Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
– До белой горячки, до белой горячки… – повторила она вслух. Внезапно, без всякой связи с ходом ее рассуждений, у нее родилась идея: о чем говорить с Никиткой, когда она до него дозвонится.
И кураж звонить ему – сразу же появился.
Катя выключила пылесос, отерла пот со лба. Решила: надо выпить чайку и все обдумать.
– Алло? Здравствуйте!
– Здравствуйте, – неуверенно произнес тусклый, немолодой женский голос.
– Могу я поговорить с Никитой?
– А кто его спрашивает? – настороженно спросила женщина.
«Лучшая ложь – это правда», – решила Катя и сказала:
– Это его старинная знакомая. Еще по аэродрому.
– Никиты сейчас нет, – неуверенно сказала женщина.
– А когда он будет?
– Я… Я не знаю… А кто это говорит? Конкретно? Что ему передать?
«Передать»… Значит, он жив-здоров…
– Это Катя Калашникова. Знаете, он мне очень нужен – сейчас и срочно.
Катя старалась, чтобы ее голос звучал вдохновляюще.
– Зачем?
– Понимаете, – начала она вранье, – у меня есть парашют, о котором мечтал Никита. И я хотела бы продать его – очень, очень дешево! – практически подарить! И хотела бы продать – именно ему. Он так мечтал о нем, давно просил меня достать именно такой…
Она постаралась придать своему голосу ту хрипловатую завораживающую пикантность, которая безошибочно действовала на мужчин – а иной раз пробивала даже женщин.
– Боюсь, что Никите больше не понадобится парашют… – вздохнула женщина.
– А что случилось? Что с ним?
– Он… Он… Он… – женщина внезапно залилась слезами.
– Что?
И тут собеседница бросила трубку.
«Бип-бип-бип-бип…» – Катя бестолково слушала в трубке короткие гудки.
Вот так поговорили. Вот так вдохновение!
…Раздался препротивный сигнал стиральной машины: освобождай, мол, меня. Катя вздохнула и отправилась в ванную. Выложила белье в пластмассовый тазик. Закинула в машинку новую пищу – свои цветные кофточки и Андреевы рубашки – засыпала стиральный порошок. Закрыла, запустила программу.
Накинув на себя старую куртку, отправилась развешивать белье на лоджию. Бельевые веревки, которые остались еще от прошлых хозяев квартиры, или оборвались, или провисли чуть не до полу. Натянуть новые – профессора не допросишься, придется заниматься самой. Развесила белье кое-как на оставшихся вервиях. Ничего. Оно уже почти сухое. Слава богу, дьячковского жалованья когда-то хватило на стиральную машину-автомат.
«Что же дальше делать с Никиткой-то? – раздумывала Катя. – Что за странная фраза, сказанная матерью?.. Как она там выразилась? Парашют ему, мол, больше не понадобится… Почему? Он что – разбился? Потерял руки-ноги?.. Или у него – действительно с головой не в порядке (как мы все и предполагали)?.. И где он сейчас?.. Где-то в таком месте, что иногда он бывает дома… В таком месте, что ему можно, как сказала мама, что-то передать на словах… Но когда он появится дома, она при этом не знает… Где же он?.. В больнице?.. В тюрьме?.. В психушке?.. В армии?..»
Катя развесила белье – хоть свежего воздуха глотнула. А то сидишь тут взаперти – по милости этого Паши-детектива… Как будто она сама – маньяк какой-нибудь…
«А ведь очень и очень может быть, – подумалось ей, – что Никитка в психушке… Вечно он странный был… Даже можно сказать – вельми и вельми странный… Может, он и вовсе не в психушке, а дома… Но при этом либо невменяемый, либо лекарствами накачанный… Ни бе ни ме сказать не может…»
Как бы все-таки выяснить поточнее про этого Никитку? А вдруг страшные события последних дней – действительно его рук дело?
И тут Катя вспомнила, что у Никитки был брат.
«Да, да, точно. Брат. У него был брат. Он даже один раз приезжал к нам на аэродром».
К этому моменту Катя обнаружила, что она уже без куртки – и посреди кабинета снова включает пылесос.
