Дело мерзкого снеговика - Блейк Николас (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗

– Меня тошнит от роялей. Этот инструмент подходит только дочкам торговцев, чтобы разучивать гаммы. Лучше всего спинет. Клавикорды [7] тоже подойдут. Ну а в рояле я ничего не слышу, кроме вульгарного и надоедливого шума. Совершенно не понимаю, почему Ресторик играет на нем.

– Ресторик?

– Хивард Ресторик – владелец Истерхем-Мэнор. В наше либеральное время такие семьи позволяют себе держать эти вещи. Ресторики выстроили Дауэр-Хаус.

– Ага, – сказал Найджел, – так это его кошка свела нас всех вместе, да? Расскажите нам о кошке, мисс Кэвендиш.

– После обеда, мистер Стрэнджвейс. Такие вещи не должны мешать правильному пищеварению. Стара я, чтобы перескакивать с темы на тему.

Часа через два, переодеваясь у себя к обеду, Джорджия сказала Найджелу:

– Лишь бы не оказалось, что я совершила глупость.

– Дорогая, я радуюсь всему, что ты делаешь. Но почему она такая?..

– А я ее начинаю понимать. Кларисса самых старых голубых кровей, и, по-моему, даже преподавала в Гэртоне [8]. Она прославилась как историк: ее временем стал восемнадцатый век, и она накрепко прикипела к нему. Еще у нее был большой нервный срыв – перетрудилась, ко всему прочему, хотя здесь явно не обошлось и без несчастной любви; когда же она оправилась, часть ее навсегда осталась в эпохе Георга. Не спорю, этот образ мыслей ей не на пользу, но она пережила тяжелые времена и работала гувернанткой, пока ей не выпало это наследство.

Раздался слабый игрушечный звон, подымавшийся с каждой нотой, будто заиграла музыкальная шкатулка. Джорджия и Найджел спустились к столу. Грация хозяйки и изумительный цвет лица оттенялись белыми панелями туалетной комнаты, глаза тихо светились. Найджел с трепетом увидел в чертах старой леди живую и независимую девушку, которая жила на свете много лет тому назад. Стоило представить ее себе гувернанткой в подчинении у грубых и властных хозяев, как изнутри вскипала волна протеста…

Им прислуживала крестьянка в довольно нелепом наряде – домашний чепец и короткий муслиновый фартук. Еда была замечательна, хотя все блюда готовились словно для одной только мисс Кэвендиш: щепотка соли, тонкий кружочек говядины и прозрачные на свет оладьи.

– Надо отпраздновать вашу первую ночь у меня, – сказала хозяйка. – Энни, бутылку клэрри.

Стало понятно, что эта бутылка была первой и последней у нее в погребе. Но она обещала быть первосортным «Шато Бейшваль». Найджел хвалил такое вино.

– Помнится, Гарри особенно его любил, – проговорила Кларисса Кэвендиш, и словно слабое дуновение каких-сложных чувств пробежало по ее глянцевому личику. —

Простите меня, – продолжала она, – за то, что я буду пить шампанское. Я не могу пить ничего, кроме шампанского.

Энни взяла открытую под вечер бутылку и до половины наполнила ее бокал. Шампанское было безвкусным, как стоялая вода. Кларисса Кэвендиш добавила в бокал содовой, степенно подняла его и кивнула Найджелу:

– Выпьем по стаканчику, мистер Стрэнджвейс.

Позади затворенных ставен стенала метель, крепко, как скала, высился старый дом. Тянулась нескончаемая ночь, будто специально выпущенная на волю, чтобы нести на крыльях своих рассказы о призраках, – такая голая и бесприютная снаружи, но теплая и надежная внутри, и Кларисса Кэвендиш, словно угадав замешательство Найджела, указала рукой на двери гостиной и спросила оглушительно звонко, словно профессор, экзаменующий студента:

– Мистер Стрэнджвейс, я желаю знать, способны ли вы прикоснуться к сверхъестественному.

Глава 3

– Думаю, что в небесах и на земле есть не только то, что мы видим…

– Ну же, сэр, – перебила мисс Кэвендиш, с очаровательной нервностью постукивая унизанными перстнями пальцами по откидному столику. – Не стоит прикрываться цитатами.

