Никогда не заговаривайте с неизвестными - Малышева Анна Витальевна (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

— Нет. — Он продолжал покачивать ее на коленях. — Ты что — профессиональная киллерша?

— Подрабатываю.

— Странная подработка.

— Да у тебя такая же! А что делать? Денег нет, работы никакой. И вообще… Обстоятельства.

— Шла бы в проститутки. У тебя фигура хорошая. Все-таки более женское занятие.

— Нет, лучше сдохнуть, — очень решительно сказала Муха.

— Все равно ведь спишь с кем придется, — сказал он.

Муха повернулась, и он увидел, какие злые и жесткие у нее глаза:

— Если я спала с тобой, придурок, то это потому, что мне это нравилось!

— Значит, ты угрохала четырех людей, пока была в Москве? — Он сильно тряхнул ее на коленях. — Так?

Муха развязно ответила:

— А ты скольких?

— Ни одного, дорогая. Я только подбирал за тобой свежие трупы.

— Почему я должна тебе верить?

Она слезла с его колен и босиком побрела на кухню. Иван видел, что девушка еле держится на ногах. На кухне зашумела вода, потом все затихло. Он ждал, что та вернется, но Муха не возвращалась. Тогда он пошел за ней.

Муха плакала, сидя за кухонным столом, опустив голову на руки. Он сел рядом:

— Что было дальше?

— Ничего… Теперь я все понимаю… Меня подставили. Мне дали денег, я обрадовалась… Не рассчитывала, что получу так много. Я думала… А, все равно! — Она покачала головой, и ее длинные черные волосы расползлись по столу, как волнистые змеи. — Что теперь делать? Ни поездом, ни самолетом, ни машиной мне не выбраться. Опознают.

Им очень надо, чтобы меня опознали.

— Зачем?

— А кто укажет на заказчика? Я. Им надо свалить заказчика. Я — только улика против него. Я не человек, понимаешь? Моя жизнь — ничто. Меня нужно поймать. Мне будет плохо в любом случае — если за меня возьмется он, если за меня возьмутся они…

— Кто они?

— Менты. И другие.

— Ты же не знаешь заказчика?

— Мне назвали имя.

— Кто?

— Посредница…

— Ты говорила — посредник.

После паузы Муха сказала:

— Это женщина.

— Дана?

Та резко подняла голову:

— Сколько раз ты у нее был?

— Я с ней говорил один раз. Потом еще раз был, когда обыскал ее комнату. И еще раз перед этим, когда ты в меня стреляла.

— Я в тебя не стреляла!

— Ври больше.

Иван сходил в прихожую, принес пакет, вытряхнул на стол ночную рубашку:

— Твоя?

— И что?

— Стреляла ты.

— Какая глупость! Я даже не знала, что ты у нее был!

— Ты там жила!

— Да! Но меня в тот день там не было! Она в тебя стреляла?!

— Она слепая!

— Но стреляет аккуратно!

— Слепая?! — Иван схватил Муху за плечи, приподнял со стула и резко отпустил. Она вздрогнула, отшатнулась к стене:

— Это не я… Она могла стрелять в тебя по звуку… Она, конечно, слепая, но все чувствует, все замечает. С ней страшно! Она ориентируется лучше, чем мы!

— Почему же она не попала, когда я разбил лампочку? — поинтересовался Иван. — Если она слепая, ей не нужен свет!

— Я ничего не знаю про лампочку! — прошептала та. — Чем хочешь, поклянусь, это была не я!

— Поклянись сестрой.

Муха взглянула на него со странной улыбкой.

— При чем тут она?

— А при чем тут Дана?

— Дана… — Девушка все еще улыбалась. Как-то странно улыбалась. — Дана тут как раз при чем.

Она мне давала заказы. И она же посадила на иглу Алияшку. Она погубила Алию.

— Алия жива?

— Не знаю.

— Как не знаешь?

— Да я все обещала узнать, но так и не узнала. Ты-то откуда столько узнал? — Муха снова положила голову на стол. — Я так устала, вторую ночь не сплю…

— Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.

— Пойдем…

* * *

Белье полагалось от хозяина квартиры. Они нашли подушки — большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, слушал тихий рассказ.

— Это началось год назад, — говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. — Алия училась в институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?

— Да, Майгуль и Бахыт.

— Они хорошие, только очень наивные, домашние. — Муха погладила его по руке. — Ни черта не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте. !"

— Застенчивая?

— Интересы другие.

— Какие же?

— Более разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.

— Опять врешь?

— Серьезно! — Муха тихо засмеялась. — А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию подальше, чтобы Муха на нее не влияла». А как я могла на нее влиять, из колонии?

Ее все равно отправили учиться в Москву. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом.

Тоже папа устроил.

— За что села? — перебил Иван.

Муха без тени смущения ответила:

— За воровство.

— Машины угоняла?

— Нет, что ты… — Муха опять засмеялась. — Я тогда еще и машину толком водить не умела. Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела, потом родила…

— На зоне?

— Ага. — Муха замолчала.

— От кого же? — спросил Иван. Он даже сигарету затушил. — От надзирателя?

Та промолчала.

— Не в свое дело лезу?

— Не в свое, — отрезала девушка, но тут же прижалась к нему:

— Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. От солдата, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась, и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки.

Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:

— Родила недоношенного, ребенок умер.

Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. Здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали — туберкулез, но палочки не нашли. Короче, по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну, а потом собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти. Мать давно не работает, отец — под угрозой сокращения. Опять же я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего на нашла.

— Знакомая история, — сказал Иван. — Только я не сидел.

— Не зарекайся, — посоветовала Муха и продолжала:

— А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна. Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, забивают со всех сторон из ружей. Каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, баба. Все остальные неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились. Нарядчик записал, сколько кому мяса надо отдать.

Мне — больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь — ты знаешь, как холодно в степи? Полезла в машину к своему знакомому. А он тоже с похмелья. И, наверное, с похмелья мне и говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать. За людей дороже платят, чем за животных». А я сижу рядом и думаю — не послушать ли его? Ведь все равно больше деваться некуда. В нашем городке не развернешься. Сам видел.

Она игриво толкнула его в бок: