Волшебник Хуливуда - Кемпбелл Роберт (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Хозяин победителя поднял рябого над головой. Тот бешено заорал и захлопал крыльями.
Проигравший принял черного петуха, несколько мгновений пристально смотрел на него, а затем стремительно, но деликатно свернул ему шею. Петух умер, не издав ни звука. Проигравший швырнул мертвую птицу в корзину, в которой уже валялось несколько точно таких же трупиков. Эта корзина стояла у ног отца Мичема.
Как выяснилось, это был последний бой на нынешний день. Бои, судя по всему, начались рано утром, затемно, пока все здесь еще не успело расплавиться на солнце.
Люди принялись рассчитываться друг с другом. Теперь, когда бои закончились и надобность в поддержке яростным криком отпала, потомки конкистадоров и индейцев в белых рубашках и в соломенных шляпах переговаривались тихо, чуть ли не робко; это были люди, умеющие извлекать маленькие радости из жизни, которая даже здесь, в сказочной стране, куда они всеми правдами и неправдами попали, оказалась для них суровой и трудной.
Какой-то старик, обратившись к отцу Мичему, предложил понести вместо него корзину с мертвыми птицами, однако священник не разрешил этого. Взявшись обеими руками за ручки, он поднялся с места. Тяжесть корзины, судя по всему, была ему нипочем. Старик с неожиданной ненавистью проводил его взглядом, когда отец Мичем устремился к выходу.
Свистун подошел к священнику и предложил свои услуги.
– Корзина не тяжелая, но нести одному, конечно, неудобно, – признался тот, уступая Свистуну одну из ручек.
Они пошли по пустырю той же дорогой, которой пришел сюда Свистун, только в обратном направлении.
– Этот старик, предложивший забрать корзину, он посмотрел вам вслед так, словно был готов вас убить.
Священник ухмыльнулся.
– Старый Ортега воображает себя моим соперником и, соответственно, врагом. Он здешний первосвященник секты спиритов.
– А он не пытается наложить на вас проклятие?
– Он пытается убедить меня в том, чтобы я отдавал ему всех черных петухов. Он утверждает, что достать их крайне трудно, а без них в его церемониях не обойтись. И говорит, что мой отказ свидетельствует об отсутствии профессиональной солидарности.
Свистун скосил глаза в корзину, на испачканные в крови черные перья, над которыми прямо здесь, по дороге, уже начали виться мухи.
– Люди они, конечно, дикие, – сказал отец Мичем, – но потихоньку-полегоньку их все же удается обратить в католическую веру.
– Здесь, в Штатах, – заметил Свистун.
– Если мы имеем возможность посылать человека на Луну и вести войны за океаном, то почему бы нам не позаботиться о бедных и о бездомных? – с некоторой долей иронии произнес отец Мичем. В его словах нетрудно было распознать цитату из бесчисленных речей на столь же бесчисленных благотворительных обедах.
Возглавив шествие, отец Мичем, тем не менее, воспользовался тем же полуразрушенным участком ограды, что и Свистун.
– Надеюсь, миссис Маргарет нас не заметит. Она страшно злится, когда я, сокращая путь, перелезаю через ограду, – сказал отец Мичем. – Почему бы вам не подождать меня в читальном зале? Там чуточку прохладней.
– Мне показалось, что вашей секретарше не понравилось бы, если бы в ваше отсутствие в дом вошел посторонний мужчина.
Отец Мичем одобрительно посмотрел на Свистуна: парень не промах, если он смог понять такое про миссис Маргарет с первого взгляда.
– Нет у меня секретарши. А есть – и мне в этом отношении повезло – миссис Маргарет. Я подобрал ее на улице в Лос-Анджелесе. Она была пациенткой государственной психиатрической лечебницы, а когда лечебницу закрыли, ее вышвырнули на улицу.
– Чтобы о ней позаботились муниципальные власти, – не без горечи поддакнул Свистун.
– Она смастерила себе хижину из картонных коробок на виду у местного отделения крупнейшего в мире банка.
– Японского?
– Разумеется.
Они подошли к задним дверям, поставили корзину на каменную приступку. У стены здесь стояла деревянная скамья линяло-голубого цвета. Отец Мичем сел на нее, достал из заднего кармана красный носовой платок и отер лицо.
