Выбор Флетча - Макдональд Грегори (книги полностью .txt) 📗
Уолш не отреагировал, предпочтя ответить на вопрос Флетча, заданный в коридоре.
– Да, доктор Том постоянно сопровождает нас. Его услугами пользуются кандидат и его жена, члены команды кандидата, журналисты, водители автобусов, весь обслуживающий персонал. Звенит в ушах? Обратитесь к доктору Тому. Что-то с желудком? Доктор Том вам поможет.
– Я имел в виду совсем другое, Уолш.
– Да, ты имел в виду совсем другое, – Уолш глубоко вдохнул. – Мои родители не живут раздельно. Но во время предвыборной кампании останавливаются в разных номерах, потому что у каждого свой распорядок дня. А полноценный сон для них – едва ли не самое главное. Кстати, и помогают им разные команды.
– Куда подевалось твое чувство юмора? – полюбопытствовал Флетч.
– Мне не нравятся глупые вопросы в коридоре отеля.
– Но в коридоре не было ни души. Уже половина первого.
– Все равно, нас могли подслушать.
Флетч отметил, что дверь в спальню закрыта.
– Или ты осознаешь, Флетч, о чем я толкую, или возвращаешься в Окэму, штат Флорида, и занимаешься своими делами.
– О чем же ты толкуешь, лейтенант? Разобъясни мне, только доходчиво.
– Верность, Флетч. Абсолютная верность. Мы участвуем в кампании, цель которой – избрание моего отца, губернатора Кэкстона Уилера президентом Соединенных Штатов. Я хочу, чтобы ты стал нашим пресс-секретарем. Многое из того, что ты увидишь и узнаешь, находясь на этой должности, вызовет вопросы. Задавать их ты будешь мне, и только когда мы окажемся вдвоем. Ты вот увидел, что доктор Том после полуночи принес в номер отца черный саквояж. И хотел спросить меня об этом в коридоре отеля.
– А такое недопустимо.
– Именно так. То, что ты увидишь и узнаешь, возможно, тебя удивит, тебе не понравится. Тебе уже достаточно лет, чтобы воспринимать мир не таким идеальным, как он представляется в розовом детстве. Совершенства не найти нигде и ни в чем. Если такое случится, твое дело – молчать в тряпочку.
– То есть, если твоя мать отменяет визит в ожоговый центр, чтобы поиграть в теннис с тремя...
– Ты не должен указывать на это прессе. Если же пресса до этого докопается, ты обязан найти удобоваримое объяснение.
– Уолш, мне бы не хотелось прерывать твой монолог, но все это я уже знаю. Более того, согласен почти со всем.
– И ты должен следить за своими шутками. Америка желает укладываться спать, думая, что кандидат и его жена делают то же самое: спорят, кому первому идти в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ, читают при свете общего бра, желают друг другу спокойной ночи. Логика требует, чтобы они спали в отдельных номерах, но простой избиратель этого не приемлет. Образ кандидата должен быть безупречен. А так у некоторых возникают подозрения, что отдельный номер позволяет отцу проводить ночь в обществе других женщин, а в больном мозгу подозрения могут трансформироваться в убежденность, что так оно и есть на самом деле.
– Я же пошутил. Наедине с тобой.
– Видишь ли, Флетч, образ и реальность всегда разнятся.
– Правда?
– Мы пытаемся создать образ единения губернатора и его жены. Они вместе ведут предвыборную кампанию, поспевают всюду, произносят речи, дают интервью, гладят детей по голове, переезжают из города в город, но при этом живут, едят, спят, как обычные люди. Конечно, в действительности все иначе. Такое просто невозможно.
– Доктор Том может манипулировать твоим отцом с помощью таблеток. Уколов. Или чего-то еще.
– Доктор Том помогает отцу засыпать каждый вечер, будит его каждое утро, дает стимуляторы днем. Это реалии предвыборной кампании. И делается это на самом высоком научном уровне под полным медицинским контролем.
– А на твоего отца это никак не влияет?
– Разумеется, влияет. Пилюли позволяют ему вести предвыборную кампанию. Выкладываться до конца, выдерживать нечеловеческие нагрузки.
– Что бы мы делали без химии.
