Картонная пуля - Духнов Александр (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Я принял безмятежный вид, приготовившись вежливо объяснить, что я честный покупатель, не собирался обворовывать их замечательный Универсам и вообще не замышлял ничего дурного, а просто спешил приобрести пакетик леденцов.
Глава 18
Настино лицо белело справа в полумраке кабины. Я не спеша сворачивал на Вокзальную магистраль в сторону площади Ленина.
— Извини, что… — пробормотала Настя жалобным голоском, опять переходя на ты — перенесенные бок о бок испытания сближают. — Вечно со мной так… Я и не думала, что может так получиться… Кто это был?
Я пожал пледами:
— Ты сама его раньше не встречала?
— Даже не разглядела толком. В каком-то белом пальто, что ли…
— Вот и я первый раз видел.
Настя примолкла. Вообще-то, держится нормально, раз в сто лучше, чем я ожидал. Как будто только что пули свистели не у ее виска, а на киноэкране у мужественного виска Брюса Уиллиса. И после убийства Краснопольского довольно быстро пришла в себя — стоило принять душ. А может, я преувеличиваю насчет разных там душевных реакций. Сам же я в обморок не падаю. Такое состояние, как во время легкого похмелья, когда не поймешь — то ли тебя жажда мучает, то ли пересохший рот излучает радостную готовность ощутить вкус прохладного пива.
Я ломал голову, как поступить. С одной стороны, девушка недвусмысленно предлагает встретиться, а теперь скромно молчит. Дополнительные вопросы, вроде, не требуются. Но нет, требуются: удобно ли заниматься сексом, если двадцать минут назад на девушку было совершено покушение, а за три часа до этого она схоронила мать? Ни разу со мной такого не было. И, если да, то куда ее везти? К себе опасно. Не к Самаковскому же и не в один из известных мне притонов. В гостиницу?..
У одного английского писателя я читал, как одна светская дама получила похоронку на мужа с полей гражданской войны и в тот же день с удовольствием занималась сексом. Наверное, представляла себя в объятиях мужа. Говорят, женщины часто этим занимаются — воображают бог знает кого. Вместо черт знает кого. И наш отечественный классик описывал, как Аксинья, схоронив ребеночка, искала утешение в постели с каким-то белогвардейцем.
Я потряс головой, отгоняя отвратительное виденье. Это у меня не к сексу, а к классике такое отношение. И «Тихий Дон» я не читал из-за отвращения. Рвотный рефлекс сработал на двадцатой странице, как я с ним ни боролся. Просто одна девушка сказала, что все, кто не читал «Тихий Дон», — бревна неотесанные. И до двадцатой-то страницы зря мучился, все равно со своими постоянными синяками на лице и черепной коробкой, не обремененной любовью к умным книжкам, я не отвечал ее высоким эстетическим запросам. Зато отвечал некий двадцатилетний скелет из НЭТИ в очках с одним треснувшим стеклом. Нет, стекло у него позже треснуло… А насчет Аксиньи я, по телевизору видел. У нас раньше на кухне телевизор стоял, и за обедом я его включал. Я смотрел минут двадцать и все равно не понял, что отличает отесанные бревна от неотесанных. Фильм жуткий.
— Куда поедем? — спросил я.
— Не знаю. То есть, извини… Понимаешь… Ты не думай ничего такого. Я просто так позвонила. Настроение, сам понимаешь… Просто дома уже невмоготу было сидеть. А друзей у меня не так чтобы… пруд пруди.
— Можно куда-нибудь в кафе махнуть, подальше, посидеть… Хотя полной гарантии безопасности нет даже в Мошково. Лучше держаться подальше от любой публики. Разве что в Оперный пойти… Это я шучу про себя. Единственное место, где, например, меня никто не будет искать — как раз Оперный театр… Можно просто покататься.
— Если тебе не трудно, давай, пожалуйста, покатаемся. Только бы домой не возвращаться.
— Конечно.
— Что здесь происходит? — спросила Настя. — Я же ничего не знаю с тех пор, как уехала. Папа говорит, что есть еще опасность…
— Я расскажу, только сначала твоя очередь. Ты говорила кому-нибудь перед отъездом про квартиру моего друга? То есть, что мы туда заезжали после той перестрелки. Называла адрес?
