Квадратный ящичек - Дойл Артур Игнатиус Конан (первая книга .txt) 📗
Внезапно в салоне наступила тишина. Темы, представлявшие общий интерес, видимо, были исчерпаны. Момент был подходящий.
- Позвольте узнать, капитан, - начал я, наклоняясь вперед и стараясь говорить как можно громче, - как вы относитесь к манифестам фениев?
Румяное лицо капитана побагровело от благородного негодования.
- Фении - презренные трусы. Они глупы и безнравственны, - ответил он.
- Банда мерзавцев, которые не осмеливаются играть в открытую и прибегают к пустым угрозам, - добавил надутый старикан, сидевший рядом с капитаном.
- Ах, капитан! - воскликнула моя дородная соседка. - Вы же не думаете, что они, например, способны взорвать пароход?
- И взорвали бы, если бы могли. Но я уверен, что мой пароход они не взорвут.
- Можно узнать, какие меры предосторожности вы приняли против них? спросил пожилой человек с другого конца стола.
- Мы тщательно осмотрели весь груз, доставленный на пароход.
- А что, если кто-нибудь принес взрывчатое вещество с собой? - высказал я предположение.
- Они слишком трусливы, чтобы рисковать своей жизнью.
До этого Фленниген не проявлял ни малейшего интереса к разговору. Но теперь он поднял голову и взглянул на капитана.
- Мне кажется, вы несколько недооцениваете фениев, - заметил он. - В любом тайном обществе находятся отчаянные люди - почему бы им не быть и среди фениев? Многие считают за честь умереть за дело, которое им кажется правым, хотя, по мнению других, они заблуждаются.
- Массовое убийство никому не может казаться правым делом, - заявил маленький священник.
- Бомбардировка Парижа была именно таким массовым убийством, - ответил Фленниген, - и тем не менее весь цивилизованный мир спокойно созерцал его, заменив страшное слово "убийство" более благозвучным словом "война". Немцам это массовое убийство казалось правым делом - почему же применение динамита не может быть правым делом в глазах фениев?
- Во всяком случае, до сих пор они бахвалились впустую, - заметил капитан.
- Прошу прощения, - возразил Фленниген, - но разве известно, что вызвало гибель "Доттереля"? В Америке мне приходилось говорить с весьма осведомленными лицами, которые утверждали, что на пароходе была спрятана в угле адская машина.
- Это ложь, - ответил капитан. - На суде было доказано, что пароход погиб от взрыва угольного газа. Но давайте говорить о чем-нибудь другом, а то я боюсь, что дамы не смогут заснуть.
И разговор перешел на прежние темы.
Во время этой маленькой дискуссии Фленниген высказал свое мнение учтиво, но с такой убежденностью, какой я от него не ожидал. Я невольно восхищался человеком, который накануне решительного шага с таким самообладанием говорил о предмете, столь близко его касавшемся. Как я уже упоминал, он изрядно выпил, но хотя его бледные щеки окрасились легким румянцем, он сохранял свою обычную сдержанность. Когда беседа перешла на другие темы, он замолчал и погрузился в глубокую задумчивость.
Во мне боролись самые противоречивые чувства. Как поступить? Встать и разоблачить их перед пассажирами и капитаном? Или попросить капитана уделить мне несколько минут для разговора наедине у него в каюте и рассказать ему все? Я уже почти решился на это, но тут на меня опять напала робость. В конце концов могло же выйти недоразумение. Ведь Дик слыхал все доказательства и все-таки мне не поверил. Будь что будет, решил я. Странная беспечность овладела мною. Почему я должен помогать людям, которые не хотят замечать грозящей им беды? Ведь капитан и его помощники обязаны защищать нас, и вовсе не наше дело предупреждать их об опасности. Я выпил два стакана вина и, пошатываясь, выбрался на палубу, преисполненный решимости сохранить тайну в своем сердце.
Вечер выдался чудесный. Стоя у борта и облокотившись на поручни, я, несмотря на свое волнение, наслаждался освежающим бризом. Далеко на западе, на огненном фоне заката, черным пятнышком выделялся одинокий парус. При виде этого зрелища меня охватила дрожь - оно было величественно, но ужасно. Над грот-мачтой робко мерцала одинокая звезда, а в воде при каждом ударе пароходного винта вспыхивали тысячи искорок. И только широкая полоса дыма, тянувшаяся за нами, подобно черной ленте на пурпурном занавесе, портила эту прекрасную картину. Трудно было поверить, что величавое спокойствие, царившее в природе, мог нарушить один жалкий, несчастный смертный.
В конце концов, подумал я, всматриваясь в голубую бездну, если случится самое страшное, то лучше погибнуть здесь, чем агонизировать на больничной койке на берегу. Какой ничтожной кажется человеческая жизнь перед лицом великих сил природы! И все же эта философия не помешала мне вздрогнуть, когда, обернувшись, я увидел и без труда опознал на другой стороне палубы две мрачные фигуры. Я не мог слышать, о чем они оживленно разговаривали, и мне оставалось только внимательно наблюдать за ними, прохаживаясь взад и вперед.
Вскоре на палубе появился Дик, и я с облегчением вздохнул. На худой конец сойдет и скептически настроенный наперсник.
- Ну, старина! - воскликнул он, награждая меня шутливым тычком в бок. Мы пока еще не взлетели на воздух?
- Пока нет, - ответил я. - Но это ничего не доказывает, ведь мы еще можем взлететь.
- Вздор, дружище! - заявил Дик. - Откуда ты это взял? Что за шальная мысль! Я беседовал с одним из твоих мнимых террористов. Судя по разговору, это довольно симпатичный и общительный парень.
- Дик, я ничуть не сомневаюсь, что у этих людей имеется адская машина и что мы на волосок от смерти. Я так и вижу, как они подносят к запальному шнуру зажженную спичку.
- Ну, если ты уж так уверен, - сказал Дик, почти напуганный моим серьезным тоном, - то тебе следует рассказать капитану о своих подозрениях.
- Ты прав, - согласился я. - Так и нужно поступить. Моя идиотская робость помешала мне сделать это раньше. Я убежден, что только это может нас спасти.
- Тогда отправляйся сейчас же и расскажи, - потребовал Дик. - Но, ради бога, не впутывай меня в это дело.
- Я переговорю с ним, как только он сойдет с мостика, - обещал я, - а пока буду наблюдать за ними, не спуская глаз.
