Бойтесь данайцев, дары приносящих - Литвиновы Анна и Сергей (бесплатные версии книг TXT) 📗
От Юрочки он уставал, конечно. От постоянных вопросов. От капризов, которые время от времени обуревали сынишку. От того, что мальчику постоянно хотелось играть или хотя бы разговаривать с папочкой.
Но он не сомневался – нет, не сомневался – в том, что поступил правильно, не перепоручив мальчика кому-то еще. Зачем пренебрег своей карьерой и взял на себя подобное послушание? «Карьеру я наверстаю, – думал он, – а Юрочка, где бы и с кем бы он ни оказался, вырастет с мощным фундаментом в голове: папа – хороший, папа – заботливый и любимый. К тому же – а вдруг? – глядишь, наша мама в космос полетит. То-то будет радости и гордости!»
В одно из воскресений в начале июня, когда ОКБ тишало и пустело по сравнению с буднями, он снова повстречался с Жорой, с которым работал на полигоне над спутником-разведчиком. Тот был взъерошен.
– Ты представь себе, какой-то прям рок над «Зенитом-вторым» висит! Казалось бы: тем же носителем пускали, который сто раз отработан, с той же установки. И вот подумай: авария, на второй секунде! Ракета упала метрах в трехстах от стартового стола. А одна боковушка прямо на нем сгорела, старт очень сильно повредила. Будут теперь позицию восстанавливать – не знаю, как минимум на месяц работы.
– Это потому, что меня там не было, – мрачновато пошутил Владик.
Он не знал того, о чем ведали Королев и Провотворов: раз старт поврежден и пусковую площадку надо чинить – это снова отложит намеченный и полностью готовый полет Андрияна и Павла.
А жена его отправилась в Феодосию – прыгать. Заключительная часть парашютной программы: прыжки на воду, и ночью, и в полном космическом снаряжении.
На то, что у нее дико болит ударенная спина и копчик, Владику она, как и никому на свете, даже не пожаловалась.
…А лето шестьдесят второго шло своим чередом. Такого холодного и дождливого лета жители столицы и Подмосковья не могли и припомнить. А в стране и мире происходили события – о части из которых советские люди знали, а другие оставались для них тайной за семью печатями.
Больше семидесяти грузовых судов втайне перебрасывают на Кубу военных и боевую технику.
В Москве проходит Всемирный конгресс за всеобщее и полное разоружение.
С первого июня в СССР повышают цены на мас-ло и мясо – в первый (и последний) раз после войны.
В Новочеркасске это вызовет мощную антисоветскую демонстрацию, разогнанную войсками и спецслужбами. Больше двадцати мирных людей погибнет под пулями, потом еще девятеро будут расстреляны по приговору суда.
Твардовский, главный редактор «Нового мира», передает Хрущеву, на высочайшее прочтение, рассказ рязанского учителя Солженицына «Щ?854». Никита Сергеевич от рассказа будет в восторге, и в ноябрьской книжке «Нового мира» он появится под названием «Один день Ивана Денисовича».
Балет Большого театра собирается ехать в Америку на гастроли, которые начнутся осенью.
Советская сборная по футболу во второй раз в своей истории участвует в чемпионате мира. Выходит из группы, но проигрывает в четвертьфинале.
По общему мнению, выступление признано неудачным.
Двадцатидевятилетний поэт Андрей Вознесенский выпускает свой третий сборник: «Сорок лирических отступлений от поэмы «Треугольная груша». Вскоре, осенью того же года, состоятся первые чтения советских поэтов на зимнем стадионе в Лужниках, в присутствии многотысячной аудитории.
В Англии никому не известный ансамбль «Битлз» записывает свой первый сингл «Love Me Do».
На экраны СССР выходит первый полнометражный фильм молодого (тридцатилетнего) режиссера Тарковского «Иваново детство». Выходит первым экраном – напечатано более полутора тысяч копий, рецензии самые благожелательные. Картину в Советском Союзе посмотрят более шестнадцати миллионов человек, а этой осенью на венецианском кинофестивале она завоюет главный приз.
Готовится к прокату – к стопятидесятилетию Отечественной войны двенадцатого года – фильм режиссера Рязанова «Гусарская баллада».
Но никто не знает, что на полигоне Тюратам (который по-прежнему еще не называют Байконуром), на восстановленном стартовом столе, успешно запускают спутник-разведчик из серии «Зенит-два». Он приземлится через пять дней близ города Уральска. Запуск будет признан успешным. Военные получат снимки миллионов квадратных километров территории США.
И сразу после этого удачного запуска начнет вплотную готовиться групповой полет советских космонавтов.
