Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между… - Пайк Роберт (читать книги бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
— Но глаза!.. Вы видели его глаза! Мутные, налитые кровью…
— Ну, на это могло быть полдюжины разных причин…
— А расстройство зрения?
— Глаза у него вполне нормальные. А как хорошо он видит, об этом пока сказать трудно. Иногда бывает, что глаза сами по себе совершенно здоровы, но поврежден зрительный нерв. — Он поднялся. — Я бы сделал целую серию проб. Но, к сожалению, сейчас не могу, меня ждут в операционной. Может быть, ваш молодой человек сможет зайти сюда вечерком, часов в семь?
Мак-Элпайн ответил, что тот обязательно придет, поблагодарил врача и вышел. Подойдя к Харлоу, он взглянул на сигарету, которую тот держал в руках, потом на Харлоу, потом — опять на сигарету, но не сказал ни слова. Все так же молча оба они вышли из больницы, сели в машину Мак-Элпайна и поехали обратно по дороге в Монцу.
Харлоу первым нарушил молчание:
— Вы не думаете, — начал он кротким голосом, — что мне, как лицу заинтересованному, не мешало бы знать, что сказал врач?
— Пока — ничего, — отрывисто бросил Мак-Элпайн. — Хочет провести серию проб. Первая — сегодня вечером, в семь часов.
— Думаю, что вряд ли это нужно, — все тем же кротким голосом возразил Харлоу.
Мак-Элпайн вопросительно посмотрел на него.
— Как вас понимать?
— В полмиле отсюда находится небольшая закусочная. Остановите там машину, пожалуйста, Мне нужно поговорить с вами кое о чем.
В семь часов вечера — то есть в тот час, когда Харлоу, как предполагалось, должен был находиться в больнице, Даннет сидел в номере Мак-Элпайна. Оба выглядели как на похоронах. И в руках у них были бокалы с виски.
Даннет сказал:
— О боже мой, Джеймс! Так он тебе и сказал? Что у него сдали нервы, что знает, что он уже конченый человек, и спросил, не может ли он расторгнуть контракт?
— Именно так и сказал… Нечего, мол, играть в прятки! Хватит пускать пыль в глаза, особенно самому себе. Один бог знает, сколько мужества понадобилось парию, чтобы высказать все это.
— А как насчет виски?
Мак-Элпайн отхлебнул из своего стакана.
— А насчет виски финал был довольно комичным, представьте себе! Говорит, что терпеть не может это чертово зелье и благодарен, что есть причина никогда не дотрагиваться до него.
Теперь настала очередь Даннета приложиться к своему бокалу.
— И что же теперь с ним будет, с вашим бедолагой? Только не подумайте, Джеймс, — я прекрасно понимаю, чего это стоит вам. Вы теряете лучшего гонщика… Но сейчас меня больше беспокоит Джонни.
— Меня — тоже. Но что делать? Что делать?!
А человек, явившийся причиной всех этих переживаний, был удивительно невозмутим. И для виновника величайшего поражения в истории автогонок Джонни Харлоу выглядел необыкновенно бодро. Находясь у себя в номере и завязывая перед зеркалом галстук, он даже что-то насвистывал, хотя и почти беззвучно. Иногда он ненадолго замолкал и улыбался какой-то затаенной мысли. Наконец он надел куртку, вышел из номера, спустился в холл и, заказав в баре стакан сока, сел за ближайший столик.
Не успел он отпить и глотка, как в холл вошла Мери и подсела к нему.
Обеими руками она крепко сжала его руку.
— Джонни! — прошептала она. — О, Джонни!
Харлоу устремил на нее печальный взгляд.
А она продолжала:
— Папа мне только что все сказал… Что теперь нам делать, Джонни?
— Нам?
Она молча смотрела на него. Потом отвела глаза и сказала:
— В один день потерять двух лучших моих друзей…
В ее голосе звучали слезы.
— Двух лучших друзей? Что вы имеете в виду?
— Я думала, вы знаете… — По ее щекам потекли слезы. — У Генри плохо с сердцем. Он вынужден бросить эту работу.
— Генри? О боже ты мой! — Харлоу сжал ее руки и устремил взгляд куда-то в пространство. — Бедный старый Генри! Что же с ним теперь будет?
— О, насчет его судьбы можно не беспокоиться. Папа устраивает его у себя в Марселе.
— Ну, в таком случае это, пожалуй, к лучшему. Генри уже тяжеловато справляться со своей работой.
