Живой товар - Хазарин Андрей (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Но это была единственная удача за последние сутки. Настроение понятно, но и физически чувствовал он себя препохабно, и не только оттого, что в голове до сих пор крепко гудело. Жутко противно было ощущать себя грязным, помятым и немытым. Вроде бы после Афгана должен был ко всему привыкнуть, но у него это вывернулось наоборот: чистотой и аккуратностью он словно отделял себя — сперва от ободранных душманов, после — от воспоминаний, пропитанных вонью крови, гноя и пота.
Он старался себя не оглядывать, но все время помнил, в каком виде у него одежда после драки на дороге, неблизкой прогулки до железнодорожной станции, ночевки на лавочке в ожидании первой электрички и полуторачасового путешествия в обшарпанном вагоне, набитом работягами и базарными бабками до состояния консервной банки…
Мюллер двинулся было на выход, но взглянул на часы — и кинулся к телефону-автомату. Вовремя опомнился, ещё несколько минут и не успел бы: Манохину самое время ехать на работу.
Кононенко не стал голосом театр по телефону изображать, говорил сухо, по-деловому. Им с генеральным не драму Лермонтова «Маскарад» разыгрывать, им дело делать надо. А в деле не бывает всегда как по маслу, иначе Манохин его бы на службе не держал с целым отделом.
— Евгений Борисович, неудачно мы съездили. Очень неудачно. И груз получить опоздали — из-под носа увезли, и на обратном пути в автокатастрофу попали.
Он подбирал слова по-протокольному точно: авария — значит, машина разбита, катастрофа — авария с трупами.
Манохину разжевывать не надо было. Спросил только:
— Ты где?
— На вокзале.
— Сейчас восемь ноль одна. В восемь тридцать жди меня возле «Деликатесов» в центре.
Правильно генеральный решил говорить в машине: Манохин водит сам, жену не подвозит, а такие дела обговаривать лучше без лишних ушей. Кому надо, в свое время узнает, хоть бы и Хозяйка.
Утром в метро поезда часто ходят. Кононенко поднялся по эскалатору в густой толпе, с облегчением свернул в правый выход, к консерватории — тут народу куда меньше было. Поднялся не спеша по лестнице, прошел короткий квартал до назначенного места. «Деликате-есы»… сорок лет был «гастроном», теперь обозвали на немецкий лад, новую вывеску на полдома отгрохали. Мюллер был не силен в психологии рекламы и ему не нравилось, когда деньги тратят по-дурному, на показуху. Дело надо делать тихо — так он считал.
Добрался он быстро, минут на десять раньше срока, но рожей торговать на виду у всей улицы не захотел — зашел в подъезд, причесался, досадливо провел ладонью по щетине на подбородке, отряхнул брюки, носовым платком смахнул пыль с кроссовок. За полминуты до назначенного времени вышел.
Снизу, от собора, показался черный «джип-чероки». Повернул направо, проехал метров тридцать от угла, тормознул — как раз против Мюллера получилось.
Манохин распахнул правую дверцу:
— Садись.
С Евгением Борисовичем разговаривать надо было кратко, оперируя только фактами. Кононенко за прошедшие полчаса чуть успокоился, настроился на нужный тон и всю историю, от аэропорта до электрички, уложил в три минуты. Без чувств и эмоций. Правда, совсем удержаться не смог, когда рассказывал о Витюше и Коле, — Манохин в этом месте как-то резко посмотрел на него.
— Так. Езжай домой. Приведи себя в порядок. Появишься в офисе подумаем, что делать дальше. Пока!
Мюллеру пришлось опять нырять в метро — до своего родного Каганова, ещё одной суперспальни города.
Назывался этот выселок отнюдь не в честь Лазаря Моисеевича, приспешника Вождя и Учителя, и не в честь известного физика — ядерщика, лауреата и изменника родины, слинявшего в Израиль. Большой древности было название это — Каганово — и сохранилось со времен неразумных хазаров, когда на этом месте любил зимовать их царь-каган…
Впрочем, исторические изыски Артура Митрофановича не волновали. Думал он в эту минуту — так, машинально, — мол, хорошо, что теперь до дому пешком дойти можно. А пока вторую очередь метро не открыли, проблема была. Приходилось либо трамвая ждать, либо автобуса, да ещё остановки не рядом, торчишь на углу, головой вертишь, чтобы успеть заметить загодя и добежать… А теперь — милое дело, тридцать пять минут, хоть часы проверяй — и дома.