– Она боится, что в доме ее изнасилуют, – пояснил отец Мичем. – На улице она совершенно бесстрашно встречается с незнакомыми мужчинами, но если кто-нибудь войдет в дом в мое отсутствие, непременно запаникует. Хотите выпить холодненького?
– Неплохо бы, – признался Свистун. Затем, мотнув подбородком, указал на руки священника. – Вы в крови, отец.
Мичем, ничего поначалу не поняв, уставился на Свистуна, затем сообразил, о чем он, поднялся с места, подошел к рукомойнику, пустил воду. Через плечо он оглянулся на Свистуна.
– Вам, должно быть, неудобно называть меня отцом?
– Я в титулах не разбираюсь.
Отец Мичем кивнул, словно одобрив подобный подход к делу.
– Миссис Маргарет, – позвал он. – Миссис Маргарет!
– В чем дело?
Она уже появилась в дверях.
В присутствии священника, способного защитить ее, она казалась совершенно другим человеком – самоуверенным, даже, пожалуй, властным.
– Найдется у нас в холодильнике пара пивка?
– Я не пью пива, – сказал Свистун.
– Что-нибудь покрепче?
– Я вообще не пью.
Отец Мичем отошел от рукомойника, помахал руками, чтобы просохли, поглядел на Свистуна не без одобрения.
– Я приготовила лимонад, – сказала миссис Маргарет, исчезая в глубине дома.
– Трудно приходится? – спросил отец Мичем.
– Бывает.
– Знаю по себе. Речь не об алкоголе, а о других потребностях. Говорю вам, мне это знакомо. Когда я был молод. И молодые женщины искушали меня, как бы проверяя глубину моей веры. Понимаете, что я хочу сказать?
– Есть женщины, которых хлебом не корми, только дай соблазнить католического священника.
– А есть и такие, которых особенно радует, если ему все-таки удается устоять. Поэтому они и предпринимают свои попытки. Ведь мы не умеем по-настоящему доверять друг другу. Мы все время друг друга испытываем и проверяем. Это сущий бич наших дней. Вы это осознаете?
– И вот, – продолжил священник, – молодые женщины искушают молодого священника, и желая, чтобы он пал, и, в то же самое время, не желая этого, но совершенно не понимая, на какие страдания они его обрекают. – Он вновь опустился на голубую скамью. – Давайте прямо здесь посидим и выпьем холодненького. В доме на самом деле ничуть не прохладней. Мне просто нравится думать, что там прохладней.
На скамейке места на двоих хватало с избытком. Отец Мичем начал разговор:
– Миссис Маргарет сказала мне, что вы ищете духовной поддержки. Но мне не кажется, что дело обстоит именно так.
– Я ищу информацию.
– Ах вот оно что!
Отец Мичем тихо рассмеялся.
– У вас ведь был прихожанин по имени Кении Гоч?
– Неужели вы думаете, будто моя паства столь малочисленна, что я помню по имени и фамилии каждого прихожанина?
Свистун понимал, что священник темнит, выигрывая время на размышления, прежде чем прийти к выводу, рассказывать ему что-нибудь или нет.
– Я думаю, что такую фамилию, как Гоч, забыть не так-то просто, – возразил он. – А теперь, побывав здесь и поглядев на обитателей здешних мест, я готов поклясться, что англосакса по фамилии Гоч вы бы не забыли.
– Он не был прихожанином. Он был скорее… просителем.
– Просителем чего?
– Чтобы его выслушали.
– А кто должен был его выслушать?
– Кто-нибудь, кто мог бы направить его на путь истинный.
– А куда конкретно он собирался?
Отец Мичем пристально осмотрел свои руки от плеча до ладони, растопырил пальцы.
– Странная штука с кровью, – заметил он. -Сколько ни моешь рук, все равно что-то застревает под ногтями. Подобно следам веры, з которой вы воспитаны, – окончательно извести их не удается никому. – Он посмотрел на Свистуна как один умник и заговорщик на другого. – Я не собираюсь пускаться с вами во все эти идиотские рассуждения о царствии небесном и о спасении души, шанс на которое остается у каждого. У священников имеется тенденция использовать чью-нибудь безвременную кончину в качестве доказательства и примера выгоды и невыгоды обращения к Богу. Кении Гоч был испуган в той степени, в какой вообще может быть испуган человек. Испуган – или запуган. Он кое-что сделал.
