Пуля для полпреда - Незнанский Фридрих Евсеевич (читать книги полностью .txt) 📗
Лемехова строго предупредила меня, что документы должны быть оформлены безупречно, иначе оператор в банке – насколько я понял, речь шла о конкретном человеке, посвященном в детали незаконных операций, хотя его (ее) имени Лемехова мне не назвала, – откажется принимать их не из рук главного бухгалтера, т. к. подобная афера сопряжена с дополнительным риском. Запасных бланков с подписью главбуха у Лемеховой не было, о чем она меня также предупредила. Пребывая, в связи с вышеизложенным, в состоянии нервного возбуждения, я допустил ошибку при заполнении документов и, оказавшись в безвыходной ситуации, был вынужден пойти на подлог – подделать подпись главного бухгалтера.
При оформлении документов в банке по техническим причинам произошла задержка. Увидев случайно оказавшихся поблизости сотрудников налоговой полиции, я еще раз все взвесил и решил не доводить до логического завершения противозаконную сделку и, несмотря на угрожающую моей жизни опасность, явиться с повинной...»
Липа просто феноменальная, подвел промежуточный итог Турецкий уже молча – Лия вернулась. Раз этот Крамаренко отправился с сомнительными (фактически с поддельными!) платежными документами в банк, значит, точно знал, к какому оператору обращаться. И вообще, счетом предприятия в банке, как правило, занимается один сотрудник. «...Увидев случайно оказавшихся поблизости сотрудников налоговой полиции!..» Бред!
Лия метала в его сторону вопросительные взгляды, но он с бесстрастным выражением углубился в изучение объяснительной. Однако бесстрастности его хватило ненадолго:
– Нет, Лия Георгиевна, вы это читали?!
– Что именно?
– «Я, Крамаренко Антон Богданович, 1976 г. рождения, ранее не судимый» и прочая, и прочая, и прочая «01.04.2001 г. в 11.15 в непосредственной близости от центрального отделения банка „Сибинвест“, куда направлялся с финансовыми документами, был задержан людьми, предъявившими удостоверения сотрудников налоговой полиции. Поскольку их личности показались мне подозрительными, причину задержания мне никто не объяснил, а при себе у меня находились, как я уже указал, финансовые документы, я оказал сопротивление. В результате был жестоко избит и доставлен в здание с зарешеченными окнами, не могу сказать в какое именно, т. к. в момент, когда меня выгружали из автомобиля и вели по лестнице, я пребывал вследствие избиения в полубессознательном состоянии. Задержавшие меня сотрудники налоговой полиции, ни имен, ни примет которых я, к сожалению, не запомнил по вышеизложенной причине, заставили меня подписать признание, с содержанием которого меня даже не ознакомили, и какие-то бланки с печатью ЗАО „Медея“ и подписью гендиректора Лемеховой К. А. Причем на бланках меня принудили поставить не свою подпись, а подпись находящегося в отпуске главного бухгалтера ЗАО „Медея“. После чего меня продержали до темноты, прикованным наручниками к стояку отопления, потом втолкнули в машину и высадили около дома».
– Ну и что? – удивилась Лия. – Конечно, не каждый день сталкиваешься с такой галиматьей. Некоторые господа с неоконченными тремя классами врут убедительнее. Или вы хотите сказать, что верите хоть одному его слову?!
– Вот именно, что ни одному не верю, – проворчал Турецкий, – но это еще не самое лучшее. «...В пояснительной записке от 02.04.2001 г. в виду болезненного состояния, причина которого в ней изложена, мною допущен ряд неточностей. Так, в момент задержания у входа в центральное отделение банка „Сибинвест“ при мне находились...», послушайте, какая музыка слов: «...находились черновики финансовых документов...»! «...А сопротивление я оказал, ошибочно посчитав задержание неуместной первоапрельской шуткой коллег». И резолюция: «Дело прекратить за отсутствием в действиях гражданина Крамаренко А. Б. состава преступления...» Что в толстой папке? Результаты плановой проверки ЗАО «Медея»: выявлен ряд мелких недостатков – с кем не бывает, – но серьезных претензий нет?
– Да.
– То есть, кроме полуночного бреда этого слизняка, у вас против Лемеховой ничего?
– У нас.
– Нет, у вас!
