Палуба - Кларк Кэрол Хиггинс (онлайн книга без .TXT) 📗
Выражение лица Норы посуровело.
— Я тоже хотела сходить именно на этот семинар, но теперь, думаю, лучше будет мне его пропустить. Посмотрим, что у них еще есть в программе на сегодня. Боже мой, они организуют соревнование для всех бабушек и дедушек, что плывут на корабле. Надо же, именно в это время суток… Призы будут выдаваться тем, у кого самый старший внук или внучка… а также тем, у кого внуки — самые маленькие… Что ж, в последнем конкурсе, может быть, через пару лет мы и поучаствуем…
— Ладно, пока, ребята, — пробормотала Риган, закрывая за собой дверь. Ей вновь захотелось быть десятой дочкой в семье и чтобы при этом хоть кто-то из братьев или сестер уже сделал бы ее тетушкой.
— Риган! Ага! Вот и ты! — заорала Вероника, завидев девушку. Она и ее одногруппники на занятиях по сидячей физкультуре как раз закончили с упражнениями и теперь с усилием отрывали свои толстые зады от стульев.
Риган пришла к выводу, что точно так же, как, например, брусья у гимнасток, клюшки у хоккеистов, а у культуристов гантели, так и у этих “спортсменов” тоже есть все, что им необходимо для занятий любимым видом спорта: у них есть раскладной стул, на котором можно сидеть.
— Да, вот и я, — вынуждена была признать Риган. — Как прошло занятие?
— Великолепно. А вам понравилось, господин Грей?
— Да, конечно. — Гевин улыбнулся. Сегодня утром он проснулся в хорошем настроении, потому что новый день вновь принес с собой надежду, придал силы, нужные для успешного выполнения той задачи, которая перед ним стояла. Он должен был с ней справиться, независимо от того, какие бы препятствия ни возникли на его пути. — К тому же, Риган, не было необходимости спускаться сюда за нами. Я же сказал вам, что мы встретимся с вами в вашей каюте…
— О, да ничего страшного. Вероника просто сказала, что хочет пойти на семинар, посвященный поэзии. Вот я и подумала, что мы сначала сходим посмотрим на стендах снимки, которые получились после вчерашнего капитанского коктейля, а затем прямиком отправимся на поэтический семинар. — Риган повернулась лицом к Веронике. — Если только вам на захочется подняться на какое-то время к себе в каюту.
— Нет, конечно. Господин Грей, отдохните немного от нас. Ой, мне просто не терпится увидеть, какие там получились фотографии. Пойдем поскорее, Риган. Спасибо, господин Грей, мы с вами увидимся позднее.
По мере того, как они с Вероникой стали удаляться от Грея, Риган не могла не заметить, что улыбка Гэбби Гевина становилась все более неестественной, вымученной. “Почему это он вдруг так расстроился из-за того, что ему не пришлось сопроводить Веронику обратно в нашу каюту? В чем тут может быть дело?”
Часом позже, зажав под мышкой пакет с шестью фотографиями, в основном теми, что отражали некоторые пикантные моменты вчерашней вечеринки, Вероника торжественно вошла в зал корабельной библиотеки, где должен был состояться поэтический семинар. Снимки, отобранные Вероникой, не запечатлели ни одного из ее знакомых, но, по ее убеждению, они были самыми подходящими для иллюстрации последующих красочных рассказов о том, как пассажиры весело проводили время в этом круизе.
— Риган, не понимаю, почему ты не захотела, чтобы я заказала еще одну твою фотографию. Ты могла бы ее потом показать твоим родителям. Уверена, что им бы это очень понравилось.
— О, Вероника, у них и так огромное множество моих фотографий. Видите ли, я была их первым и единственным ребенком, а поэтому они уж постарались запечатлеть на пленке каждое сколь-либо значимое событие в моей жизни. А также и самое пустяковое.
— О, как бы я сама хотела иметь ребенка, — вздохнула Вероника. На лице ее при этом появилось выражение искренней печали.
