Вердикт двенадцати (сборник) - Нокс Рональд (книги полностью txt) 📗

Когда Моттрам лег спать, Бринкман поднялся к себе. Он знал, что Моттрам принял снотворное, а стало быть, примерно через полчаса крепко уснет, отключится до утра. Благоразумно выждав, сколько надо, Бринкман взялся за дело. Прежде всего он отсоединил трубку от цоколя лампы — это очень просто. Затем перекинул трубку через подоконник, приоткрыл тростью моттрамовское окно — оно было не заперто — и пропустил трубку в щель. После этого он опять затворил хозяйское окно, щелочка, конечно, осталась, но совсем узкая, в трубку шириной. Тогда он открутил вентиль, питающий лампу, и газ пошел к Моттраму. Трубка — вот та ядовитая змея, которая могла отравить спящего Моттрама в запертой комнате и которую потом, когда она сделала свое черное дело, с легкостью и не оставляя следов удалили.

Почему окно распахнулось и стало на ограничитель, я не знаю — может, по небрежности Бринкмана, а может, и от ветра. Так или иначе, для его планов это уже не имело значения. Он сумел совершить убийство, причем таким способом, который едва ли придет кому-нибудь в голову. Но оставалась еще одна закавыка. Чтобы не возникло ни малейших сомнений в том, что здесь произошло не убийство, а самоубийство, нужно было открыть газ в комнате Моттрама. Через окно Бринкман при всем желании не мог достать до моттрамовских вентилей. Следовательно, без обмана тут не обойтись. Он рассчитал, что, обнаружив запертую дверь, коридорный непременно позовет его. Они вместе вломятся в комнату, и он сразу бросится к вентилю, делая вид, будто закрывает газ. Разве кто усомнится, что именно он закрыл вентиль? В комнате нечем дышать — даже человек поумнее коридорного и тот, безусловно, придет к выводу, что газ был открыт.

Как видите, он до тонкости продумал свой план, и, если б не одна мелочь, все бы сошло гладко, со стопроцентным успехом. Но, рассказывая тебе, как было дело, Бринкман обмолвился, что сам заметил на улице доктора Феррерса и предложил позвать его на подмогу. В действительности же и заметил доктора, и предложил его позвать коридорный, который так все и рассказал. Этот чрезвычайно важный факт на дознании упомянули только вскользь, потому что не оценили его значимости. Бринкман отнюдь не горел желанием звать доктора Феррерса, но ведь нельзя отмести такое разумное предложение. Бринкман навалился на дверь с той стороны, где замок, а Феррерс — с другого боку. Наш приятель рассчитывал, что замок не выдержит, а тогда он первым ворвется в комнату и, не навлекая на себя подозрений, перекроет газ.

Однако на деле не выдержали дверные петли. Доктор Феррерс, понимая, что надо сию же минуту перекрыть газ и очистить воздух, прямо по обломкам двери, опередив Бринкмана, устремился к вентилю. И, конечно же, удивленно вскрикнул, обнаружив, что газ уже выключен. Ему оставалось только твердить, что вентиль разболтанный и доктор Феррерс сам нечаянно его закрыл. Так он тебе, Бридон, и внушал. А мы знаем, что это вранье.

— Я не очень понимаю, — сказал Бридон, — как вписываются в эту версию виски и сандвичи. Ну, те, что в машине. Это-то как объяснить?

— Бринкман явно с самого начала решил бежать. Как только осознал, какими осложнениями чревато для него то, что он не сумел первым добраться до вентиля. И все эти приготовления он сделал, видимо, до моего приезда — запасся едой, замазал номер. Ведь я сразу же установил за ним тщательное наблюдение, но приехал-то я во вторник после обеда, а к тому времени у него, ясное дело, все уже было на мази.

— Почему же он не смылся?

— Думаю, его напугало мое появление. Он пытался навязать мне версию самоубийства, но я на нее не клюнул. И его побег лишь укрепил бы меня в уверенности, что произошло убийство; сам он, конечно, мог бы выйти сухим из воды, но Бесподобной пришлось бы выплатить страховку епископу Пулфордскому. И это было для него невыносимо, и он предпочел торчать здесь, стараясь переубедить меня, поскольку ты и без того был склонен считать, что мы имеем дело с самоубийством и Компании придется раскошелиться.

