Миллионы Стрэттон-парка - Френсис Дик (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

Она поставила бокал, открыла сумочку, вынула крошечный белый платочек и промокнула им уголки рта.

– Мне его очень не хватает, – промолвила она. Легонько вздохнув, она спрятала платочек и попыталась выглядеть веселой.

– Ну, вот так, – сказала она. – Флаги. Счастливые лица. Прелестный солнечный день. Даже эти жуткие типы у ворот и то, кажется, разошлись по домам.

– Ах да, – вспомнил я. – Должен вам кое-что показать.

Вынув из кармана квестовское признание, я передал его Марджори и рассказал про Генри и этот неуместный гамбургер.

Она поискала очки, прочитала и схватилась за сердце, словно пытаясь унять его.

– Кит, – произнесла она, подняв на меня глаза. – Это машина Кита.

– Да.

– Копию вы отдали в полицию?

– Нет, – ответил я. – И это, между прочим, тоже копия. Оригинал в сейфе в кабинете Роджера. – Возникла пауза. Я решил продолжить: – Не думаю, что мне удастся разузнать, сколько денег задолжал Кит или кому, но я подумал, что это может пригодиться вам…

Она долго изучающе смотрела на меня.

– Хорошо, что мы поняли друг друга.

– У меня было не так много времени для этого.

Она чуть заметно улыбнулась:

– Мы познакомились только в среду на прошлой неделе.

«Какие долгие пять дней», – подумал я. В дверях столовой показалась женщина, за ней угадывалась еще одна, помоложе.

– Прошу извинить меня, – проговорила она, – но мне сказали, что я могу найти здесь Ли Морриса.

Я с трудом оторвался от стула.

– Я Ли Моррис.

Передо мной стояла полная, пышногрудая женщина лет шестидесяти, с большими голубыми глазами и коротко подстриженными седоватыми кудрями, обрамлявшими добродушное лицо. Одета она была в синие и бежевые цвета, на ногах – коричневые туфли на низком каблуке, на шее небрежно повязанный, в разноцветных квадратах, шелковый шарфик. Она держала большую коричневую сумочку с болтающейся золотой цепочкой, заменявшей лямку через плечо.

Вызвавшая меня особа скользнула взглядом за мою спину, задержалась на Марджори, затем последовал миг, когда обе женщины застыли от неожиданности. Я прочел это у обеих в глазах. Не оставалось сомнений, что они знают друг друга, хотя не показали это в открытую и не имели никакого желания обменяться хотя бы вежливыми приветствиями.

– Мне нужно переговорить с вами, – незнакомка нехотя отвела взгляд от миссис Биншем. – Не здесь, если не возражаете.

Я повернулся к Марджори:

– Вы меня извините?

Она могла бы сказать нет. Если бы она хотела, то вполне могла так поступить. Она бросила на пришедшую загадочный взгляд, подумала и согласилась:

– Да. Идите поговорите.

Незнакомая дама отступила в проход, остановившись в центре большого шатра, я шел за ней.

– Я Филиппа Фаулдз, – представилась она, как только мы вышли из столовой. – А это, – добавила она, отступив в сторону, чтобы я смог разглядеть ее спутницу, – это моя дочь Пенелопа.

Меня как будто дважды ударили по голове молотком – я не успел переварить первую новость, как меня потрясла вторая.

Пенелопа была высокой стройной блондинкой с длинной шеей, почти настоящий двойник моей Аманды – молодой Аманды, в которую я влюбился. Передо мной стояла изумительная девятнадцатилетняя девушка с серыми улыбающимися глазами, которая со смехом, очертя голову кинулась в омут по-юношески необдуманного брака.

Мне уже было далеко не девятнадцать. И все равно у меня перехватило дыхание, словно я все еще не вышел из юношеского возраста. Я произнес:

– Здравствуйте, – что прозвучало как-то совершенно не к месту.

– Есть тут где-нибудь бар? – спросила миссис Фаулдз, оглядываясь вокруг. – Кто-то сказал мне, что есть.

Я прошел с ней в одну из самых просторных «комнат» в большом шатре, баре для членов клуба, где за маленькими столиками, занятые сандвичами и спиртным, сидели немногочисленные посетители.

Филиппа Фаулдз непринужденно улыбнулась:

– Миссис Биншем пила шампанское, если я не ошибаюсь? Мне кажется, мы тоже могли бы последовать ее примеру.

