Сто лет и чемодан денег в придачу - Чевкина Екатерина Максимовна (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
— А я, боюсь, нет, — сказал Аллан. — Расскажи-ка лучше еще про эту самую оперу. По-моему, так это просто кто кого переорет, нет?
Юлий улыбнулся, выпил приличный глоток водки, встал — и запел. Причем не какую-нибудь простецкую шведскую застольную, а арию Nessun Dormaиз оперы Пуччини «Турандот».
— Вот же черт! — восхитился Аллан, когда Юлий допел.
— Nessun dorma! — торжественно произнес Юлий. — Пусть никто не спит!
Тем не менее оба, Аллан и Юлий, тут же уснули на своих койках рядом с кают-компанией. А когда проснулись, подводная лодка уже стояла, пришвартованная в Ленинградском морском порту. Там их уже ожидал лимузин, чтобы доставить в Кремль, на встречу с маршалом Берией.
— Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград… Может, определитесь наконец? — сказал Аллан.
— И тебя с добрым утречком, — ответил Юлий.
Юлий и Аллан уселись на заднее сиденье лимузина «хамбер-пульман» — от Ленинграда до Москвы предстояло ехать целый день. Раздвигающаяся стеклянная перегородка отделяла водительское место от… салона!..где находились Аллан и его новый друг. В салоне к тому же имелся холодильник, а в нем — вода, лимонад и всевозможное спиртное, впрочем без него пассажиры пока обходились. Рядом стояли вазочка с мармеладом и целое блюдо конфет из натурального шоколада. Машина и ее внутреннее убранство являли бы собой блистательный образец советского социалистического инженерного искусства, не будь все это импортировано из Англии.
Юлий рассказывал Аллану о своем прошлом, среди прочего — как он учился у нобелевского лауреата, новозеландца Эрнеста Резерфорда, легендарного физика-ядерщика. Вот почему Юлий так хорошо говорит по-английски. Аллан, со своей стороны, поведал изумленному и продолжающему изумляться Юлию Борисовичу о своих приключениях в Испании, Америке, Китае, Гималаях и Иране.
— Что стало потом с тем англиканским пастором? — спросил Юлий.
— Не знаю, — сказал Аллан. — Либо он обратил в свое англиканство всю Персию, либо его больше нет в живых. Либо ни то, ни другое, но это наименее вероятно.
— А вот это уже в некотором роде вызов Сталину и Советскому Союзу, — откровенно заметил Юлий. — Помимо преступного сомнения в победе революции, еще и дурной прогноз насчет жизни и здоровья…
Юлий вообще разоткровенничался. Он честно выложил все, что думает о маршале Берии, главе госбезопасности, который ни с того ни с сего стал еще и главным руководителем атомного проекта.
У Берии, скажем прямо, ни стыда, ни совести. Он пользуется женщинами и детьми для своих забав и, говорят, отправляет антиобщественных элементов в исправительные лагеря, если не сразу на тот свет.
— Пойми меня правильно, — пояснил Юлий. — От антиобщественных элементов надо избавляться, чем скорей, тем лучше, но только от настоящих антиобщественных элементов — с истинной, революционной точки зрения. Тех, кто не служит делу социализма, — долой! Но тех, кто не служит делу маршала Берии…ну уж нет, Аллан. Маршал Берия тот еще революционер и борец за дело социализма. Только не надо на это отвлекать товарища Сталина. Мне никогда еще не выпадало с ним встретиться, но он ведь в ответе за всю страну, почти за целый материк. И если в силу своей занятости он поторопился возложить на маршала Берию больше ответственности, чем маршал в состоянии вынести… то в этом товарищ Сталин совершенно прав! А теперь, дорогой Аллан, я скажу тебе одну вещь, совершенно невероятную. Сегодня вечером нас примет не только маршал Берия, но и лично товарищ Сталин! Он хочет пригласить нас на ужин.
— Жду с нетерпением, — сказал Аллан. — Ну а до этого как же? Неужели предполагается, что мы будем одними конфетами питаться?
Юлий велел остановить лимузин в маленьком городке и организовать для Аллана пару бутербродов. И поездка продолжилась, а вместе с ней и интересный разговор.
