Миллионы Стрэттон-парка - Френсис Дик (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Дом находился в полном моем владении, был закончен и мог быть выставлен на продажу, пора было получить какие-нибудь деньги. Половина моего рабочего капитала лежала зацементированной в стенах этого дома.
– Мальчикам нужна более устроенная жизнь, – заявила Аманда, не привыкшая оставлять свои аргументы при себе.
– Да.
– Несправедливо перетаскивать их из школы в школу.
– Конечно.
– Они переживают, что придется отсюда уезжать.
– Скажи им, чтобы не переживали.
– Не верю! Неужели мы можем себе это позволить? Я помню, ты говорил, что не можем. Как насчет особняка под Оксфордом с деревом, растущим в гостиной?
– Если повезет, на этой неделе получу разрешение на проектирование.
– Но мы туда не поедем, так?
Несмотря на мои заверения, она забеспокоилась еще сильнее.
– Я перееду туда, – сказал я. – А вы с мальчиками останетесь здесь, сколько будет угодно вашей душе. Я буду приезжать.
– Ты обещаешь!
– Да.
– Конец грязи? Конец беспорядку! Никакой больше парусины вместо крыши и никакой цементной пыли в корнфлексе?
– Нет.
– Что повлияло на твое решение?
«Механика решения, – подумал я, – полна загадок». Я мог бы сказать, что так решил, так как пора осесть на каком-то одном месте ради детей, ведь старшие подошли к возрасту, когда им предстоят экзамены и нельзя менять учителей. Я мог бы сказать, что этот район, благодатная сельская местность на границе Суррея и Сассекса, имеет здоровый климат, такой другой в наши дни не сыщешь. Каждый из этих доводов стал бы вполне достаточным, чтобы мое решение выглядело исключительно логичным.
Но я прекрасно знал и уже отмечал про себя, что решающим обстоятельством послужил дуб. Он непреодолимо притягивал меня, городского мальчишку, выросшего на шумных лондонских улицах с бесконечными потоками автомашин, среди каменного пейзажа.
Впервые я увидел этот дуб за год до этого, налившимся весенним соком и готовым опушиться молодой листвой. Зрелые, безупречные в своей красоте ветви манили к себе, и я, не задумываясь, забрался на них и не испытывал никакого смущения от того, что вел себя как мальчишка, устроившись там как дома и разглядывая с его высоты амбар, который не разрешили сносить сидящему на мели землевладельцу. Исторический амбар! Местная достопримечательность!
«Какая ерунда, – думал я, слезая с дерева и входя в развалины через зияющую дыру, служившую дверью. – Преклонение перед историей доходит до абсурда».
Часть верха крыши полностью отсутствовала. Бревна западной стены пьяно развалились в стороны под самыми невероятными углами, стягивавшие их опоры давным-давно рассыпались в прах. Посреди потрескавшегося цементного пола, в зарослях разросшегося сорняка ржавел заброшенный трактор-инвалид вместе с кучей какого-то другого металлического мусора. Атмосферу запустения дополнял сквозняк, от которого становилось холодно и неуютно.
Я сразу же увидел, что можно построить из этой музейной рухляди, как будто был знаком с ней давно и все распланировал заранее. Это будет дом для детей. Необязательно для моих собственных, а для детей вообще. Для ребенка, каким был я. Дом с множеством комнат, с сюрпризами, с местами, где можно прятаться.
Мальчикам дом поначалу страшно не понравился, а Аманда, бывшая на последних месяцах беременности, ударилась в слезы, но местное начальство было расположено помочь мне, и землевладелец продал мне амбар вместе с акром земли, на которой он стоял, и сам не мог поверить, как ему улыбнулось такое счастье.
Я пригласил специалиста осмотреть дуб. Он сказал, что это исключительный старый экземпляр. Триста лет, по самой скромной оценке. «Он переживет всех нас», – сказал он. Вечная сила дерева, казалось, внушала мне покой. А когда каждый из сыновей узнал, что станет хозяином собственной отдельной комнаты, то все возражения рассеялись как дым.
Аманда повторила:
– Что повлияло на твое решение?
Я ответил:
– Дуб.
– Что?
– Здравый смысл, – поправился я, и это ее удовлетворило.
