Торнадо нон-стоп - Солнцева Наталья (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

Всего о Громе не знал никто. Одни были давно мертвы, других он не допускал в темные закоулки своей заблудшей души. Единственный, кто знал о нем все, – был он сам. Иногда он сам себя боялся. Его мало что могло вывести из равновесия, в том числе и женские слезы. Но…смотря чьи. За все время их совместной работы секретарша ни разу не плакала, во всяком случае, при нем.

– Алла Викентьевна, голубушка, что с вами?

Гром сам себе удивлялся. Откуда у него брались такие слова и такие интонации? Видимо, остались еще в нем неоткрытые острова, на которые «не ступала нога человека».

Секретарша смотрела на него полными слез глазами и молчала. Игорь Анатольевич подошел ближе и взял в руки письмо, отпечатанное на одной стороне листа. Неизвестный сообщал, что он все знает об истинных отношениях Громова и Аллы Викентьевны, и то, что, как они думают, никому неведомо, для него не является секретом. Поэтому Алла Викентьевна должна будет сообщать ему все, что его заинтересует: касается ли это офиса, состояния дел на фирме, заключаемых договоров и контрактов, движения финансовых средств, или личных отношений Игоря Анатольевича с ней, с его женой, дочерью и внуком, охраной, сотрудниками, партнерами по бизнесу, друзьями и знакомыми. Если же она, по своей глупости и недальновидности, не послушается доброго совета, то ей придется об этом горько пожалеть. И дальше шел богатый перечень ожидающих бедную Аллу Викентьевну наказаний: и то, что Тамара Громова, супруга шефа, «все узнает», и то, что об этом узнает вся Москва, весь деловой мир, и то, что сам Громов может серьезно пострадать, не только морально, но и физически, и даже то, что может пострадать его семья.

Аллу Викентьевну особенно испугали две вещи, – нежелательная огласка и угрозы в адрес Игоря Анатольевича. Тот, кто писал, очень хорошо знал, чем ее можно вывести из равновесия и заставить совершить глупость. Собственно, «оглашать» на всю Москву было нечего. Интимных отношений у Громова и его секретарши никогда не было, да и вообще, то, что они переживали у себя внутри, каждый по-своему, не успело перерасти в те «отношения», на которые намекал автор письма. Громов уважал и ценил Аллу Викентьевну, а она добросовестно выполняла свою работу и была преданна своему шефу. Только и всего.

Теперь же, глядя на строчки письма, которые говорили о том, что все это время оставалось скрытым глубоко внутри у этих людей со сложными характерами и непростыми судьбами, – они оба, и Громов, и его секретарша, вдруг отчетливо увидели правду. И правда эта состояла в том, что они, такие разные, уже прожившие половину жизни, полюбили друг друга.

– Алла Викентьевна, – мягко сказал Громов, наливая в хрустальный стакан воду и подавая женщине, – выпейте! Или, может, лучше коньячку?

Она всхлипнула и отрицательно покачала головой.

– Успокойтесь! Чего вы так расстроились? – спросил Игорь Анатольевич, глядя, как дрожит ее рука, и вода едва не проливается на стол.

– Ну…как же! Вы прочитали?

– Прочитал.

– Это же…это…

Она снова заплакала. Слезы текли по ее щекам, не оставляя дорожек, потому что никакими косметическими средствами Алла Викентьевна не пользовалась. Только помадой светлого оттенка, и чуть-чуть пудрой.

– Это гадко и отвратительно…Но не стоит плакать!

– А… если он… расскажет?

– Что?

– О нас с вами… что мы… что…

– Кому? Тамаре?

Алла Викентьевна покраснела, опустила глаза и кивнула.

– Ну и пусть! – ответил Громов.

Ему действительно было все равно. Он никогда не изменял жене. Несколько случайных связей по молодости или от скуки, не считается; став зрелым мужчиной, он презирал нечистоплотность в интимных отношениях и избегал подобного. И с Аллой Викентьевной ничего такого у него не было. И вдруг он остро, болезненно пожалел об этом.

– Как же так? – удивилась она. – Вас не волнует моя…репутация? Что обо мне станут говорить люди? Как я буду смотреть им в глаза?

– Нахально! И с улыбочкой! – ответил Громов и засмеялся. – А что о нас с вами можно рассказать? Ничего! И знаете, что? Пожалуй, я очень об этом жалею. Я прямо сейчас, сию минуту это понял!

– Что вы такое говорите, Игорь Анатольевич?

– Правду! Правду, Алла Викентьевна! И это, оказывается невыразимо приятно! Нужно сказать спасибо этому негодяю за письмо, иначе бы я никогда не осмелился сказать вам, что я…люблю вас! Поедемте сегодня после работы кататься по Садовому кольцу, или за город. Хотите?

– Что вы? Как можно? Это…повредит вашей политической карьере!

– Плевать на карьеру! Политика мне не по душе, а деньги зарабатывать мне никакие сплетни не помешают! И вообще, кому я нужен? Я же не Клинтон, в конце концов?! Какое кому дело до моей нравственности? И потом…разве может быть безнравственным любить другого человека?

– Но ведь вы женаты…

– И что с того? Это ж не заразная болезнь, я надеюсь? И разве женатый мужчина не может полюбить?

– Да, но…

– Никаких «но»! У нас с вами начинается новая жизнь, полная тепла и света! Видите, как я заговорил? Почти стихами. Вы даже не ожидали, признайтесь!

Алла Викентьевна, для которой страшное письмо казалось «громом небесным», растерялась. Она слышала все, что говорил Игорь Анатольевич, но все это происходило, как во сне. Как во сне, она дала ему согласие покататься после работы по ночному городу, зайти в ресторан; как во сне, она пила с ним вместе коньяк, который он таки принес из своего кабинета в широких хрустальных фужерах. Ее голова слегка кружилась, то ли от выпитого, то ли от лившейся в окна дождевой свежести, пахнущей мокрыми деревьями, ванилью из кондитерской на углу и дыханием огромного проснувшегося города…

– Откуда у вас это письмо? – спросил Громов, когда она совсем успокоилась и повеселела.

– Мне его слепой дал, на улице.

– Слепой?

– Да. Я не сразу догадалась, конечно… Он был в темных очках и с собакой-поводырем, отлично выдрессированной.

– Вы его видели когда-нибудь раньше?

– Нет… – Алла Викентьевна задумалась. – Нет, точно! Я бы обратила внимание. Очень приятный, интеллигентный молодой человек, и…слепой. Ужасно!

Она зябко повела плечами.