В жерле вулкана - Холл Адам (книги полностью .txt) 📗
Рейнер сказал, тщательно выговаривая испанские слова:
– Полковник, вся беседа будет вестись на английском или французском, как пожелаете. И тот и другой – языки цивилизованных наций. Простите мою невежливость. Я понимаю, мы находимся на земле Агуадора, но эта леди – француженка и в данный момент является вашей гостьей. Кстати, пользуюсь возможностью, чтобы довести до вашего сведения, полковник: если вы еще раз пустите по моему следу этого черноглазого соглядатая, я лично кастрирую его, но только если буду в хорошем настроении. В противном случае я просто сломаю ему шею, а не запястье.
Ибарра посмотрел на Пуйо, и тот пробормотал:
– Эль лавантино…
– Они мне не подчиняются, но это не значит, что я не могу вас расстрелять. Будьте добры ответить на несколько вопросов. Во-первых, знаете ли вы место, где затонул самолет?
Рейнер спросил капитана Линдстрома:
– Вы говорите по-испански?
– Немного.
– Знаете, почему я в Агуадоре?
– Думаю, чтобы выяснить, что случилось.
– Эти парни – ваши друзья?
– Луи спас мне жизнь.
– Луис Пуйо?
– Да. Он…
– Отвечайте на мои вопросы! – потребовал Ибарра.
– Как вы спасли ему жизнь? – спросил Рейнер однорукого.
– Слишком громко сказано…
– Вы знаете, где находится затонувший самолет? – нетерпеливо спросил Ибарра.
Рейнер посмотрел на него и медленно заговорил по-английски, давая Пуйо время для перевода. Он хотел, чтобы эти слова услышал Линдстром, испанский которого наверняка оставлял желать лучшего.
– Да, я знаю точные координаты этого места и уже телеграфировал своей компании, чтобы она немедленно прислала команду спасателей. Судно находится в Панаме, меньше чем в сорока восьми часах отсюда, и моя компания понимает необходимость торопиться, поскольку есть силы, которые будут препятствовать подъему самолета.
Когда Пуйо закончил переводить, Ибарра отвернулся, встал, посмотрел на стол, взял шариковую ручку и начал постукивать ей по крышке, подражая звуку неторопливо работающего пулемета. Равнодушные карие глаза Пуйо не смотрели ни на кого в отдельности, но на его лбу проступил пот. Линдстром подошел к окну, и Рейнер не видел выражения его лица.
На включенном вентиляторе продолжали трепетать ленточки.
Затем Ибарра выпалил длинную тираду, и Пуйо возразил ему:
– Время не терпит.
– Им понадобится получить разрешение, а на это уйдут недели…
– Им достаточно только попросить разрешения, чтобы прислать сюда военные корабли!
– И показать свое подлинное лицо? Они на это не пойдут…
– Объявят здесь учения и…
– Одновременно пошлют запрос на право проведения спасательных работ в лондонский Форин оффис? [33] И ты думаешь, что это его остановит?
– Решать вам, – уже более спокойно ответил Пуйо. – Вы знаете, что можете рассчитывать на меня. Но спешка может погубить все.
– Сейчас не время говорить об этом.
Пуйо сказал человеку, который вошел с ними:
– Сообщи, что нам нужно поговорить. – Мужчина вышел.
Рейнеру не давал покоя один вопрос: что же было на борту «Глэмис кастла»?
– Вас разыскивает полиция, – сказал ему Ибарра.
– Верно.
– Нам было бы проще всего передать вас в их руки.
– Нет смысла. Мы с вами по одну сторону баррикад. Вы тоже хотите подъема самолета. Просто считаете, что еще не время.
– Откуда вы знаете?
– Из того, что вы только что сказали Пуйо. Ибарра, я дал вам срок в сорок восемь часов не потому что пытаюсь тянуть время, а потому что хочу увидеть подъем самолета, потерпевшего крушение. Ради этого я и прибыл. А в один прекрасный день вы захотите вступить в переговоры с моей компанией, потому что эти останки нужны и вам. У вас уже есть пилот; теперь вам нужен самолет.
Ибарра снова отвернулся, ссутулился и задумался. Рейнер понял, что несколько выстрелов, сделанных им наудачу, не слишком отклонилось от цели.
– Как поживает ваш сын? – спросил он Пуйо по-английски.
– Нормально. – Карие глаза мрачно изучали лицо собеседника.