— Выходит, он дожидался похорон и сразу же скрылся?

— Нет, он дожидался момента, когда, как он думал, за ним не будет наблюдения. Слежка — штука странная: с одной стороны, нет никакой нужды, чтобы человек видел, кто именно за ним следит и откуда, с другой же — зачастую отнюдь не мешает показать ему, что он находится под надзором, так как от этого он теряет голову и выдает себя. Бринкман не знал, что я подозреваю и, похоже, понятия не имел о моих агентах в «Лебеде». Но мне удалось довести до его сведения, что за ним установлена слежка и что для него рискованно далеко уходить из моего поля зрения. Старая игра — внушить человеку такую мысль, а затем вдруг создать видимость, будто он совершенно свободен — хотя бы ненадолго. Он своего шанса не упустит, и, с Божьей помощью, полиция берет его под стражу. Вчера вечером Бринкман и вправду решил, что ты один наблюдаешь за фасадом гостиницы. Однако у него, черт побери, хватило ума смекнуть, что в гараже может подстерегать опасность. Тогда он по телефону заказал автомобиль на станцию к поезду в восемь сорок, а затем придумал — и здорово придумал! — как сесть в нее en route. [21] Винить, в общем-то, некого, но я очень опасаюсь, что убийца ушел безнаказанным.

Словно в подтверждение его слов, вошла буфетчица с телеграммой. Быстро пробежав глазами текст, Лейланд смял листок.

— Так я и думал, — сказал он. — На конечной станции полиция обыскала поезд, но означенного лица не обнаружила. Решено установить наблюдение за выходами с вокзала, но, по-моему, его теперь вряд ли сцапают. Гиблое дело.

— На мой взгляд, ты объяснил не все, — сказала Бридон. — Я имею в виду бринкмановские поступки после убийства. Да-да, ты действительно объяснил не все, отчасти потому, что ты всего и не знаешь. Но в целом твоя версия чрезвычайно остроумна, и очень бы хотелось, чтобы так оно и было на самом деле. Ведь это означало бы, что впервые в жизни мы столкнулись с по-настоящему умным преступником. Однако есть ту, понимаешь, небольшой нюанс, который перечеркивает всю твою версию. Ты не объяснил, почему Моттрам оставил отпечатки пальцев, открывая вентиль, и не оставил их, закрывая его.

— А ведь верно, нюанс загадочный. И все же вполне можно помыслить обстоятельства…

— Помыслить, конечно, можно, только нельзя подгонять их под факты. Если б вентиль был рядом с моттрамовской кроватью и под рукой случилась спичка, он мог бы закрутить ею газ; я знавал лентяев, которые так поступали. Но для этого газ был не настолько близко. Или, к примеру, если б Моттрам лег спать в перчатках, он мог бы закрыть вентиль и не оставить следов, но перчаток он не надевал. К тому же вентиль тугой, с трудом поворачивается в обе стороны, значит, если его закручивали голой рукой, непременно должны были остаться следы. А их нет, стало быть, голой рукой вентиль не закручивали. Выходит, ни Моттрам его не закрывал, ни служащие гостиницы, которым это положено по штату. Его закрыл человек, преследовавший некую тайную цель.

— Иными словами преступную?

— Я этого не говорил. Я сказал: тайную. Твоя версия, Лейланд, этого не объясняет; а раз она этого не объясняет — хотя ты, безусловно, поведал нам чрезвычайно любопытную историю, — выкладывать сорок фунтов, по-моему, не за что… Э-ге-ге! Кто это к нам пожаловал?

К гостинице подъехало такси из чилторпского гаража и высадило пассажиров, определенно прибывших утренним поездом из Пулфорда. Общество в столовой оставалось в неведении недолго: дверь отворилась, и вошел епископ Пулфордский, а за ним — Эймс. Вид у епископа был слегка виноватый и словно бы говорящий: «Прошу вас, ради Бога, не вставайте!»

— Доброе утро, мистер Бридон. Извините великодушно за вторжение, господа, я помешал вам завтракать. Но мистер Эймс рассказал мне о вчерашних ваших треволнениях, и я подумал, что нынче утром вы тут совсем замучитесь от догадок. А потому решил, что пора сообщить вам все, что мне известно, ведь мистер Бринкман уехал так поспешно.