Несколько огорошенный таким заходом, я повернулся к бару, чтобы исполнить ее желание.

– Плачу я, – сказала она, открыла сумочку и протянула мне деньги. – Три бокала.

Пенелопа прошла со мной к бару.

– Я захвачу бокалы, – сказала она. – Возьмете бутылку?

У меня застучал пульс. Глупо. Отец шестерых сыновей. Я слишком стар.

Бармен открыл бутылку и принял деньги. Миссис Фаулдз с добродушной улыбкой наблюдала за тем, как я наливаю искрящийся напиток.

– Вы знаете, кто я? – спросила она.

– Вам принадлежит семь процентов акций этого ипподрома.

Она кивнула.

– А вам восемь. Вашей матери. В свое время я очень неплохо знала вашу мать.

Я замер.

– В самом деле?

– Да. Продолжайте, продолжайте. Ужасно хочется пить.

Я долил ее бокал, и она сразу осушила его, словно ее и вправду мучила жажда.

– Вы знали мою мать, – спросил я, вновь наполняя ее бокал, – и вы знакомы с миссис Марджори Биншем?

– Сказать, что я знакома с миссис Биншем, было бы не совсем правильно. Я встречалась с ней только один раз, много лет назад. Я знаю, кто она. Она знает, кто я. Вы ведь заметили, верно?

– Да.

Я наблюдал за Пенелопой. У нее была гладкая, соблазнительная кожа бледно-персикового цвета. Мне хотелось дотронуться до ее щеки, погладить, поцеловать, как когда-то Аманду. Ради Бога, строго одернул я себя, остановись. Пора бы тебе, дураку, вылечиться.

– Никогда не была здесь раньше, – сказала миссис Фаулдз. – Мы видели в новостях, как были взорваны трибуны, так ведь, Пенелопа? У меня разгорелось любопытство. Потом в воскресных газетах тоже, конечно, появились статьи, там упоминалось и ваше имя и еще говорилось, что скачки будут продолжаться, как запланировано. Там писали, что вы акционер, пострадавший от взрыва. – Она посмотрела на мою палочку. – Все это было так ужасно. Но когда я позвонила сюда в контору, спросила, где вы, и мне сказали, вы будете здесь сегодня, я подумала, что неплохо было бы встретиться с вами, сыном Мадлен, после стольких лет. Я сказала Пен, что у меня есть несколько акций этого старого заведения, спросила ее, не хочет ли она пойти со мной, и вот мы здесь.

Я подумал, что о многом она умолчала, но все мое внимание занимала Пенелопа.

– Пен, дорогая, – ласково проговорила она, – тебе, должно быть, страшно скучно слушать наши с мистером Моррисом разговоры. Может быть, тебе сбегать посмотреть на лошадок?

– Еще очень рано, лошадей на парадном круге еще нет, – вмешался я.

– Быстренько, Пен, – похоже, мать и не заметила моей реплики. – Будь умничкой.

Пенелопа понимающе, почти заговорщицки, улыбнулась, выпила бокал до дна и весело упорхнула.

– Она такая милая, – сказала миссис Фаулдз. – Моя единственная. Мне было сорок два, когда я ее родила.

– М-да… вам повезло, – промычал я, ощущая себя полным идиотом.

Филиппа Фаулдз рассмеялась.

– Я вас не раздражаю? Пен говорит, что я всех сбиваю с толку. Она говорит, что совершенно незнакомым людям я выкладываю то, что не следует рассказывать никому. А мне, честно говоря, нравится немного шокировать. Столько развелось вокруг всяких моралистов. Но тайны, секреты – другое дело.

– Что за тайны?

– Они есть у каждого человека. Особенно у женщины, и признайтесь, вам хотелось бы узнать какую-нибудь мою тайну, – обольстительно улыбнулась Филиппа.

– Откуда у вас взялось семь акций? – усмехнулся я.

Она поставила бокал, внимательно и доброжелательно, но с промелькнувшей в глазах хитринкой посмотрела на меня.

– Да, вот это вопрос!

Ответила она не сразу. Подумала и уточнила:

– Недели две назад в газетах писали, что Стрэттоны перегрызлись из-за ипподрома.

– Да, я об этом тоже читал.

– Потому вы и здесь?

– В основном, думаю, да.

– Я, знаете, выросла здесь. Не здесь, на ипподроме, а в поместье.

Я удивился:

– Но Стрэттоны, за исключением Марджори, хором утверждают, что не знают вас.