«Совсем не похож на Никитку. Здоровый, трезвый, уверенный в себе. Я бы даже сказала – нагло уверенный в себе. И – явный бабник. Причем, в отличие от Никитки, бабник удачливый. У него даже ямочка на подбородке была. И весь он был такой слащавый, масленый… Но при этом глаз у него горел… Да, да, победительно так горел… Он, помнится, тогда и ко мне тоже пытался кадриться… И даже насильно всунул свою визитную карточку… Тогда это еще было в диковинку – визитные карточки… Во всяком случае, для парня примерно одного с нами возраста… Вот его бы, этого брата, а не мамашу, подозвать к телефону…»
Кате почему-то казалось, что с мужчиной примерно своих лет она легче наладит контакт, нежели с испуганной женщиной, годящейся ей в матери. Брат… Но брата надо хотя бы подозвать к телефону. Или, если он переехал, узнать у мамани его новый номер… Значит, по меньшей мере, вспомнить, как его зовут… Как же его звали… Что-то вроде бы на «В»… Витя?.. Вася?.. Валя?.. Веня?..
Катя уже дошла до своего стола и шурудила пылесосом под ним и возле него. Надо действовать осторожней, чтобы не выдернуть из гнезд все эти шланги, связывающие монитор с процессором и принтером. А то сама она не наладит. Придется виниться профессору, просить подключить… Хоть это он делал по дому, электричества не боялся, даром что энергетик… Но профессор – в библиотеке.
Компьютер у Кати был старенький – стыдно сказать, триста восемьдесят шестой. Новый «пентиум» Дьячков присвоил себе. Предлог был тот, что у него – расчеты, а у нее всего-то навсего: слова (хоть и иностранные).
«А ведь где-то у меня могла остаться визитка его, брата Никиткиного…» – подумала Катя.
У Екатерины Сергеевны имелась привычка, которую муж считал дурной, а именно: никогда не выбрасывать визитные карточки. Не только визитные карточки, но даже клочки бумажек с номерами телефонов. В этом не было ничего практического или коллекционерского. Она хранила визитки исключительно из мистических – почти суеверных соображений.
У Кати просто не поднималась рука ни одну из них порвать. Или, допустим, кинуть в мусорное ведро. Ей казалось, что этим она владельцу карточки наносит таинственный, но непоправимый урон. И только когда Екатерина Сергеевна наверняка узнавала, что человек уходил безвозвратно, а в последнее время такое, увы, стало случаться с ее знакомыми и полузнакомыми все чаще, она, начиная разбирать стол, рвала карточку с его именем.
Получались будто бы похороны.
У нее валялись карточки, полученные ею аж в восемьдесят шестом, восемьдесят седьмом году – когда визитки еще служили своего рода «метой удачи». Такой же метой, как десять лет спустя – сотовый телефон. Тогда визитки имели только внешторговцы, министерские деятели, журналисты. Ну, и иностранцы, конечно. Это теперь каждая собака с визиткой ходит – как, впрочем, и с сотовым телефоном. Business cards с тех пор в ее столе – вперемешку, в беспорядке – накопилось несчитано. Порой она уже не помнила: ни как выглядел владелец, ни что его с ней связывало, ни даже при каких обстоятельствах ухитрился он всучить ей свою карту… Но даже такие визитки Катя никогда – чтоб не брать лишнего греха на душу – не рвала.
Что ж: может, один раз в жизни ей пригодится ее визитно-карточное собрание?
«Прочешем его, – решила Катя, – но сначала допылесосим кабинет!»
Когда она выгребла карточки из всех четырех ящиков стола на ковер, получился внушительный холмик.
Катя принялась бессмысленно перебирать их.
«Как же я его, этого брата, найду? – вдруг подумала она. – Ведь я ни имени его не помню, ни фамилии – их с Никиткой общей фамилии!»
В растерянности она просматривала визитки. Откладывала в сторону те, что удавалось явно идентифицировать с личностью хозяина. И все равно оставалась целая горка таких, о которых ничего не помнилось.
Потом она вдруг сообразила: «Ах, я балда! Ну настоящая Балда Петровна! Надо же его не пофамилии искать! И не по имени!.. По номеру телефона – вот по чему его надо искать!..» Никитка в те годы жил вместе с братом – он сам не однажды говорил об этом… Ну, а телефон-то Никитки она знает! Только что по нему звонила!
