Последний дон - Пьюзо Марио (книги онлайн полные txt) 📗
– Мне. Мне вы небезразличны. Я соберу деньги, а вы на следующих выборах должны баллотироваться в сенат.
– На кой ляд мне это? В этой дерьмовой стране это ровным счетом ничего не значит. Я губернатор большого штата Невада, а этот ублюдок убил мою дочь и выскочил на волю. Придется смириться. Народ рассказывает про моего погубленного ребенка анекдоты и молится за ее убийцу. А знаете, о чем молюсь я? Чтобы атомная бомба стерла эту дерьмовую страну с лица земли, особенно штат Калифорния.
Все это время Пиппи и Кросс хранили молчание. Вспышка губернатора немного потрясла их, к тому же оба понимали, что Гронвельт знает, куда клонит.
– Вы должны выбросить это из головы. Забыть. Не позволяйте этой трагедии разрушить вашу жизнь. – Елейный тон Гронвельта даже святого вывел бы из себя.
Швырнув каскетку в дальний угол, губернатор подошел к бару и подлил себе виски.
– Да не могу я забыть. Не сплю по ночам и все воображаю, как выковыриваю этому вафлеришке глаза. Я бы с радостью поджарил его, ей-Богу, руки-ноги ему бы пообрывал. И чтоб он остался жив, чтоб я мог проделывать все это снова и снова. – Он пьяно ухмыльнулся, едва не упал, осклабив желтые зубы и дыхнув на собеседников гнилью изо рта.
И будто почти протрезвел у них на глазах. Куда более спокойным голосом, едва ли походя, обронил:
– Вы видели, как он ее зарезал? Заколол сквозь глаза. Судья не позволил присяжным взглянуть на фотографии. Дескать, чтобы не вызвать предубежденности. Но мне-то, ее отцу, позволили увидеть их. И вот шкет Тео разгуливает на свободе с ухмылкой на роже. Заколол мою доченьку сквозь глаза, но встает каждое утро и видит солнечный свет. О, как бы мне хотелось поубивать их всех – судью, присяжных, адвокатов, всех до единого. – Наполнив бокал, губернатор в бешенстве зашагал по комнате, речь его обратилась в безумный лепет. – Не могу я идти туда и пороть чушь, в которую больше не верю. Не могу, пока этот ублюдок недоношенный живет на свете. Он сидел за моим столом, мы с женой обхаживали его, как человека, хотя он и был нам не по душе. Мы снизошли до него, усомнившись в своем собственном мнении о нем. Никогда, ни за что не сомневайтесь в собственном мнении. Мы ввели его в свой дом, предоставили ему постель, чтобы он спал с нашей доченькой, а он все это время потешался над нами. Он говорил: «Да всем накласть на то, что вы губернатор! Да всем накласть на то, что у вас есть деньги! Да всем накласть на то, что вы культурные, порядочные люди! Я порешу вашу дочь, когда захочу, и вы ничего не сможете поделать. Я всех вас посажу в дерьмо. Я затрахаю вашу дочь, а после прикончу ее, а потом засуну это вам в задницу и буду разгуливать на воле». – Уэввен покачнулся, и Кросс поспешно шагнул к нему, чтобы поддержать. Губернатор поглядел поверх Кросса, на высокий потолок, украшенный лепниной – сплошь розовые ангелы и святые в белых одеяниях. – Хочу, чтобы он издох, – выговорил Уэввен и залился слезами. – Хочу, чтоб он издох.
– Уолтер, все уладится, дайте только срок, – негромко проронил Гронвельт. – Баллотируйтесь в сенаторы. У вас впереди лучшие годы, вы еще можете сотворить массу добра.
Стряхнув руку Кросса, Уэввен спокойно произнес:
– Да неужто вы еще не уяснили, что я больше не верю в добрые дела? Мне возбраняется говорить хоть кому-нибудь, каково у меня на сердце, даже собственной жене. О ненависти, кипящей в душе. И вот еще что я вам скажу. Избиратели презирают меня, в их глазах я бессильный дурак. Человек, позволивший убить собственную дочь и не сумевший наказать убийцу. Кто ж доверит подобному человеку благосостояние такого большого штата, как Невада? – Он осклабился. – У этого голозадого больше шансов быть избранным, чем у меня. – Мгновение помолчал. – Альфред, выкиньте это из головы. Я больше никуда не баллотируюсь.
Гронвельт внимательно разглядывал его, уловив что-то, ускользнувшее от внимания Пиппи и Кросса. Бурная скорбь зачастую ведет к слабости, но Гронвельт решил рискнуть.
– Уолтер, пойдете ли вы в сенаторы, если этот человек будет наказан? Станете ли вы прежним?
Губернатор будто и не понял его. Чуточку покосился на Пиппи и Кросса, потом уставился в лицо Гронвельту.
– Подождите меня в моем кабинете, – сказал тот Пиппи и Кроссу.
Оба немедленно удалились. Оставшись наедине с губернатором, Гронвельт угрюмо произнес:
– Уолтер, впервые в жизни мы оба должны быть крайне прямолинейны. Мы знакомы уже двадцать лет, и разве я хоть когда-нибудь проявил несдержанность или неосмотрительность? Так что отвечайте. Все останется строго между нами. Вы вернетесь в игру, если мальчишка умрет?
Подойдя к бару, губернатор плеснул себе виски. Но пить не стал.
– Начну кампанию, как только схожу на его похороны, чтобы продемонстрировать, что не держу на него зла, – улыбнулся он. – Моим избирателям такое придется по нраву.
Гронвельт вздохнул с облегчением. Итак, решено. И, капельку отпустив узду, дал выход своим чувствам. – Сперва сходите к дантисту, – бросил он губернатору. – Чтоб почистил ваши дерьмовые зубы.
Пиппи и Кросс ждали Гронвельта в административном пентхаузе. Он провел их в свои жилые апартаменты, чтобы расположиться с удобством, после чего изложил суть разговора.
– А губернатор в порядке? – поинтересовался Пиппи.
– Губернатор вовсе не так пьян, как прикидывался, – ответил Гронвельт. – Он выложил все, что хотел, не сунув голову в петлю.
– Вечером вылетаю на восток, – сообщил Пиппи. – Нужно, чтобы Клерикуцио дали добро.
– Скажи им, что, по моему мнению, губернатор из тех, кто способен дойти до самого верха. Он будет бесценным другом.
– Джорджио и дон поймут. Я просто должен доложить обстоятельства дела и получить их одобрение.
С улыбкой поглядев на Кросса, Гронвельт обернулся к Пиппи и мягко проговорил:
– Пиппи, по-моему, настало время Кроссу войти в Семью. Думаю, он должен полететь на восток с тобой.
Но Джорджио Клерикуцио предпочел лично прибыть на Запад для совещания, чтобы услышать обо всем из уст Гронвельта, а тот уже десять лет не покидал Лас-Вегас.
Хотя Джорджио и не был игроком, его с телохранителями разместили в одной из вилл. Гронвельт всегда догадывался, когда следует сделать исключение. Он отказывал в виллах могущественным политикам, финансовым магнатам, некоторым из знаменитейших кинозвезд Голливуда, прекрасным женщинам, ложившимся с ним в постель, близким друзьям. Даже Пиппи Де Лене. Зато предоставил виллу Джорджио Клерикуцио, хотя и знал, что тот отличается спартанскими запросами и не ценит экстраординарную роскошь. Просто, исподволь накапливаясь, в счет идет каждый знак уважения и любой сбой, пусть самый крохотный, рано или поздно будет вспомянут.
Гронвельт, Пиппи и Джорджио собрались в его вилле.
Гронвельт изложил ситуацию, подытожив:
– Губернатор может стать грандиозным активом Семьи. Если он возьмет себя в руки, то способен дойти до самой вершины. Сначала в сенаторы, потом в президенты. Если такое случится, у вас появится отличный шанс, что спортивный тотализатор легализуют на территории всей страны. Семья получит миллиарды, и эти миллиарды не будут черными. Это будут белые деньги. Я бы сказал, что мы должны это сделать.
Белые деньги куда ценней черных. Но к числу величайших достоинств Джорджио относилось и то, что он никогда не принимал поспешных решений.
– А губернатору известно, что вы на нашей стороне?
– Уверенности у него такой нет, но кое-какие слухи до него, несомненно, доходили. Он ведь не болван. Я делал для него кое-что такое, что мне нипочем бы не сделать в одиночку, и он это понимает. Он умен. Он только-то и сказал, что будет пробиваться наверх, если парнишка умрет. Не просил меня ни о чем. Он грандиозный жулик и вовсе не был так уж пьян, когда вывернул душу наизнанку. Полагаю, он все заранее просчитал. Он говорил искренне, но не без наигрыша. Не мог измыслить, как отомстить, зато догадывался, что я могу кое-что предпринять. Он горюет, но в то же время интригует. – Гронвельт помолчал. – Если мы провернем дело, он станет сенатором, и притом нашим сенатором.
