Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович (книги TXT) 📗

– Костик, милый, это все суета, – уговаривала она. – Денег все равно не бывает много.

Было лето. Съемочная группа уезжала на Соловецкие острова. Снимать телефильм по ее сценарию.

– Ты только не суетись, – советовал главный режиссер Миша, – и не слишком зарывайся. Такие удачи выпадают раз в жизни.

Она и сама это понимала. Под нее, без году неделю отработавшую на телевидении, отпущены бешеные деньги. Которых, правда, им едва-едва хватит на то, чтобы довести фильм до экрана.

Люди, смотрящие в своих квартирах телевизоры, вряд ли догадываются, почем нынче обходится каждая минута экранного времени. А если съемки натурные, то цены взлетают в несколько раз.

Но едва они обосновались на Соловках и начали снимать, пришла телеграмма: «Понедельник ухожу армию».

Она примчалась немедленно и увидела его виноватое лицо.

Оказывается, в тот же день, когда Костик подал заявление о переводе на вечерний, из военкомата в институт пришел запрос и Костика вставили в список лишившихся отсрочки. Военкомат, который никак не мог выполнить план по набору, сразу прислал повестку.

– Как же я так глупо лопухнулся! – ругал Костик самого себя. – Забыл, что с вечернего берут в армию.

Анна Филипповна бросилась к ректору. Тот лишь развел руками:

– Если он получил повестку, я уже помочь не в силах.

Все же ректор вызвал декана:

– Почему вы парня не предупредили об армии? Разве можно разбрасываться такими студентами?!

– Я думал, он уже отслужил, – стал оправдываться декан. – По виду он такой взрослый…

Общими усилиями они придумали простой выход.

– Уговорите людей из военкомата, чтобы они аннулировали повестку, ну, скажем, чтобы решили призвать не на днях, а хотя бы недели через две-три. Это они сделать в силах. А мы сразу его восстановим на дневном и дадим справку.

Но кто мог подумать, что кудрявый майор Федя уговаривался помочь только через постель.

У нее еще оставалась надежда. Главный режиссер Миша знал какого-то генерала в штабе округа и обещал нажать на все доступные рычаги. Но генерал оказался в отпуске.

А Костик в результате оказался в учебной части в Новочеркасске.

И она ежедневно молила Бога, чтобы он отвел ее Костика от Чечни.

Несчастье у Николая Николаевича было такое.

– Слушай, Горюнов, – сказал директор института, подписывая бумаги на отъезд для участия в конгрессе.

Обычно директор звал сотрудников на «вы» и по имени-отчеству, а переход на «ты» считался особым уровнем доверительности.

– Ты у нас человек в общении с этими людьми опытный… – Директор приостановился, подыскивая слова. А Николай Николаевич, решив, что речь идет об участниках конгресса, готов был молча согласиться. – Остальной наш контингент – просто лохи подзаборные, а ты все-таки пообтерся в том кругу… Короче, считай это поручением от всего института. По моим сведениям, Гуляй-Голый окопался в Курске. Вроде бы даже там директорствует. Сумеешь его накрыть – честь тебе и хвала. А сумеешь вернуть наши деньги – считай, что лаборатория – твоя.

Хорошенькое такое порученьице! Как раз для него. Чтобы снова загреметь, только уже в качестве «зе-ка», как рецидивисту.

– Да, чуть не забыл. Мы для тебя два его фото изготовили. Это так – если придется кому показывать. Ты сам сделай копии на ксероксе – вдруг понадобится раздать. – Директор поднялся всей своей массой над столом и пожал руку. – Короче, на тебя все надежды. А насчет лаборатории мое слово верное.

Степан Аркадьевич Гуляй-Голый был в Мурманске обыкновенным директором школы. И кто-то, теперь уже этот человек предпочитает оставаться неизвестным, порекомендовал его институту. Вот, деловая личность, связи в Курске, может пригнать фуру дешевых овощей, фруктов и прочих продуктов. Все сдали по полторы-две тысячи рублей. Некоторые приносили последние, надеясь, что благодаря дешевым продуктам потом сэкономят больше. Как-никак директор школы, мурманчанин, не случайный приезжий с предгорий Кавказа.

Гуляй-Голый несколько раз появлялся в институте, солидно проходил в профком, оформлял в приемной сопроводительные бумаги, чтобы с ГАИ было легче разговаривать на трассе. Уехал в первых числах августа. И к началу учебного года не вернулся.

Тут как раз случились дефолт с деноминацией, и публика запаниковала.

Когда, прождав недели три, особо любознательные отправились в школу, выяснилось, что директор из нее уволился, а приватизированную квартиру продал какому-то московскому агентству.

Когда «кидают» одного-двух людей, над ними чаще посмеиваются – не надо нарываться. Но когда «кидают» целый институт, причем отбирая живые кровные деньги! Эту историю обсуждали в каждом институтском углу. Председатель профкома, пожилая дама, отработавшая по общественной линии несколько десятков лет, рыдала прямо на трибуне. Хотя как раз ее никто не винил. Все знали, что Гуляй-Голого привела не она. Мало того, она даже настаивала на посылке с ним кого-нибудь из институтских сотрудников. И повторяла, что человеку с такой дурацкой фамилией нельзя доверять большие деньги. Но тогда все отнеслись к этому делу легкомысленно.

Зато теперь, в декабре, через полтора года, именно Николая Николаевича выбрали тем самым козлом отпущения.

Как отыскать в городе-герое Курске этого «кидалу» и тем более как подступиться к нему, чтобы вернуть в Мурманск пятьсот тысяч рублей, или по тому старому курсу – восемьдесят тысяч долларов, – никто понятия не имел. Не представлял, с какой стороны взяться за это дело, и сам Николай Николаевич. Он знал лишь одно: дорога в Курск начинается с железнодорожной кассы.

– Хочешь, я сама позвоню директору? Нельзя тебе в это ввязываться!

После бессонной ночи, состоящей из трех вызовов неотложки к Димке, в головах у Николая и Ники был гул.

– Как он посмел, ваш директор, поручить это дело именно тебе?!

– А если не я, то кто же? – Николай пытался отшучиваться. – Ты не бойся, я издалека поиграю перед ним наручниками – и в сторону. Главное, чтобы это был он, а не кто-нибудь очень похожий.

– Если бы не Димка, я бы сама с тобой поехала… Неужели ты думаешь, что он так просто отдаст тебе деньги? Да он тебя, как это называется, закажет! Он же там какой-нибудь авторитет!