Адский поезд для Красного Ангела - Тилье Франк (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

…После внешнего осмотра происходит собственно вскрытие.

Волосяной покров: рассечен по линии, идущей через макушку от одной позади ушной области к другой; с обеих сторон стянут вперед и назад; свод черепа распилен по окружности, захватывающей лоб, виски и затылок, открывая оба полушария головного мозга. Дополнительный осмотр после отслоения твердой мозговой оболочки: непосредственное обследование кости, поиск переломов, смещений или труднее поддающихся обнаружению следов сколов и трещин…

Человеку хочется сжать в объятиях это распростертое на столе из нержавейки тело, тихонько опустить ему веки, ласково коснуться рукой его губ, чтобы они улыбнулись в последний раз. Верующий мечтает накрыть его узорчатым полотном, а потом, прежде чем унести его куда-то вдаль, под сень кленового и дубового леса, прошептать ему на ухо нежные слова.

…Длинный срединный разрез от подбородка до лобка. Кожа и мышцы раздвинуты по обе стороны грудной клетки и брюшной полости; ключицы и ребра распилены при помощи костотома [3]. Шейные мышцы: рассечены послойно… Язык аккуратно притянут вниз. Пищевод, трахея и сосуды разрезаны…

Полицейский защищает себя шорами, пытается не замечать анатомические весы с острым крючком для взвешивания органов, изумрудно-зеленые кубики мышц брюшной полости трупа, страшную резню, учиненную судмедэкспертом над тем, что было человеком. Благодаря магическому действию антисептиков, под латексной пленкой или бумажным респиратором, он смягчает реальность, делает ее более терпимой. Потом он прислушивается к тому, что говорит ему сама Смерть, что-то записывает, задает технические вопросы, ответы на которые помогут расследованию. Труп становится предметом изучения, потухшим вулканом, пересеченной местностью, в каждой складке которой таится жуткая история его последних минут. Раны шепчут, синяки и кровоподтеки складываются в странные узоры, так что, приглядевшись повнимательнее, можно обнаружить мрачные глаза убийцы или блеск остро заточенного лезвия.

…Взвешивание всех органов перед препарированием. Забор крови для токсикологического исследования (по правилам он производится из крупных сердечных сосудов)…

Но тут полицейский и человек задумываются о Сюзанне и, точно подсознательный образ, возникший перед их глазами, внезапно обнаруживают ее здесь: обнаженную и белую как мел, распластанную на столе вместо этой неизвестной девушки. Может быть, где-то поблизости или на другом конце страны, в овраге или в хрустальных водах какой-то речки, ее тело ждет, чтобы его избавили от страданий, чтобы рука милосердия оказала ему услугу, осторожно упокоив в мирном и безмятежном месте.

Полицейский и человек пытаются вспомнить жаркое тепло ее тела, его аромат и бесконечную свежесть ее поцелуев, но фильтрующие сетки отталкивают лучшее, чтобы пропустить худшее. Воздух здесь смердит протухшей падалью, в удушливой атмосфере не смогла бы пролететь бабочка. Здесь зло призывает зло, жестокость порождает зверство, вера и то, что делает человека прежде всего человеком, поруганы наукой. Здесь, в жалящих лучах искусственного освещения, темно, как в гробу.

…Третий ход. Вскрытие желудка по поверхности большой кривизны для исследования и консервации его содержимого. Изъятия: печень, селезенка, поджелудочная железа, кишечник, почки.

Осмотр внутренних женских половых органов. После эвисцерации [4] целостное обследование скелета в целях обнаружения всех костных повреждений.

Поймав себя на надежде, что своими откровениями труп положит конец моим собственным мучениям, я осознал, что этот факт характеризует меня как худшего из самых злостных преступников…

Многих интересовала частная жизнь лучшего специалиста Парижского института судебно-медицинской экспертизы Станисласа Ван де Вельда. Кое-кто подозревал, что он предается фантазиям над сменяющими друг друга на препараторском столе трупами, испытывая некрофильское влечение к патологии и гниющей плоти. Тогда как другие, видя, что он день и ночь сидит взаперти в своем фаянсовом склепе, представляли его каким-то зверем преисподней, замкнувшимся в мрачных глубинах доведенной до крайности науки.