Вытащил из кармана-пистончика ключи, вошел в квартиру, порадовался, что жена уже на работе, — хоть и приучена вопросов лишних не задавать, но временами не выдерживает.
Скинул одежду, осмотрел — рубашку в стирку, брюки и куртку… м-да… бросил в пластмассовый таз, засыпал порошком, безнадежно повернул кран горячей воды — ох ты, есть! Хоть по мелочам везет… Подождал, пока сошла ржавая, залил таз, пустил воду в ванну, через пять минут сам залез и попытался расслабиться, забыть обо всем хоть на полчаса. Но в ушах все звучали Колины слова: «…это „Кречеты“».
Надо же так нарваться! Задумано-то было пустяковое дело — взять девчонку, растолковать ей убедительно — и только на словах, без всякого криминала! — чтоб воды в рот набрала, и спокойненько доставить домой, целую и невредимую. Все было продумано — мол, встречаем по поручению фирмы, с самыми лучшими намерениями, а помалкивать тебе надо сама понимаешь почему, не тот случай, чтоб хвастаться…
Даже потом, когда решили выхватить у этого молодчика в сером костюмчике, тоже все было четко: мол, увидели, как кто-то посторонний увез, забеспокоились, что похищение, что сообщники этого махденского мерзавца, решили, мол, отбить.
Но теперь все это в пользу бедных — вооруженное нападение на милицейскую машину… Артур Митрофанович досадливо крякнул и покрутил головой. Ладно, «мерседес» чистый, на горелом даже отпечатков пальцев не найдут. Ребят разве что по зубам вычислить могут — а ведь могут, до фирмы доберутся, найдут приказ на командировку, на троих, а вот вам и третий, тот серенький костюмчик может и признать, даром что сумерки были. Ага, вот, значит, первое конкретное дело: убрать из бумаг приказ на командировку, из кассы — расходные ордера на выплату командировочных… Хлопотно, но генеральный сделает, главбух у него свой. Еще, правда, кассирша и Оксана она выписывала командировочные удостоверения. Ладно, это Манохина забота. Я тут чистый, надо на всякий случай алиби заготовить — и вопрос закрыт. А если молодчик признает — его слова против моих, другие в машине сидели, далеко, смеркалось уже, ни черта они видеть не могли. Куртку и брюки на всякий случай выкинуть…
И вообще я в тот день в Белгороде был по делам фирмы!.. А вот фиг тебе! Не в Белгороде ты был, а в столице, в министерстве, котракты на подпись завозил! О-о, ещё лучше, был в столице, а в интересующий вас вечер, товарищи органы, ехал в фирменном поезде, можете билетик обратный посмотреть в отчете по командировке. Ну, Кононенко, ну молодец, вовремя две сотни потратил!.. А прямой билетик где? А не было билетиков, дал проводнице на лапу, в служебном купе доехал…
Так, с этим ясно, Колины и Витюшины бумаги только изъять, а меня вам не достать, взвейтесь, кречеты, орлами — и летите, летите, летите… И не просто летите, а…
Воды уже много налилось, он погрузился с головой — и вдруг вынырнул, как ошпаренный. Монтировка! Елки-палки, где монтажка? Домкрат в багажник кинул, запаску — а где монтировка?! Светил ведь — не было её. Может, закатилась куда-то в сторонку? Хорошо, если так, пока найдут, вся ржой зарастет, там уж пальцев никаких не сыщут. Или какой-то проезжий польстится на немецкую железку — а если «кречеты» с собой забрали, как вещдок?
Артура Митрофановича в горячей ванне озноб пробрал. Он вылез из воды, прошлепал мокрыми ногами по линолеуму, раскрыл бар, глотнул коньяку. Постоял, бессмысленно глядя в окно — и поймал себя на том, что рука автоматически снова несет бутылку ко рту. Стоп. Сосуды расширил, пик стресса снял — а голова нужна ясная.
Он аккуратно завинтил бутылку, поставил обратно в бар, вернулся в ванную.
Мои пальцы у ментов найдутся — брали, когда разрешение на оружие оформлял. Да и в армейских архивах есть… Те, правда, теперь за границей, в Москве, но если понадобится — добудут.