– Что вы сказали? – требовательно спросил Ибарра.
– Сеньор проявил любезность.
Ибарра снова посмотрел на Рейнера.
– Вы знаете, почему самолет потерпел катастрофу?
– Нет.
– И вам не терпится выяснить причину?
– Не слишком. Через сорок восемь часов я увижу это собственными глазами.
– Вы опросили всех. Всех! В доме у доктора вы спрашивали меня, что случилось с…
– Это было до того, как я обнаружил место катастрофы. Я пробыл здесь пять недель и могу подождать еще два дня. – Он решил не упоминать о том, что Уиллис летит в Лондон с законченным делом.
Ибарра посмотрел на Луиса Пуйо и ничего не сказал. Затем он подошел к столу.
– Где мы могли бы связаться с вами, сеньор Рейнер? – Пол понял, что он имеет в виду компанию Т.О.А., а не ее представителя. Эти слова означали, что его отпустят отсюда подобру-поздорову. Вместе с Жизелью.
– На борту спасательного судна, как только оно прибудет.
– Какой пост вы занимаете в Т.О.А.?
– Суперинтендант лондонского аэропорта.
– Есть ли у вас бюро в этом городе?
– Нет. Только в аэропорту Сан-Доминго.
– Если мы вам понадобимся, позвоните доктору ван Кеерлсу.
– Он не доверяет мне.
– Мы сообщим ему, – он оторвал глаза и посмотрел в лицо Рейнеру, – что наши отношения предполагают невмешательство в дела друг друга.
Солнце золотило песок и поверхность моря. Вытащенные на берег лодки лежали на боку, напоминая мокрых кашалотов. С них свешивались имбирно-коричневые сети. Люди лежали в тени и спали, потому что проработали всю ночь.
Гайавата Мозес сидел скрестив ноги и с высоты своего гигантского роста наблюдал за крабом величиной с ноготь. Изумрудно-зеленый краб снова зарылся в мягкий золотистый песок, но Гайамо выковырял его обратно и повторил фокус. Песок напоминал жидкое золото, а краб – тонущий в нем изумруд. Только что он был здесь и вдруг исчез; смотри хоть сто лет, все равно не увидишь, как это произошло. Был – и нету. Он снова зачерпнул песок.
От домов с черепичными крышами к берегу шел человек. Походка его была уверенной несмотря на адскую жару. Он направлялся к лачуге Эль Анджело.
Рыбаки спали в тени своих лодок.
Ладонь зачерпнула изумруд из золота и снова дала ему упасть.
В стене лачуги Эль Анджело была дыра, служившая окном. Ее прикрывал деревянный ставень, висевший на одной петле и имевший две подпорки. Это позволяло использовать его как для тени, так и для пропуска воздуха. Хибара была выстроена из обесцвеченного дерева, но тень отбрасывала черную. Однако цветового однообразия не чувствовалось: светлое серебро сменялось темным, и вдруг вспыхивало что-то красное и шафрановое, напоминавшее огонь. Но бояться было нечего; просто Эль Анджело постелил на подоконник индейский коврик.
Гайамо больше нигде не видел такого коврика. Коврик был прекрасен и заливал огнем стенку лачуги; мальчик глядел на него как зачарованный, пока от солнца не заболели глаза. Затем он снова зачерпнул песок, но изумруд навсегда исчез в золоте.
Человек вышел из хибары и снова пошел к белым городским домам с черепичными крышами.
Накатила волна, оставила на песке пену медового цвета и с шумом отхлынула назад.
Человек, сидевший в тени лодки, вынул из жестянки табачный лист, свернул сигару, оперся спиной о киль, прищурился и начал следить за Гайаватой Мозесом, игравшим в песок. Затем он зажег сигару, закопал спичку, положил руки на поднятые колени и стал рассматривать мир, оставленный им на время сна. Мир не изменился, если не считать цветастого коврика, озарявшего окно лачуги Эль Анджело.
– Hombre… – сказал он человеку, лежавшему рядом. – Rafael! – толкнул он соседа ногой.
– Que hay?
– Mire… mire, hombre! La manta… [34]
Сосед потер лицо ладонями, чтобы прогнать сон, и застонал от жары. Приятель продолжал толкать его и не давал покоя, пока Рафаэль не посмотрел на берег и не полюбовался «la manta», лежавшим на подоконнике лачуги.