Взглянув на нее в этот момент, Риган почувствовала прилив жалости. Вероника всегда стремилась казаться такой бодрой и веселой, что Риган и в голову не приходило подумать о том, что, вероятно, пожилой женщине выпало на долю испытать много разочарований в жизни.
— Как бы то ни было, — продолжила Вероника, — учитывая тот факт, что почти пятидесятилетний первый брак сэра Джилберта так и не привел к появлению наследников, я иногда думаю: что, видимо, нельзя исключать возможности того, что это он сам, так сказать, “стрелял холостыми”.
“Старая, добрая Вероника, — констатировала Риган, — и мгновения не прошло, как ты снова стала самой собой”.
За столом библиотекаря восседал поэт — маленький человечек в черных очках, белой, застегнутой на все пуговицы рубашке и “бермудах”, в черных высоких гольфах, легких тапочках. Как только все расселись по местам, поэт начал свою лекцию.
— С юных лет, — заявил лектор, которого, кстати, звали Байрон Фрост, — я любил писать стихи. И началось все после того, как наш школьный учитель в пятом классе заставил нас писать “хайку”. Все вы знаете, что такое “хайку”?
— Это что-то японское, — ответила Вероника. — Трехстрочное стихотворение, в котором в первой и третьей строчках по пять слогов, а во второй — семь. И в нем совершенно нет рифмы!
— Да, абсолютно верно. Чтобы составить такое стихотворение, нужна внутренняя дисциплина, нужны последовательные усилия. До конца нашего сегодняшнего занятия каждый из вас напишет по одному такому стихотворению. Но начать я хочу со следующего уточнения: все вы должны писать только о том, что вам известно, или о том, что близко сердцу. Например, я как-то написал целую оду в честь моей жены, моей милой Жоржетты. Я вам ее сейчас прочту. — Он снял очки, сложил ладони перед собой на манер монаха и влюбленными глазами уставился на сидевшую в аудитории женщину, которая, как поняла Риган, и была миссис Фрост.
— Жоржетта, моя единственная любовь…
Милая миссис Фрост просто расплылась в улыбке, внимая поэзии мужа. Риган внимательно следила за ней, и ее наблюдения напомнили ей то, как, по рассказам Клер, замирала от полноты чувств Атена, слушая стихи, которые на уроках иногда читал Филипп Уиткомб. И еще вспомнилось Риган то, как Филипп сказал ей много лет назад: “Очень опасно быть наследницей большого состояния… она еще вернется…” А теперь еще этот полицейский инспектор вновь и вновь возвращается в своем расследовании к вопросу о том, действительно ли что-то было между Филиппом и Атеной. В конце концов, и тело ее было обнаружено совсем рядом с поместьем Экснеров. Мысли Риган метались между Оксфордом и Грецией. “Может быть, факсы уже поступят на корабль к тому моменту, когда мы с Вероникой вернемся в каюту после семинара, — подумала Риган. — Мне все же нужно иметь под рукой что-то конкретное, тогда мои воспоминания пойдут в нужном русле”.
— Не хочет ли кто-либо из присутствующих прочитать какое-нибудь из стихотворений? — растративший всю свою эмоциональную энергию на прочтение оды возлюбленной жене, Байрон Фрост явно стремился теперь немного потянуть время, передохнуть.
Еще прежде, чем Вероника вскочила со своего места, Риган поняла, что сейчас произойдет неизбежное: вновь будет упомянуто светлое имя сэра Джилберта.
— Мой любимый, ныне покойный супруг сэр Джилберт Экснер был поэтом. Он сочинял стихи везде, где бы ни находился. Когда мы с ним вместе лежали в постели, он, сжимая меня в своих объятиях, все равно читал свои любимые произведения. Всего лишь за несколько мгновений до смерти он привлек меня к себе и прошептал в ухо свое последнее стихотворение:
“Боже мой, только не это”, — в отчаянии думала Риган.
Стюард оставил на столике в их каюте большой коричневый конверт.
— Это тебе, — объявила Вероника, взглянув на написанный на конверте адрес. — Как замечательно! Наверное, это от какого-нибудь поклонника. Я так надеюсь. Ты читай, а я ненадолго выйду, только переоденусь. — С этими словами она исчезла в ванной.