— Ведь ты просил, чтобы я молчала.
— Ну да.
— Ничего я никому не говорила.
— Подумай хорошенько. Вспомни… Например, отцу…
— Никому и ничего я не говорила про квартиру. В том числе и отцу. А что случилось? Кто-нибудь узнал?
Получается, что Треухина нужно исключить из списка подозреваемых в организации убийства Краснопольского и, соответственно, в последующих покушениях на меня? А если Настя лжет? А зачем ей? Какая глупость, когда приходится подозревать всех тотально — и старинного друга, и девушку, в которую чуть ли не влюблен!
— Вроде того, узнал.
— И что?
— Были маленькие неприятности.
Настя расстроилась:
— А как так получилось, если кроме нас двоих никто не знал? Я — точно никому ничего не говорила! А твой друг, хозяин квартиры, не мог сболтнуть?
— Вроде, на него не похоже. Да ладно, это мои проблемы. Вообще-то есть пара догадок… А вот ты мне опять скажи: как получилось, что ты одна оказалась на улице? Тебя разве не сторожат?
— Один дома был из папиной охраны. Еще две тети, две папины сестры. Ну, я имею в виду, что они не из охраны, просто были, помогали с похоронами…
— …С поминками…
— …Поминок, можно сказать, не было. Папа не захотел. То есть были, конечно, несколько родственников. Только самые близкие. Очень недолго. Потом папа сразу по делам уехал… Все разошлись, вот мы вчетвером остались. Еще, правда, какие-то люди в машине возле подъезда дежурили на всякий случай, опять же из охраны.
— Понятно. А дальше что?
— Ничего. Я ж говорю, что невыносимо было дома оставаться. Я и ушла… И просто захотелось тебя увидеть…
Сделав вид, что последняя фраза меня нисколько не касается, я спросил, с трудом удерживая тон в рамках делового:
— Что значит просто? А охрану ты напоила, что ли? Снотворного насыпала?
— Зачем? Да они и не пьют ра работе. Как их напоишь? Просто, который дома, он же не обязан внутри квартиры меня в туалет провожать. Он же меня охранял не в том смысле, чтобы я не сбежала, а в том, чтобы к нам вдруг ломиться никто не стал… На кухне с тетушками закрылся. Нормальный парень. Они его там супом кормили. Я оделась потихоньку да ушла — вообще никаких проблем. Может, он до сих пор не заметил.
— Соответственно, и те, во дворе, обращали внимание не на тех, кто выходит, а на тех, кто заходит, — выказал я немедленную догадливость.
И вообще, которые запасные, не особо обременяют себя наблюдениями — это давно замечено и описано в психологических книжках. А между тем получается, что за подъездом следила и другая команда — из серобуромалиновых «Жигулей».
И все же непонятно: кто в первую очередь интересовал автоматчика в светлом плаще — Настя или я?
Возле старой пристани я свернул на набережную, по случаю перманентного энергетического кризиса освещенную редкими тусклыми фонарями. Впрочем, луна висела ярко и надежно, и свежий снежок, не успевший впитать грязный дневной осадок большого города, легко умножал небесное сияние. Было светло и тихо, и пусто. И можно было на время забыть про Новосибирскэнерго, вечного заложника чужих неплатежей.
Я притормозил у невысокой чугунной решетки, за которой через прозрачную корку льда излучала размытый подводный свет плоская сибирская река Обь.
И чужая смерть, и чужой автомат остались неподалеку, но именно сюда, в этот короткий отрезок мира они бы ни за что не могли попасть, как через металлоискатель в аэропорту под нежное брюхо самолета не может скрытно просочиться даже перочинный ножик.
Зато сквозь окружающий покой пробился завибрировавший в кармане телефон.
— Настя с тобой? — без предисловий спросил злой голос Котяныча.
Обиделся из-за кладбища, а тут еще девушка из-под носа исчезла.
— Как ты догадался? — удивился я.
— Она у меня днем твой телефон спрашивала. Вы где?
— Так, в одном месте.
— Слушай, что-то мне все это начинает не нравиться. У нас здесь все на ушах.
