Чудны дела твои, Господи! - Устинова Татьяна Витальевна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Чудны дела твои, Господи! – произнес Боголюбов, рассматривая мужика на полотне. – Шедевр. Истинное наслаждение.
– Что вы говорите?!
– А?.. Ничего. – Он распрямился и посмотрел на хозяйку. Она прихлебывала остывший кофе, и у нее был вид человека, наконец-то скинувшего с плеч неприятное и тягостное дело.
– А девушка ваша красивая, – вдруг сказала Нина и стрельнула в него глазами. – Стильная такая.
– Это моя жена, – зачем-то объяснил Боголюбов, и она так удивилась, что ойкнула совсем по-деревенски.
Забывшись, он походил туда-сюда по комнатке, и от его шагов в шкафу звенела и дрожала посуда.
– Нина, – сказал он, спохватившись, – я картину заберу с собой, ладно? А завтра принесу в музей! Вы же ее должны, наверное, наследникам передать, или кому там? Сперанскому вернуть?
– Забирайте, конечно! – Она махнула рукой. – Теперь какая разница…
Кое-как обмотав полотно коричневой оберточной бумагой, Боголюбов выбрался из дома и пошел среди угольных луж и щепок по чавкающей дорожке. Обрадованная Мотя трусила за ним. Коричневая бумага шуршала и полоскалась на ветру. Нина стояла на крыльце и смотрела ему вслед.
Боголюбов откинул брякнувшую щеколду и помахал ей рукой.
– Как же, – пробормотал он себе под нос. – За кого вы меня принимаете?! Я болван, конечно, но все же не слепой!
И поудобнее перехватил картину – совсем не ту, которую писатель Сперанский преподнес Анне Львовне в трактире «Монпансье». Она была очень похожа – но не та!..
Он пошел в обход, не через Земляной Вал, а переулками, хотя это было глупо: на него оглядывались прохожие, приостанавливались и смотрели ему вслед.
Он шел довольно долго, куда-то сворачивал, поднимался в горку, обходил лужи и заблудился. Нести картину было неудобно, бумага то и дело сползала, и очень хотелось как-то избавиться от этого мужика с косой!..
Деревенские домики за серым штакетником сменились двухэтажными – внизу беленый кирпич, сверху деревянная надстройка, зеленые крашеные ворота были заложены поперечными балками. Из-под ворот брехали лохматые псы, звенели цепями. Мотя в перепалку не ввязывалась, деловито бежала рядом, изредка взглядывая на него – молодец я?..
– Молодец, – похвалил Боголюбов.
Возле одного из домов, нарядного на вид, с резными наличниками и высоким крылечком, стояло несколько машин, и потный дядька в полинявшей капитанской фуражке грузил в «Ниву» какие-то ящики.
«Меблированные комнаты мещанки Зыковой», – прочел Боголюбов вывеску, набранную вполне убедительным самодержавным шрифтом. Ему очень надоел мужик с косой, надоела коричневая оберточная бумага, надоело идти по улице под взглядами прохожих, и он решил зайти в «меблированные комнаты» и вызвать такси. Наверняка в этом городе есть такси, оно приедет и отвезет его. Адрес: Красная площадь, дом один.
Покуда он поднимался на крыльцо и проламывался с картиной в узкие двустворчатые двери, побитые дождями и морозами, дядька, бросив ящики, смотрел на него во все глаза.
– Добрый день! – уже почти проломившись, прокричал Боголюбов. – Это я не украл, это мне законно дали!..
– Ну-ну, – ответил дядька.
В «меблированных комнатах» был аквариумный полумрак – от гераней, которыми сплошь были заставлены подоконники. На полу дорожки, на шкафах и комодах салфетки, связанные крючком. За конторкой, подперев щеку кулачком, сидела румяная девушка и смотрела в компьютерный монитор.
– Здрасте, – растерянно сказала она, завидев Боголюбова с картиной. – Вы… постоялец?
Он прислонил свою ношу к гнутому венскому стулу, вздохнул и вытер пот со лба.
– Вы… турист? С группой?
– Где-то в глубине души я турист, – согласился Андрей Ильич. Здесь, среди гераний, салфеточек и половичков, идея с такси показалась ему очень глупой. – Но я без группы.
– А-а, вы, наверное, в буфет, да? Проходите, мы открыты.
И девушка показала рукой, куда проходить.