Аллан жевал бутерброд и думал, что Берия, по описанию Юлия, пожалуй, чем-то напоминает так скоропостижно покинувшего этот мир начальника службы безопасности в Тегеране. Юлий, со своей стороны, пытался понять своего шведского коллегу. Швед скоро будет ужинать с самим Сталиным и сам признался, что с нетерпением этого ждет. Но Юлию пришлось спросить — неужели Аллана правда больше волнует сам ужин,чем встреча с вождем?
— Человек без еды не живет, — дипломатично отвечал Аллан и похвалил русские бутерброды. — Но дорогой Юлий, можно, я тебе задам пару вопросов?
— Ну конечно, дорогой Аллан. Спрашивай, а я постараюсь ответить.
Аллан сказал, что он, если честно, не очень вслушивался, когда Юлий выступал тут с политическим докладом, политика для Аллана вообще не самое интересное на этом свете. К тому же Аллан точно помнит, что вчера вечером Юлий обещал не съезжать в эту сторону.
Но Аллан запомнил, как Юлий описывал некоторые человеческие недостатки маршала Берии. Похоже, Аллан и прежде встречался с подобными личностями. И вот тут как раз загвоздка. С одной стороны, насколько он, Аллан, понимает, маршал Берия — человек безжалостный. А с другой стороны — окружил Аллана всяческой заботой, прислал вот лимузин и все такое.
— Между нами, я удивляюсь, почему бы ему не приказать просто-напросто похитить меня, а потом силой вытащить из меня то, что он хочет знать, — сказал Аллан. — Тогда он сэкономил бы мармелад, шоколад, сто тысяч долларов и много чего еще.
Юлий сказал, что самое горькое в рассуждениях Аллана — это то, что они небеспочвенны. Маршал Берия не один раз — к тому же именем революции — пытал невинных людей. Юлий-то знает, как оно обстоит на самом деле. Но дело в том, сказал Юлий и чуть помедлил, дело в том, сказал Юлий и полез в холодильник за пивом, хотя на часах не было и полудня, дело в том… — и тут Юлий признался: маршал Берия только что провалился как раз с той самой стратегией, которую Аллан только что обрисовал. Похитили одного западноевропейского эксперта в Швейцарии и привезли к маршалу Берии, но все это плохо кончилось. С позволения Аллана, Юлий не будет в это углубляться, но пусть Аллан поверит его словам: неудача явилась уроком, и согласно вновь принятому решению все необходимые ядерные услуги отныне будут покупатьсяна западном рынке, основанном на спросе и предложении, сколь бы вульгарно это ни звучало.
Советская атомная программа началась с письма ядерного физика Георгия Николаевича Флёрова товарищу Сталину в апреле 1942 года, в котором отмечалось: в западных, союзнических средствах массовой информации ни звука не говорится и ни строчки не пишется о способе расщепления атомного ядра, хотя его открыли еще в 1939-м.
Товарищ Сталин оказался не лыком шит (правду сказать, его отец-сапожник лыком для шитья вовсе не пользовался, зато и вязал его не всегда — впрочем, поколотить сына не забывал даже в таких случаях). Сталин подумал, как и физик-ядерщик Флёров, что такое полное молчание в течение трехлет вокруг расщепления ядра не означает ничего другого, кроме того, что теперь там есть что рассказать, например что кто-то вот-вот создаст бомбу, которая поставит Советскому Союзу — выражаясь образным русским языком — шах и мат.
Времени терять было нельзя, да вот незадача: Гитлер и нацистская Германия целиком сосредоточились на том, чтобы захватить некоторую часть Советского Союза — можно сказать, все западнее Волги, включая Москву, но мало того — еще и Сталинград!
Сказать, что битва за Сталинград стала для Сталина личным делом, — это не сказать ничего. Он положил там, наверное, миллиона полтора — но Красная Армия победила и пошла теснить Гитлера обратно, пока не оттеснила до самого бункера в Берлине.
И только когда немцы пошли на попятный и Сталин почувствовал, что у него и у страны есть будущее, ускоренными темпами пошли исследования в области расщепления атома — чтобы заручиться более современной страховкой взамен давно просроченного страхового полиса под названием «Пакт Молотова — Риббентропа».
