входной пароль. Эту виртуальную штуку может, конечно, взломать любой мало-мальски опытный хакер. Однако таких в мурманском институте вроде бы не было.
Николай Николаевич стер текст сообщения, оставив лишь электронный адрес. О первой семье директора он не знал ничего, кроме того, что она когда-то была.
Похоже, слова Андрея, который возил его в Псков, начинали сбываться. Иначе с какой бы стати псковскому Леве, а точнее его смотрящему, интересоваться первой семьей директора.
Ждал же Николай Николаевич электронного послания вовсе не от псковской мафии, которая, хоть и помогла ему вернуть в институт долг, была ему абсолютно неинтересна. А если точнее, он старался забыть все детали этой поездки, никому о ней не рассказывал, словно ее не было. Но вот же – Псков прорезался сам.
Николай Николаевич ждал письма из питерского Ботанического института, чтобы получить кое-какие разъяснения.
Минут двадцать назад ему позвонила по местному телефону Людочка, Людмила Викторовна из директорской приемной, которая подчеркивала теперь прямо-таки братско-сестринские отношения.
– Николай Николаевич, дорогой, – пропела она, – тебя просит зайти на минутку Павел Григорьевич. Сейчас сможете? Я ему передам.
Вот так. Еще недавно она отвечала ему с ледяной вежливостью. А теперь он стал для нее дорогим.
– Ты, что ли, этого американца к нам пригласил? – спросил директор, едва Николай Николаевич показался в дверях его кабинета.
– Какого? – удивился Николай.
– Фредерика Бэра.
– Конечно нет. – Николай не знал, радоваться ему или пугаться.
– Факс из президиума Академии, просят обеспечить прием. Тут и твое имя есть.
– Я думал, он уже улетел. Значит, он после конгресса задержался?
– Не знаю, задержался или снова прилетел, – недовольно проговорил директор. – Главное – что просится к нам, точнее к тебе. Какой-то хочет поставить эксперимент. – И директор протянул факс из президиума Академии наук. – Ты его точно не приглашал? И ничего ему не обещал?
– Павел Григорьевич, куда я его могу пригласить? Не в Беленцы же?
– Слушай! А это мысль! Это отличная, конструктивная мысль! Свози его в Беленцы. Пусть ощутит нашу специфику… Во всей полноте. Он как? Не слишком дряхлый, выдержит?
– Да вроде бы ничего. Но условия там сейчас какие…
– Нормально. Тепло, электричество есть. А где он еще будет с тобой ставить эксперимент? Только сам. Значит, решили: я отбиваю факс, а ты узнай подробности и скажи там ребятам, чтоб «Бураны» готовили.
В тот день, когда в мурманском аэропорту Николая Николаевича встретил директор на двух машинах, многое в его жизни стало стремительно изменяться.
В одной машине приехала главный бухгалтер с двумя охранниками, в другой был Чекмезов с водителем.
– Это у тебя в ней деньги? – встревожено спросил директор, удивленно взглянув на небольшую сумку, которую Николай Николаевич нес через плечо.
– Тут, – ответил, улыбаясь, Николай, похлопав себя по боку. Он не ожидал такого почетного караула.
– Мать моя, они что, в баксах?!
– Непотопляемая валюта.
Разговор происходил в дальнем пустом углу аэропортовского зала, и все же сзади их прикрывали два серьезных охранника. Встречали бы они его тогда в Шереметьево.
– Так, – сказал, подумав, директор. – В баксах я у тебя не приму. А если они фальшивые? Сам подумай, как я тогда отчитаюсь? Ты их хотя бы там, у себя в Ленинграде, проверил?
– Их проверяли.
– Ой, Горюнов, подставляешь ты меня! – И директор повернулся к бухгалтерше: – Сходите спросите от моего имени этот их аппаратик для проверки валюты. У них наверняка есть.
Директор был в Мурманске человеком известным и мог просить многое. Даже служебное помещение им выделили через пять минут.
Они сидели у стены на стульях, когда Николай Николаевич, вовсе не испытывая смущения, разделся до пояса и освободился от японской нейлоновой сумки. Бухгалтерша медленно, одну за другой, стала просвечивать купюры.
– Не спешите, смотрите внимательно, время у нас есть, – призывал директор.
Николай Николаевич хотя и был уверен в деньгах – с какой стати мафии подсовывать поддельные, – но все равно ощущал волнение, пока шли первые десять-пятнадцать бумажек. Потом директор, не выдержав, прервал общее молчание:
– Ну что у вас там?
И бухгалтерша будничным голосом проговорила:
– Вроде бы все в порядке.
– Вроде бы или точно?
– Павел Григорьевич, вы же знаете, точно даже Центробанк не всегда может определить. По показаниям – обычные хорошие доллары.