Лично я, вопреки злым языкам, считал этого человека, с черными, как уголья, глазами на выразительном лице и остроконечной бородкой, стремящимся к истине профессионалом, современным инквизитором, счищающим внешние наслоения, чтобы обнаружить скрытую под ними суть. Ученым, преследующим те же цели, что и я.

Возле меня устроился лейтенант Сиберски с белым от антисептика кончиком носа и лицом, в каждой мельчайшей морщинке которого читалось беспокойство. От ужаса при виде наготы растерзанного трупа и стекающих жидкостей, проложивших себе дорожку вдоль всего стола до слива, он весь покрылся гусиной кожей.

Второй медик бормотал что-то в диктофон, согнувшись в три погибели в глубине зала и подперев щеку рукой. В знак приветствия он лишь устало махнул нам.

Возле анатомических весов я поставил пакетик с кунжутом:

– Это для вас. Потом съедите…

Ван де Вельд ответил мне леденящей душу профессиональной улыбкой судмедэксперта:

– Спасибо, господа. У меня для вас груда новостей. Этот труп – золотая жила.

Сравнение показалось мне неуместным. Как если бы кто-то прикатил на похороны в ярком костюме и бросил что-то вроде: «Я ж предупреждал его в тот вечер, чтобы он не садился за руль…»

– Мы все внимание, доктор, – бесцветным голосом ответил я. – Расскажите самое важное, старайтесь избегать ненужных подробностей.

– Отлично. Итак, – Ван де Вельд кивнул, – процесс трупного окоченения не мог протекать нормально, поскольку стягивающие жертву шнуры удерживали тело в вынужденном положении. Поэтому мне трудно определить точное время смерти, однако, судя по синюшной окраске трупа, а также по результатам глубокого ректального измерения температуры, произведенного на месте преступления, я бы сказал, что смерть наступила между часом и тремя ночи.

Он обошел стол, словно чемпион по бильярду, раздумывающий над положением своих шаров.

Обведя помещение взглядом, я разглядел осколки костей даже на лампе с зеркальным отражателем под потолком. Ножницы, кусачки, молоток-секач, хирургическое долото Мак-Ивена, ножи для рассекания мозга пускали с хирургических столиков странные голубоватые металлические лучики. Я тайком сжимал кулаки, пока судмедэксперт излагал свои выводы в точных и выверенных, как грани пирамиды, выражениях.

– Удар по голове, произведенный плоским широким предметом, не повлек за собой смерть. На месте преступления кровь из сонной и позвоночной артерий разбрызгана даже по стенам. Следовательно, голова была отрезана, когда сердце еще билось.

Сиберски шумно сглотнул:

– Отрезана каким образом?

– Я к этому и веду. Тончайшие металлические частицы, обнаруженные в районе подъязычной кости, а также ее четкий распил не оставляют сомнений относительно использованного инструмента: это пила Шарьера или пила Саттерли, точно такие же, как те, что используются при вскрытии.

Он отошел от стола, чтобы взять из стального кювета несколько лоскутков сердца. По дороге он проглотил пригоршню кунжутных зерен. Пытаясь избежать страшного зрелища, Сиберски не поднимал головы от своих записей. Но я был уверен, что, несмотря на все усилия, изувеченный труп стоял у него перед глазами, неизгладимо запечатлевался на его сетчатке.

Указав на пилу, я спросил судмедэксперта:

– А где можно достать такой инструмент?

Зернышки застряли у него между зубами и в углублениях десен. Щелкнув языком, он избавился от большей части из них.

– В специализированной компании, например «HYGECO» [5]. Можно купить прямо в фирме, или заказать по телефону, или даже через Интернет.