Над притолокой была прибита вывеска «Буфетная», и из-за стены раздавались соблазнительные звуки – звякала посуда и негромко разговаривали.
Ругая себя, Боголюбов «прошел» и картину за собой вволок.
В небольшом помещении оказалась настоящая буфетная стойка, уставленная тарелками и блюдами с разносолами, столы, покрытые белыми скатертями, полосатые мягкие стулья, в углу фикус. Лера, обернувшаяся на звук колокольчика, когда он вошел, с изумлением смотрела, как он втаскивает картину.
– Общий привет, – провозгласил Боголюбов, чувствуя себя идиотом.
Лера держала в руке кошелек, такой знакомый ему, как будто это был его собственный кошелек, старый друг!.. Сколько раз он подкладывал туда денежку – просто так, потому что у него было что подложить, а ей вечно не хватало денег!..
– А я… кофе покупаю, – сказала Лера, как будто оправдываясь. – У тебя кофе нет.
– Я знаю.
От растерянности он прошелся вдоль стойки, рассматривая тарелки и блюда.
– Покушать, может быть? – сунулся молодой буфетчик в длинном белом фартуке. – У нас сегодня и ежедневно русский стол – сало, буженина, шейка запеченная, утиная ножка в меду, язык отварной горячий, огурчики соленые, маринады всякие, студни говяжий, курячий, – он так и сказал «курячий», – рыбки всякие, селедочка слабосоленая, килька пряная, судачок заливной, ну и водки разные. Желаете стопочку?
– Рановато для стопочки, – пробормотал Боголюбов, отводя глаза и от разносолов, и от Леры. Созерцать их почему-то в данный момент казалось ему неприличным.
– Тогда кофейку? С молоком, со сливками? Печенье сдобное, заварное, песочное, слоеное, обсыпное с крошкой, с сахаром, с маком, с изюмом! Пироги с капустой, с мясом, с печенкой, с курятиной, с рыбой, с потрошками, с картошкой, с яйцом! Сладкие – ватрушки, с яблоком, с вишней, с малиной, со сливой, брусничные, черничные. Портвейнцу рюмочку?
Он так и сказал «портвейнцу», и Боголюбов захохотал – так ему все понравилось.
Он взял бывшую жену за кошелек и потащил за собой – к покрытому белой скатертью столу и полосатым стульям.
– Садись, – велел он. – И сиди.
Он лихо назаказывал всего – и кофе, и пирогов, и печений, и «портвейнцу».
– Куда столько? – спросила Лера, когда он уселся напротив. – Мы все не съедим. Что с тобой такое?
– Почему они все решили, что я идиот? – спросил Андрей Ильич у нее. – Я произвожу такое впечатление? Это другая картина! Она просто похожа, вот и все. И кто Нине велел мне ее подсунуть? Саутин? Модест? Или есть еще кто-то, о ком я не знаю? И главное – зачем?!
Лера ни о чем не стала спрашивать. Она просто смотрела на него, склонив голову немного набок, как собака Мотя. Она знала, что он все расскажет сам или вовсе ничего не расскажет, сколько ни приставай.
Все же они были женаты много лет. До того, как развелись.
– Что вы вообще полдня делали в отделении?! – вдруг взвился Андрей Ильич. – Почему ты меня не разбудила, когда поехала?..
– Саша сказал, что ты пока там не нужен, он сам разберется. Юлька должна показания дать, их запишут, потом она должна гада опознать или как это называется?.. Судья должен выбрать меру пресечения, а это тоже небыстро. Он сразу стал адвокату звонить, как только понял, что отпускать его на все четыре стороны никто не собирается. Адвокат, насколько я поняла, должен приехать, а из Москвы за час не доедешь, Андрей. И за два не доедешь! Так что это долгая история. Саша сказал, что ему тоже, скорее всего, придется в Москву поехать. Не сейчас, а… потом. Чтобы там процесс проконтролировать.
– Саша! – фыркнул Боголюбов. – Этот ваш Саша всю голову мне заморочил!
«Ты мне всю голову заморочил» – так сказал министр, подписывая боголюбовское назначение в музей.
– Юлька осталась, а я ушла. Мне там совсем делать нечего! А она без Саши никуда идти не хочет. Она еще не отошла, Андрюш. И не знаю, скоро ли отойдет.
– Саша – не самый плохой вариант в ее случае, – заявил Боголюбов. Молодой человек в длинном фартуке расставлял на столе пироги и печенье. – Ты так не считаешь?