В среду я получил два важных письма. В первом, от Оксфордского районного совета, содержался отказ принять мое предложение касательно получения разрешения на реставрационные работы в особняке с растущей в гостиной березой. Я позвонил поинтересоваться, почему мне отказано, ведь мое третье предложение, казалось, устроило всех и получило официальное одобрение. Теперь они пришли к заключению, сказал мне не терпящий возражений голос, что особняк следует восстанавливать как одно жилище, а не делить его на два или четыре дома поменьше, как предлагал я. Может быть, я захочу представить пересмотренный проект. К сожалению, нет, я этого делать не буду, сказал я. Забудьте об этом. Я позвонил хозяину особняка и сказал, что больше не являюсь потенциальным покупателем, что привело его в неописуемую ярость, что и следовало ожидать, но разрешение на проектирование было первым условием покупки.
Вздохнув, я повесил трубку и выкинул труд трех месяцев в мусорный ящик. А если точнее и буквальнее, то швырнул обратно в ящик моего письменного стола.
Второе письмо было от адвоката, представляющего семейство Стрэттонов. Меня приглашали на чрезвычайное собрание держателей акций Стрэттон-Парка, которое должно было состояться на следующей неделе.
Я позвонил адвокату.
– Меня ждут? – поинтересовался я.
– Ничего не могу сказать, мистер Моррис. Но, поскольку вы акционер, они должны были уведомить вас о собрании.
– Ну, и что вы думаете по этому поводу?
– Решение принимает только сам акционер, значит, это на ваше усмотрение, мистер Моррис.
Голос звучал очень осторожно и ни к чему не обязывающе, мол, ничем помочь не могу.
Я спросил, имеют ли мои акции право голоса.
– Да, имеют. Каждая акция имеет один голос.
В пятницу я объехал все школы, так как заканчивалась четверть, и забрал мальчиков на пасхальные каникулы: Кристофера, Тоби, Эдуарда, Элана и Нила.
Все они хотели знать одно и то же: что я запланировал для них на каникулы?
– Завтра, – спокойно объявил я, – мы идем смотреть на гонки.
– Автомобильные? – с надеждой спросил Кристофер.
– Конские.
Всеобщее разочарование.
– А на следующей неделе… на поиск развалин.
Гробовое молчание продолжалось всю дорогу до дома.
– Если я не найду еще одной замечательной развалины, нам придется продать этот дом, – подвел я черту, останавливаясь у дверей своего замечательного амбара. – Выбирайте.
Эти слова протрезвили их.
– Почему ты не можешь найти себе настоящей работы? – Я воспринял эту реплику как неохотное одобрение предложенной программы. Я всегда объяснял им, откуда берутся деньги на еду и одежду, велосипеды и тому подобное, и поскольку они не могли пожаловаться на существенные стеснения, то бесконечно верили в развалины и без всякой подсказки с моей стороны всегда немедленно сообщали о любой находке.
Получив отрицательный ответ относительно особняка, я просмотрел пачку ответов на рекламу, которую поместил в «Спектейторе» три месяца назад: «Требуется нежилое здание. Любое, от замка до коровника».
Я навел справки о нескольких интересных предложениях, чтобы увериться, что они все еще имеют силу. Так как, благодаря недавнему падению цен на недвижимость, все они, по-видимому, сохранились, я и пообещал их осмотреть и сделал соответствующий список.
Я даже вряд ли признавался самому себе, что нежилые здания, маячившие где-то на окраинах моего сознания, – это трибуны Стрэттон-Парка. Один только я знал, какой у меня долг третьему барону.
ГЛАВА 2
Над Стрэттон-Парком, где должны были состояться состязания по стипль-чезу, лил дождь, но мои пятеро старших сыновей – от четырнадцатилетнего Кристофера до семилетнего Нила – роптали не столько по поводу погоды, сколько по поводу того, что по случаю воскресенья пришлось облачиться в чистенькую скромную одежду. Тоби, двенадцати лет, восседавший тогда на красном велосипеде, попробовал вообще уклониться от поездки, но Аманда твердой рукой запихнула его в мини-автобус со всеми остальными. На дорогу она снабдила нас кока-колой и булочками с ветчиной и омлетом – с ними мы расправились, как только встали на стоянку у ипподрома.