Несколько секунд Харлоу задумчиво молчал, потом положил свою руку на ее.
— Ты знаешь, Мери, что я тебя люблю, — сказал он. — Ты должна знать об этом. Можешь подождать меня немного, я скоро вернусь.
Минутой позже Харлоу был уже в номере Мак-Элпайна. Там же находился и Даннет, у которого был такой вид, будто он лишь с трудом удерживается, чтобы не дать выход гневу. Мак-Элпайн был сильно расстроен. Он то и дело тряс головой.
— Нет, нет и нет! — говорил он. — Ни за что, и ни при каких обстоятельствах! Таких вещей не делают! Сегодня он побивает рекорды, а завтра тащит по тем же дорогам неуклюжий транспортировщик? Посмейте сделать такое — и вы сразу же станете посмешищем всей Европы!
— Возможно, вы правы. — Голос Харлоу прозвучал спокойно и без тени горечи. — Неужели вы считаете, что я был бы меньшим посмешищем, если бы люди узнали о действительной причине моего ухода, мистер Мак-Элпайн?
— Мистер Мак-Элпайн! Мистер Мак-Элпайн! — обиделся тот. — Я по-прежнему для вас Джеймс, мой мальчик. И всегда был Джеймсом.
— Но больше не будете, сэр. Вы могли бы объяснить мой уход расстройством зрения. Сказать, что я остался при вас как специалист-консультант. Что может быть естественнее? Кроме того, как же вы действительно обойдетесь без водителя?
Мак-Элпайн медленно покачал головой, давая понять, что решение его окончательное.
Джонни Харлоу никогда не будет шофером ни одного из моих транспортировщиков — и точка!
С этими словами Мак-Элпайн закрыл лицо руками, Харлоу взглянул на Даннета, и тот резким движением указал ему на дверь. Харлоу кивнул и вышел.
После нескольких секунд томительного молчания Даннет сказал, тщательно выбирая слова и без всяких эмоций в голосе:
— Вы и на мне поставили точку. Ну что же, прощайте, Джеймс Мак-Элпайн. Общаться с вами мне всегда доставляло высшую радость — всегда, кроме этих последних минут…
Мак-Элпайн отнял руки от лица, медленно поднял голову и с удивлением уставился на Даннета.
— Что это значит, Алексис? Я вас не понимаю.
— Что ж тут непонятного? Я слишком ценю свое здоровье, чтобы каждый раз расстраиваться, вспоминая о том, что вы сделали. Ведь для этого мальчика вся жизнь — в автоспорте. Это все, что он знает, и теперь в целом мире для него нет места. И я бы хотел напомнить вам, Джеймс Мак-Элпайн, что за четыре коротких года «коронадо» из никому не известной рядовой машины превратилась в прославленный гоночный автомобиль, в чемпиона Гран-При, — и благодаря чему! Только благодаря одному — несравненному водительскому таланту этого мальчика, которому вы только что указали на дверь. Не вы, Джеймс, отнюдь не вы, а Джонни Харлоу создал «коронадо». Но вы не можете допустить, чтобы ваше имя связывали с провалом — и он стал вам больше не нужен. Вы выбросили его, как ненужную вещь. Надеюсь, сегодня вы будете спать спокойно, мистер Мак-Элпайн! Еще бы! У вас есть все основания гордиться собой!
Даннет повернулся, собираясь уйти. Со слезами на глазах Мак-Элпайн тихо произнес:
— Алексис…
Даннет обернулся.
Мак-Элпайн сказал!
— Если вы когда-нибудь заговорите со мной таким тоном, я сверну вам шею. Я устал, смертельно устал. Я хочу немного вздремнуть до обеда. Ступайте и скажите этому парню, что он — черт бы его подрал! — может занимать любую должность в команде «Коронадо», хоть мою, если ему угодно.
— Я понимаю, что был чертовски груб с вами, — сказал Даннет. — Прошу вас принять мои извинения… И большое вам спасибо, Джеймс.
Мак-Элпайн слабо улыбнулся.
— Значит, я снова не «мистер Мак-Элпайн»?
— Я же сказал вам: «Спасибо, Джеймс!»
Они улыбнулись друг другу, и Даннет вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Он спустился в холл, где сидели Харлоу и Мери, не дотрагиваясь до своих стаканов. Атмосфера глубокой подавленности и уныния почти осязаемо нависла над их столиком.
Даннет с полным стаканом в руке отошел от бара и приблизился к их столику. Подняв свой стакан, он, широко улыбаясь, произнес:
