Философ - Келлерман Джесси (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
– Стало быть, вы присматривали здесь за хозяйством?
– Что-то вроде того.
– А точнее?
Я рассказал ему про объявление.
– Наверное, вы здорово ей помогали, раз она решила поселить вас здесь.
– Мы очень сблизились.
– Что значит «сблизились»?
Я молча смотрел на него.
– Ваши отношения носили сексуальный характер?
– Виноват?
– Вступали вы с мисс Шпильман в…
– Нет-нет. Конечно, нет.
– Хорошо.
– Поверить не могу, что вам вообще пришла в голову такая мысль.
– Это вопрос, – сказал он. – Не более того. Вы на него ответили, тема закрыта.
Пауза.
– Она когда-нибудь заговаривала о самоубийстве? – спросил детектив.
Я покачал головой.
– У нее была депрессия?
– Думаю, да, – наконец сказал я. И, чуть подумав: – Не знаю.
– Но вы ведь сказали, что она болела.
– Альму мучили страшные боли. Поговорите с ее врачом, она расскажет вам больше моего. Полетт Карджилл. На кухне есть ее номер.
Он что-то записал в свою книжечку.
– А теперь расскажите о том, что было после того, как вы появились здесь.
Я рассказал.
– Записку вы читали?
Я кивнул.
Он отлистнул назад несколько страниц записной книжки:
– «То, что я делаю, я делаю по собственной воле. Кому и понять это, как не Вам?»
– Это ссылка на наши разговоры, – объяснил я.
– О самоубийстве?
– О свободе воли.
– Ага, – пробурчал он. И спросил: – Существует ли что-нибудь еще, о чем вы хотите мне рассказать?
– Почему же вы не позвонили в полицию раньше?
– Он сказал, что припишет все мне, назовет это моей идеей.
– А она ваша?
Меня передернуло:
– Нет.
– Хорошо.
– Решительно – нет.
– Спокойнее, спокойнее.
– И если честно, я нахожу оскорбительным…
– Спокойнее.
– Я заботился о ней. Готовил ей еду и часами…
– Это всего лишь вопросы.
– Хорошо, но мне не нравится то, что они подразумевают.
– Они ничего не подразумевают, – сказал он. – Я просто задаю вопросы.
– А я на них отвечаю, ведь так?
– Вот и прекрасно, – сказал он. – Стало быть, мы оба выполняем нашу работу.
Молчание.
– Продолжайте, – сказал он.
Молчание.
– К тому же и Альма не желала, чтобы я что-нибудь говорил.
– Почему?
– Не знаю. Думаю, хотела защитить его.
– От чего?
– По-моему, у него уже были неприятности с полицией.
– Тем больше было причин сообщить нам о том, что он задумал.
– Я ей именно так и сказал.
– Но…
– Но она не принимала его слова всерьез.
– А вы принимали.
Я помолчал.
– Трудно сказать.
Полицейский приподнял брови.
– Если бы вы слышали его, то поняли бы, о чем я.
– Напомните мне, почему вы уезжали из города.
– Ездил домой, на семейное торжество. Я же вам говорил. Можете позвонить кому угодно, там было человек пятьдесят. Позвоните в церковь. Отцу Фреду Хэммонду. Позвоните моим родителям.
– Угу.
– Послушайте, вы должны поговорить с ним. С ним. С Эриком. Не со мной. Если кто-то с ней что-то сделал, отвечает за это он.
– А, так вот что вы думаете? Кто-то с ней что-то сделал?
– Я не знаю. Откуда мне знать? Не знаю. Я сказал «если».
– Ладно, хорошо. Вы не знаете, сделали с ней что-то или нет. Но если сделали, то он, а не вы. Так?
– Так.
– И идея насчет того, что с ней сделать, принадлежала не вам.
– Правильно.
– О’кей. Хорошо, что мы это прояснили. – Зителли потер пальцем нос. – Так, давайте на секунду остановимся, присмотримся к тому, что у нас получается. Значит, в начале нашего разговора вы сказали, что ее мучили боли…
– Да.
– Ее мучают боли, начинается депрессия, она оставляет записку самоубийцы. Хорошо. Но с другой стороны, вы хотите, чтобы я исходил из того, что ее убили, а сделал это он…
– Я не хочу, чтобы вы из чего-то исходили, я…
– Так что же произошло – самоубийство или убийство?
– Не знаю.
– Но ведь какое-то мнение у вас должно быть.
– У меня его нет. Я говорю гипотетически. Я… прошу вас, мне достаточно тяжело и без всего этого.
Он поднял перед собой ладони:
– Я только повторил сказанное вами.
– Ничего такого я не говорил. Я сказал: разберитесь в этом. Послушайте, я просто пытаюсь помочь вам.
– И я это очень ценю, будьте уверены. Ну хорошо, допустим, я с ним поговорю…
– Правда?
– Что?
– Вы собираетесь поговорить с ним?
– Это зависит…
– От чего?
– Много от чего. Но допустим, я с ним поговорю. Что он мне скажет?
Я вздохнул:
– Что все было задумано мной.
– А именно?
– Все, что случилось.
– Однако, что именно случилось, вам не известно.
– Но разве весь смысл расследования не в этом? Не в выяснении того, что на самом деле случилось?
Детектив пристально смотрел на меня.
– Похоже, для вас это очень важно.
– Я…
– И вы здорово завелись.
– Да, для меня это важно. Конечно, важно. И я вовсе не завелся. То есть завелся, конечно, но не завелся.
– Ну хорошо.
– Я к тому, что и вы завелись бы на моем месте, если бы вам пришлось сносить это.
– Что именно?
– Допрос.
– Вы думаете, у нас тут допрос происходит?
– А разве нет?
– Ладно, давайте взглянем на это так, – сказал он. – Допустим, к примеру, что ничего не случилось…
Так мы и ходили кругами, проведя два часа в одуряющих онтологических играх, и наконец я схватился руками за голову.
– Прошу вас, давайте прервемся.
– Нет ничего проще.
Зителли прошелся по библиотеке, осматриваясь.
– Хорошие вещи, – сказал он.
И тут я вспомнил.
– Что с ее диссертацией? – спросил я.
– С чем?
– С диссертацией. Она оставила ее на кровати, для меня. Об этом сказано в записке.
– А, вон вы про что… Мне придется забрать ее.
Я резко выпрямился в кресле:
– Зачем?
– Хочу посмотреть, что там к чему.
– Она же ее мне оставила.
– Не волнуйтесь, я вам ее верну.
– Когда?
– Когда просмотрю.
– Это работа по философии, – сказал я. – И ничто иное.
– Значит, я смогу вернуть ее без задержки.
Продолжая спорить, я лишь навлек бы на себя новые подозрения, и все же то, что полиция изымает в качестве улики научную работу пятидесятилетней давности, казалось мне совершенным абсурдом.
– Она и написана-то по-немецки, – сказал я.
Он пожал плечами, пересек комнату, остановился перед каминной полкой.
– Это Ницше?
Оставшись наконец в одиночестве, я поднялся в ее спальню. После ухода полицейских там все было вверх дном. Утреннее солнце высвечивало еще сохраненный простынями оттиск ее тела.
Глава восемнадцатая
А вот дальше все заволоклось туманом.
Целые дни я проводил в безделье. Не следил за собой. Не читал. То немногое, что я ел, извлекалось мной из консервных банок. Рябые какие-то ночи сменялись утрами, затопленными страшной комковатой тишиной, и проходил час, если не больше, прежде чем я, проснувшись, вылезал из кровати. Пакеты с продуктами, брошенные мной в холле, так там и стояли, нетронутые, пока запах гниения не проник в гостиную, только тогда я отволок их на улицу, к мусорным бакам. Библиотеки я избегал, как и большей части дома, включая весь второй этаж; проводил целые дни в моей комнате, немытый, не способный отчетливо думать, расхаживающий взад-вперед в ожидании, когда она позовет меня побеседовать, и воспоминания о последнем уик-энде прокручивались в моей голове склеенной в бесконечную петлю кинопленкой, терзая меня. Никогда гнет неведения не давил на меня так сильно и так мучительно, как в те часы. Я не ведал, что произошло с ее телом, где ее похоронят и когда. Не ведал, следует ли мне съехать. Не ведал, как полагается платить за электричество, за воду, что делать с почтой. И не ведал, считает ли полиция происшедшее убийством или самоубийством; допросили Эрика или нет и, если допросили, что он им наплел. Я доставал и доставал из кармана визитную карточку Зителли с уже успевшими загнуться уголками. И не поддавался желанию позвонить ему, понимая: что бы я ни сказал, мои слова могут счесть самообличением, тревогу – свидетельством чувства вины, а желание помочь торжеству правосудия – попыткой свалить вину на другого. Мне надлежало помалкивать, и как можно дольше, и потому я цеплялся за бездействие и не говорил ни с кем, снося изнурявшее меня безмолвие. Каким бы ни было официальное заключение, разве не мое отсутствие стало окончательной причиной смерти Альмы? Разве я не допускал – на каком-то уровне сознания – возможность этой смерти, разве не желал ее? Я много чего мог сделать – остаться дома, позвонить Дрю, позвонить по 911, – однако не сделал ничего, и мой воспаленный мозг приравнивал это упущение к действию. Я оставил ее одну, и она умерла.