Полигон Тюратам (космодром Байконур).
Королев Сергей Павлович
Понятно, для чего космос Хрущеву – полет, фанфары и свидетельство преимуществ советского строя.
Для десятков и сотен генералов и ученых, прилепившихся к столь выгодному делу в последние пару лет, – это возможность быть на переднем крае, сиять и получать ордена и новые звездочки.
Для космонавтов это вообще счастливый лотерейный билет – круче, чем «Волгу» выиграть. Только что сидели, безвестные лейтенанты и старлеи, в своих дальних гарнизонах, – а теперь обрушивается на них всенародная любовь и великая слава.
Но это все действует, лишь когда полет проходит без сучка и без задоринки. А вот за это прежде всего отвечает он, Королев. И если что не дай бог случится – спрашивать в первую голову будут с него.
Значит, надо обеспечить высочайшую надежность, которая только возможна. А еще – в каждом полете делать шаг вперед. Не шажок, как предлагают некоторые, а полноценный, полновесный шаг. Перед полетом Германа многие говорили: пусть летит на три оборота. Или на пять. А он, Королев, настоял: послать на сутки. На семнадцать витков парня отправили – и не прогадали. Получили в итоге большой задел. Теперь американе нас не так скоро догонят.
Но после экспедиции «Востока-два» и того, как плохо Герман себя на орбите чувствовал, среди посвященных и высокопоставленных начались разговоры: надо повторить суточный полет. В крайнем случае, при идеальном самочувствии космонавта, продлить его на двое суток. Но летать больше – нет, нет, опасно, ни за что!
И только он, Королев, единственный сразу и твердо сказал: летим на трое суток. Против этого были – все. И военные. И академик Келдыш, главный теоретик космонавтики, как его называли в газетах. И медики. И сами космонавты, и их дядька – Провотворов. Сколько же ему, главному конструктору, понадобилось споров, совещаний, заседаний, чтобы убедить: полет должен продолжаться три дня! Причем сразу у обоих космонавтов! Королеву потребовалось разбивать скептиков и маловеров поодиночке. Убеждать колеблющихся. Взывать к авторитетам.
Он хорошо понимал: только по более-менее длительному полету можно определить, действительно ли человеческий организм не приемлет невесомости и космоса (как казалось многим из тех, кто знал о состоянии Германа Второго). Или плохое самочувствие – лишь случайная особенность одного, отдельно взятого, пусть и подготовленного человека. Или, может, первые сутки человеку на орбите и впрямь бывает плохо – но потом он привыкает. Ответом на эти вопросы может быть только практика. И очень хорошо, что тогда, в феврале, в Пицунде, с Хрущевым удалось согласовать групповой полет. Когда по трое суток каждый летают сразу два человека, притом столь разных по складу и темпераменту, как обстоятельный флегматик Андриян и подвижный весельчак Паша, можно будет, на основании их экспедиции – шесть суток на орбите в общей сложности – сделать достоверные выводы.
Но в этой экспедиции самочувствию космонавтов потребуется уделять первостепенное внимание (после надежности техники, конечно). Главную роль тут будут играть не пульс, не давление, которые по каналам телеметрии на Землю, худо-бедно, сообщаются. Основными станут – их личные ощущения. А также слова и выражения, которыми они будут докладывать на Землю о своем состоянии. Однако говорить в эфире: «Чувствую себя плохо» – нельзя ни в коем случае. Все переговоры слушают американе. И страны НАТО. И просто радиолюбители, которые с радостью сольют информацию продажным буржуазным писакам. А советский космонавт не может чувствовать себя плохо. Равно как передовая советская космическая техника не может ломаться, терпеть аварии и катастрофы. Королев не думал, что подобный подход единственно правильный, однако – не им заведено, не ему отменять. Поэтому договорились с Пашей и Андрияном о кодовых словах. Если идет с орбиты доклад: «Чувствую себя отлично», – значит, и впрямь все нормально. Если «Самочувствие хорошее» – есть проблемы со здоровьем, но можно потерпеть, подождать, посмотреть, что дальше будет. А уж если «Состояние удовлетворительное», – надо немедленно прерывать полет и на ближайшем витке сажать корабль. Кроме того, завели огромное количество условных слов. Например, если, упаси бог, тормозной двигатель не работает – то это «пихта». Когда радиация выше нормы – «банан». Вместо доклада: «работать с оборудованием не могу», – надо говорить «береза», а «прошу срочный спуск» – «георгин» и так далее. Кодовые слова то и дело меняли и заморочили в итоге головы и космонавтам, и всем вокруг.