Найджел начал снова:

– Ну что ж, не стану спорить, что мы еще не до конца понимаем законы природы, а природа властна делать исключения из собственных правил, однако нет сомнений, что наш долг перед ней в том и состоит, чтобы разумно истолковать все ее необъяснимые феномены.

– Уже лучше. Значит, если бы вам довелось узнать о коте, пытающемся разбить свою голову о стену, то вы бы сперва и не подумали, что это дело рук дьявола, вселившегося в него, или – что всему виной его уязвимость перед призраками, которых видят одни лишь его глаза; вас бы вполне устроила мысль, что эта ярость – следствие нервных растройств у него в организме, да?

– Кошачье бешенство? – с возмутительным легкомыслием предположила Джорджия.

– Конечно, – кивнул Найджел. – Бедняге нужны какие-нибудь лекарства. Иначе это перейдет в агонизирующую боль.

– Царапке не потребовались лекарства, – сурово ответила мисс Кэвендиш. – Через несколько минут после приступа он крепко заснул.

– Мне кажется, лучше было бы узнать все с самого начала, – осторожно заметил Найджел.

Старая леди будто еще больше приосанилась и сплела пальцы на коленях. Как и раньше, ее пальцы постоянно двигались, будто поигрывали веером. И за все время ее странного рассказа вся она оставалась неподвижной, двигался только рот и темно-карие, с магнетическим блеском, глаза.

– Это началось за четыре дня до Рождества. Мы сидели за чаем с Шарлоттой Ресторик, женой Хиварда Ресторика. Она… она американка, – Найджел не сомневался, что мисс Кэвендиш чуть не сказала «колонистка», – но мне она кажется достаточно светской, и, по-моему, она действительно недурна собой. Одному Богу известно, зачем она вышла за Ресторика, ведь он не стоит ее – только усы да внешний лоск, незавидная это доля – быть Ресториком. В конце концов, когда все приглашенные собрались, разговор перешел на тему призраков. В Мэнор есть комната, которую называют комнатой Епископа; говорят, что ее посещают привидения, и Элизабет Ресторик подала идею собраться там ночью всем вместе и, как она выразилась, задать епископу перцу.

– Элизабет Ресторик? – спросил Найджел, – кто это?

– Это такая бесстыдница, – мисс Кэвендиш живо перескочила на новую тему, – это сестра Хиварда, но намного его моложе. Крошка кого угодно вгонит в краску! Если Хивард унаследовал свою семейную удачливость, то Элизабет, как ни печально, – их дурной норов. Правда, у нее американское образование, и нельзя судить ее строго. Еще вам стоит узнать о Гарольде Ресторике. Это отец Хиварда, который получил должность при посольстве в Вашингтоне. Однажды ему пришлось прожить там несколько лет и вывезти в Америку семью, поэтому детям не удалось получить образования, кроме разве что самого примитивного, которое принято в той стране. Так жалко! Ведь и у Элизабет, и у Эндрю есть способности.

– Эндрю? Это что, второй брат?

– Да. Он был любимым сыном Гарри, хотя наследником конечно же стал Хивард. Увы, Эндрю умудрился разочаровать отца. Он оказался перекати-полем и не любил общества. Но Эндрю действительно славный парень, и у него нет врожденных пороков, если только не считать пороком то, что он терпеть не может поучения своего братца. А уж тот, вместе с Элизабет, два сапога пара.

– Он тоже был тогда на Рождество?

– Был. Собрание украсили и последним воздыхателем Элизабет, мистером Дайксом, – это вздорный и дурно воспитанный тип, писатель романов, и еще – мисс Эйнсли, так просто редкостная пустышка! Да, конечно, и доктор Боган. Боюсь, что этот доктор – шарлатан.

– Судя по всему, вечеринка оказалась слишком разношерстной для одного дома, – вмешалась Джорджия. – Бесстыдница, сквайр-англосакс, жена-американка, перекати-поле, пустышка и шарлатан.

Кларисса Кэвендиш кивнула своей головкой. Пальцы затрепетали и снова устроились на коленях.

– Гарри бы этого не одобрил. Но Хивард столь бесхребетен, что если Шарлотта решает кого-то пригласить, то иначе и быть не может. Бедняжка, она же просто снобистка – искренне верит, что каждый гадкий утенок – лебедь. И вот, в конце концов, мы сошлись на мнении, что Сочельник стоит провести в комнате Епископа.