Лия сникла буквально на глазах. Турецкий мстительно подождал, пока разочарование ее достигнет пика, и добавил:
– У вас нет. А у меня есть. Видите эти полоски на всех листах с правого края? Рисунок очень характерный: похоже на согнувшиеся на ветру елки.
– Да. Напечатано на одном и том же лазерном принтере, у которого барабан испачкан печатающим порошком. Кстати, это к вопросу о том, что чистосердечное признание он якобы составлял не сам, а только подписал, не читая, бумажку, подсунутую неопознанными садистами из налоговой полиции.
– Не поучайте старших, Лия Георгиевна! Не так уж важно, сколько стежков белыми нитками в показаниях Крамаренко. Им в любом случае грош цена. Зато разводы по краям бумаги дорогого стоят. Принимайте очередную благодарность!
– И каким же образом они изобличают вашу обожаемую Лемехову? – для порядка усомнилась Лия.
– Следствие разберется! – ответил Турецкий веско.
12 сентября. А. Б. Турецкий
Допрос Крамаренко Турецкий отложил до утра. Нужно было непременно сделать так, чтобы он ничего не смог сообщить Лемеховой раньше времени. Сажать его на ночь в камеру не выход, этим можно только поднять тревогу в стане вероятного противника, весь эффект неожиданности полетит в тартарары.
В половине восьмого Турецкий занял позицию у подъезда крупнопанельной девятиэтажки с покосившейся, загаженной дверью мусоропровода, вывороченным могучей рукой пролетариата домофоном и огороженной металлической сеткой узкой и длинной, как кишка автостоянкой напротив дома. Все машины на ней были покрыты замерзшей грязью: они жались к проезду, состоявшему, как водится, из луж и колдобин, с вечера шел дождь, а ночью подморозило. У выезда несколько пацанов с ведром кипятка зарабатывали на сигареты.
А Крамаренко не заработал на квартиру в престижном районе, подумал Турецкий с некоторой долей злорадства. Не заработал... И черт с ним, мысль угасла, он погрузился в оцепенение, которое бывает рано утром, когда, встав в неурочный час перед поездкой, выпиваешь кофе, чтобы проснуться, потом понимаешь, что можно было спать еще минут двадцать, и томишься неподвижно, сдерживая себя – только бы не взглянуть в несчетный уже раз на часы, чтобы не тронуться умом. Еще он подумал отстраненно, что вещи, которые обычно его раздражают: мусор под ногами, дымящие в открытую третьеклассники, «новые русские», убивающие на ухабах ходовые своих «БМВ» и «мерседесов» и предпочитающие тратиться на их ремонт, вместо того чтобы залатать асфальт перед собственным домом, и прочие неисчислимые гримасы нашего насквозь идиотского существования, сегодня его не задевают. Как будто он видит это не наяву, а смотрит вполглаза дешевое кино, и то с конца, – лишь бы не пропустить начало футбольного матча.
Антон Крамаренко вышел из подъезда без четверти восемь, Турецкого он не узнал и попытался пройти мимо, но «важняк» бесцеремонно преградил ему дорогу.
– А-а, Борис Александрович?! – Он сделал удивленные глаза, как малое дитя.
– Александр Борисович, – поправил Турецкий и показал корочку.
– Я и представить не мог, – еще сильней удивился Крамаренко.
Турецкий указал на служебную «хонду»:
– Садитесь в машину.
Крамаренко засуетился:
– Но я опаздываю... То есть еще пару минут, ну пять, не опаздываю, а потом мне нужно на работу.
Турецкий вспомнил упакованного в резиновый мешок Голика. А сейчас он лежит голый в холодильнике, дожидается вскрытия, и в нескольких шагах ночной дежурный допивает последний чай и готовится сдавать смену. Для него Голик не человек, а учетная единица хранения, заготовка на складе для дальнейшей переработки. А Дмитрий был моложе этого хлыща, завертевшегося при первых признаках опасности как угорь на сковородке, и, судя по всему, в тысячу раз достойнее. Крамаренко неповинен непосредственно в его смерти, Турецкий это понимал и все же с трудом удержался, чтобы не наброситься на прохвоста и не задушить как мерзкую крысу. Он прикусил до крови губу, сжал изо всех сил кулаки и, видимо, изменился в лице, потому что Крамаренко испугался и залепетал:
