Источник счастья - Дашкова Полина Викторовна (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗

Князя Юсупова с поста московского генерал-губернатора сняли. Раненых вылечили, мёртвых похоронили, кого-то из погромщиков арестовали. Михаила Владимировича с тех пор не покидало чувство, что это — начало. Слишком много звучит речей, сеющих зерна ненависти. На тёмных грязных слухах, на обличении царской семьи проще всего сделать политическую карьеру. Война чиновных интересов может оказаться опасней и губительней для России, чем война с внешним противником.

Банкеты давались по любому поводу, на них произносились речи. Общественные комитеты отстаивали своё право бесконтрольно распоряжаться деньгами государственной казны и военными поставками, фирмы-посредники наживались. Через поставки в войска партий продовольствия, обмундирования, медикаментов руководство комитетов пыталось влиять на армию, на генералов. Преданность правительству и царю считалась предательством национальных интересов. Патриот, демократ, либерал обязан был царя с царицей ненавидеть и громко эту свою ненависть выражать, иначе на него смотрели косо. На фоне военных успехов лета 1916 года продолжалось опасное брожение в войсках, падал авторитет всякой власти, прежде всего фронтовых офицеров, учащались случаи неподчинения и дезертирства.

Михаил Владимирович с юности обладал острой интуицией. В его профессии она была необходима. Но в обычной жизни летом 1916 года в центре пыльной, жаркой, вполне спокойной и сытой Москвы она сводила его с ума. Самым надёжным лекарством была работа. Её хватало и в госпитале, и в домашней лаборатории.

Крысу Григорию Третьему влили дозу препарата, когда животное уже почти издохло. Пятый день Григорий балансировал между жизнью и смертью. Агапкин ухаживал за ним, как за младенцем. Крыс жил, но не молодел. Задние лапки оставались парализованными, глаза мутными.

К августу появилась возможность сделать кое-какие выводы о реакции на препарат зверьков, получивших вливание в юном возрасте. Из семи подопытных экземпляров два умерли сразу, третий старел согласно своему реальному возрасту. Четыре выглядели явно моложе и вели себя, как крысята-подростки.

Однажды вечером у ворот госпиталя к Михаилу Владимировичу метнулась тень.

— Доктор, умоляю, я готова на все!

Женщина лет сорока, пёстро одетая, накрашенная, бухнулась на колени, вцепилась в штанину.

— Двое малых детей, мать диабетичка! Умоляю!

Михаилу Владимировичу с трудом удалось поднять её.

— Что вам угодно, сударыня? Успокойтесь, объясните. Вы больны?

— Нет! Я здорова, но я не хочу стареть, мне нельзя! Это мой хлеб, моя профессия! Вам ведь нужно испытывать ваш эликсир на людях? Я готова добровольно, пойдёмте к нотариусу, я дам расписку о своём согласии.

— Какой нотариус? Какой эликсир?

Шум разбудил сторожа-инвалида, он помог профессору высвободиться из объятий просительницы.

Через неделю без предупреждения явилась в квартиру Зоя Велс, гимназическая приятельница Тани.

— Здравствуйте, очень рад. Таня в Ялте, вернётся к концу месяца.

— А я не к ней. Я к вам, Михаил Владимирович.

Она приблизила к нему своё круглое веснушчатое лицо так неожиданно, что они чуть не стукнулись лбами.

— Видите, вот тут морщины, у глаз. И ещё у губ. А вот, глядите, седой волос.

— Зоя, вам двадцати нет, какие морщины? Какая седина?

— Любые деньги, любые! — она молитвенно сложила руки у груди. — Клянусь, это останется тайной!

Уговоры не помогали. Барышня слов не слышала, твердила об отцовских миллионах, расстёгивала пуговицы на блузке, готова была расстаться с девичьей честью, грозила, что застрелится. Лишь с помощью обеих горничных удалось усадить её в кресло, напоить валерьянкой. Удалилась она, только когда вернулся Володя и проводил её домой на извозчике.

В госпитале терапевт Маслов, любитель бульварной прессы, то и дело подсовывал Михаилу Владимировичу газеты с заметками, подчёркнутыми красными карандашом. Кроме Вивариума об «эликсире Свешникова» писали ещё некто «М. Л.» и «Ц. Лотос».

— Не беспокойтесь, — утешал Маслов, — скорее всего, это тот же Вивариум, но под другими псевдонимами.

В паре заметок мелькнуло имя Сен-Жермена. Автор утверждал, что профессор Свешников есть очередное перевоплощение графа, он явился в Москву для продолжения своих опытов на новом витке прогрессивной науки.

— Михаил Владимирович, вы напрасно игнорируете рекламу, смотрите, у вас много конкурентов. — Маслов пускал клубы дыма и с серьёзным лицом зачитывал газетные тексты.

Коллеги добродушно потешались над тем, что Михаил Владимирович теперь герой газетной шумихи. Это стало чем-то вроде дежурного анекдота, иногда оживлявшего тяжёлые госпитальные будни. Для практикующих врачей, воспитанных в традициях позитивистской науки, само слово «омоложение» ассоциировалось с шарлатанством, алхимией, фантастическими романами.

Многие знали, что профессор Свешников на досуге занимался эпифизом. В отличие от гипофиза и гипоталамуса, эта железа была ещё недостаточно изучена. Возможно, её функции как-то связаны с процессом старения. Не исключено, что воздействие на неё вызвало эффект временного омоложения у нескольких крыс и морских свинок. Но любой мало-мальски сведущий в медицине человек никогда не станет делать из этого глобальных выводов.

Это были строчки из труда профессора Свешникова «Учение о клетке», который с 1912 года издавался в двух томах, как классический университетский учебник.

— Михаил Владимирович, что же всё-таки произошло с Осей? — спросил однажды после тяжёлой операции хирург Потапенко.

— Ещё Вирхов заметил, что кратковременная асфиксия может вызвать рост капилляров и стимулировать кровообращение, — ответил профессор и почувствовал, что краснеет. — При остановке сердца мы использовали электрические разряды, действие их не до конца изучено. Выздоровление Оси такая же загадка, как его болезнь.

— Недавно я наткнулся в «Вестнике медицины» за прошлый год на небольшую статью английского психиатра Дэвида Бьерка о летаргическом сне. Он описывает случай, когда пациентка находилась в этом состоянии одиннадцать лет. Все процессы в организме настолько замедлились, что, проснувшись, дама выглядела на те же двадцать четыре, хотя ей исполнилось тридцать пять. В качестве противоположного примера Бьерк приводит именно прогерию, ускоренное старение в детском возрасте.

— Чтобы не стареть, надо больше спать, — улыбнулся профессор, — в следующий раз, когда меня опять станет донимать господин Вивариум, я поделюсь с ним этим рецептом.

— О, всё не так просто. После пробуждения та дама догнала и даже перегнала свой реальный возраст за пару недель. Буквально на глазах у неё появились морщины, седина. Потом она прожила ещё год и скончалась от кровоизлияния в мозг. Но довольно о грустном. Есть какие-нибудь вести из Ялты? Как Ося?

— Третьего дня пришло письмо от него и от Тани. Он чувствует себя отлично, поправился, сочиняет приключенческий роман из жизни индейцев. Вам, Васильеву, сестре Арине передаёт поклоны.

— А как продвигаются ваши опыты?

— Очень медленно.

— Жаль. Я бы не отказался сбросить лет десять-пятнадцать.

— Как только добьюсь каких-нибудь надёжных результатов, клянусь, вы, доктор, станете первым моим пациентом.