– Возьми человека восемнадцатого столетия. Заставь летать чуть ли не со скоростью звука. Протащи через толпу орущих людей, жаждущих пожать ему руку, причем в кармане любого может оказаться нож или пистолет. Посади перед телекамерой, чтобы он говорил с двухсотпятидесятитысячной аудиторией, когда взвешивается каждое слово, оценивается любая перемена в лице. И так изо дня в день, в течение месяцев. И посмотри, что с ним будет. А человеческая конституция с той поры практически не изменилась, ты же знаешь.
– А как же ты, Уолш?
– А что я?
– Твой отец сказал мне, что на твою долю выпадает куда большая нагрузка.
– Я моложе.
– Доктор Том пользует и тебя?
– Нет, – Уолш смотрел в пол. – Я справляюсь сам. Что еще ты не можешь принять?
– Эту женщину, Уолш.
– А что насчет нее?
– Вполне возможно, что ее выбросили с балкона «люкса» твоего отца. Снег на балконе вытоптан. Часть поручня очищена. Кроме того, входные двери в номера твоих родителей не запираются.
– К чему ты ведешь?
– Это самоубийство? Или насильственная смерть?
– Тебе известно, сколько людей ежедневно умирает из-за плохих правительств?
– Я бы сказал, сотни.
– А я думаю, гораздо больше. Так может ли смерть ничем не примечательной женщины помешать потенциально великому президенту войти в Белый Дом?
– А местная полиция? Она не будет вести расследование?
– Уже все улажено. Мэр сам нашел меня в баре. Высказал надежду, что это прискорбное происшествие не отразится на ходе предвыборной кампании и не расстроит кандидата и его команду. Попросил сразу обращаться к нему, если полиция будет докучать нам.
– Ты серьезно?
– Я сказал ему, что со всеми вопросами, у кого бы они не возникали, следует обращаться к Барри Хайнсу.
Флетч закатил глаза.
– Похоже, в президентской кампании все идет не так, как в реальной жизни.
– Откровенно говоря, мне показалось, что мэр встревожен куда больше нас. Вокруг кишмя кишат корреспонденты самых читаемых газет, а тут убийство в его родном городе, о котором может узнать вся страна. Можно представить себе, как потускнеет образ его «малой родины», если Америка впервые услышит о существовании вверенного ему города лишь благодаря совершенному в нем убийству.
– Эти политические репортеры понятия не имеют, как писать об убийствах, – ввернул Флетч. – Они – узкие специалисты. И убийство интересует их не более боксерского поединка. Они не способны пасть так низко, чтобы удостоить его своим вниманием.
– Тут ты прав.
– Если б кого убили прямо в автобусе прессы, и то они позвали бы криминальных репортеров. Об убийстве они напишут не лучше, чем первый попавшийся на улице человек. Потому-то я и не могу взять в толк, с какой стати нас сопровождает один криминальный репортер.
– Кто именно? – без всякого интереса спросил Уолш.
– Фредерика Эрбатнот. «Ньюсуорлд».
– Завтра на рассвете, – продолжил Уолш, – мы уедем из этого города и, возможно, никогда более не появимся здесь. Пожелаем же удачи местной полиции. Надеюсь, они раскроют и это преступление. Но я не хочу, чтобы расследование причин смерти этой женщины хоть как-то затронуло предвыборную кампанию. Развести одно с другим – вопрос техники, и я думаю, нам это по силам, – Уолш потянулся. – Хватит об этом. Слишком мелкий вопрос. А главное, о чем я уже говорил, в том, что ты должен идти с нами до конца, раз уж пошел.
– Почему ты вообще обратился ко мне?
– У тебя большой опыт общения с прессой, Флетч.
– Я сотрудничал во многих газетах.
– Ты знаешь, как работают журналисты.
– Пашут по-черному.
– Как они думают.
– Соображают медленно, но в конце концов добираются до сути.
– Отметка девятнадцать-восемнадцать, Флетч.
– Девятнадцать что?
Уолш уставился в ковер. Губы его изогнулись в улыбке, но лицо побледнело.
– Нас осталось двенадцать. Во вражеском окружении. Они знали, что нас мало, и готовились покончить с нами.
– Ты собираешься рассказать мне солдатскую байку?
– Многие сотни окружали нас. Мы могли зарыться в землю и держаться до последнего. Или пойти на прорыв и погибнуть в рукопашной.
