Будни прокурора - Лучинин Николай Семенович (книги хорошего качества .TXT) 📗
IX
Лавров слушал доклад Глебова о вчерашнем расследовании.
— Рубовых я пригласил сегодня к десяти, — сказал следователь. — Может быть, вы сами побеседуете с ними?
— Нет, я прочел протокол, вы допросили их хорошо. Только нужно предъявить им полуось. Может, опознают? — предложил Лавров.
— Совсем забыл! — спохватился Глебов. — Хорошо, что напомнили, Юрий Никифорович. Это я сейчас же сделаю. А потом допрошу Шустову, о которой говорили Рубовы, я ее тоже вызвал, и пойду к Гавришиной, посмотрю, может, обыск придется сделать.
Забрав со стола прокурора дело, следователь вышел.
Когда из милиции принесли полуось, он показал ее Рубовым и Шустовой, но они не опознали. Шустова на допросе подтвердила показания Рубовой и описала приметы мешка, который взял и не возвратил ей Беляков.
Любовь Петровна Гавришина вдвоем с одиннадцатилетним сыном жила на окраине города, на Водовозной улице.
Глебов уже подходил к ее дому, когда заметил на противоположной стороне узенькой зеленой улицы разгороженный широкий двор, в углу которого около большой кучи каменного угля был свален всякий железный хлам.
Мелькнувшая у следователя догадка заставила его остановиться. «Что если?..»
Боясь поверить своей мысли, он перешел дорогу и, войдя во двор, подумал: «Ведь это рядом с домом Гавришиной, а Беляков часто бывал здесь…»
Двор примыкал к конюшне колхоза «Заря».
Старый дед — сторож с лохматыми седыми бровями — приветливо встретил Глебова и охотно уселся рядом с ним на скамью «погутарить».
Поговорив о колхозных делах, Глебов как бы между прочим кивнул на сложенный в углу хлам и спросил:
— Дедушка, у вас тут случайно полуось не найдется?
— Полуось? Кажись, была. А на что она тебе сынок?
— Да нужно. Для одной вещи… — Глебов никак не мог придумать, для чего бы ему могла понадобиться эта штука.
Обернувшись, старик взглянул в ту сторону, где был сложен уголь, потом, кряхтя, поднялся со скамейки и зашел с другой стороны угольной кучи.
— Туточки вона, кажись, валялась, — сказал он. — Да вот нет… Тю-ю! — хлопнул себя по лбу дед. — Да ее ж Сашка Гавришин кому-то отдал.
— Какой Сашка? Гавришиной Любы сын? — спросил Глебов.
— Ну да. Он у меня здесь крутился чего-то, а тут проходил человек, по дороге шел, да и попросил: «Сашка, подай цю железяку». Он ему и отдал. Еще, правда, спросил у меня, можно ли? А я говорю: «Та хай бере, меньше хламу на дворе будэ».
— А когда это было?
— Что?
— Да вот то, что вы рассказали.
— Об этом?.. Да дней пятнадцать, двадцать, может быть, — ответил старик, недоумевая, почему это человек интересуется таким пустяковым делом.
— А в какое время дня? — продолжал опрашивать Глебов.
— Кажись, часов в шесть. Видно еще было.
— Вы не запомнили этого человека в лицо?
— Да я его как облупленного знаю. Он у Любови Гавришиной месяца три жил…
— Интересную вы мне, дедушка, историю рассказали, придется записать… У вас тут стола нигде нет?
— Имеется. В сторожке у меня. Только не понимаю, что же вы тут интересного нашли…
Записав показания старика и попросив его прийти завтра в прокуратуру, Глебов отправился к Гавришиным, проживающим через два двора от колхозной конюшни.
Сашка Гавришин, одиннадцатилетний, бойкий мальчуган, был дома один. Он с восхищением оглядел Глебова и с явным удовольствием узнал, что имеет дело со следователем.
— Мамки нет, она с работы не пришла, — ответил он на вопрос Глебова. — А на что она вам, а, дядь?
Следователь улыбнулся.
— Нужно, Саша. А ты в какой школе учишься? — спросил он, прикидывая в уме, сможет ли допросить мальчика в присутствии преподавателя здесь, не вызывая его в прокуратуру.
— В шестнадцатой, в четвертом «А». На пятерки и четверки, — добавил он, явно желая поднять в глазах следователя свой собственный авторитет.
— Молодец! — похвалил Глебов. — А далеко твоя школа?
— Нет, близко, вон там за углом.
— Это мимо колхозной конюшни идти, что ли?
— Ага.
— Погоди, — сказал Глебов таким тоном, будто внезапно что-то вспомнил. — Это не ты на конюшне старую полуось брал?
— Я. Только мне дед разрешил. И я не для себя вовсе, — вдруг встревожился Сашка.
— Да ты не бойся, — успокоил его Глебов. — Я только хотел узнать, кому ты отдал ее?
— Дяде Грише Белякову. Он мамкин знакомый.
Сашка слегка смутился: знакомство с Беляковым было не особенно по душе мальчику.
— А ты не помнишь, когда это было?
Сашка задумался.
— Наверное, дней пятнадцать — двадцать назад, а может и больше.
— Куда же дядя Гриша эту железку дел?
— К нам принес. Вон там, в сарай положил, — ответил Сашка, порываясь встать из-за стола и показать Глебову, где именно лежала полуось.
— Да ты погоди, — положив ему на плечо руку, сказал следователь. — Мне учительница ваша нужна. Мы ее найдем в школе?
— Если в школе нет, так дома найдем, я знаю, где она живет.
— Тогда пошли.
Из школы, где Глебов допросил Сашку с участием преподавателя, они вдвоем возвратились домой и стали ожидать Сашину мать. Она должна была прийти с минуты на минуту. Когда она появилась, следователь допросил ее. Отвечая на вопросы, женщина сказала, что Беляков был у нее последний раз в день убийства. Пришел со свертком. Уходя от нее около одиннадцати часов ночи, он взял из сарая старую железину («Я даже не знаю, откуда она взялась», — сказала Гавришина), завернул ее в газету, а сверху обернул мешком, который оказался у него в свертке. Я спросила: «Зачем тебе это?» Он ответил: «Зойкин муж просил достать где-нибудь, в хозяйстве понадобилась…»
Глебов не стал делать обыск у Гавришиной. Было очевидно, что она говорит правду и что Беляков после убийства у нее не появлялся.
Наутро, сидя у себя в кабинете, следователь поочередно предъявлял полуось деду Приходько, Гавришиной Любови и ее сыну. Все они опознали полуось, только Гавришина сказала неуверенно:
— Кажется, она. Не приметила я хорошо впотьмах. Да и ни к чему мне было. Если б знать, что спрашивать будут…
Но дед Приходько и Сашка сразу же заявили, что именно эта полуось валялась во дворе, а потом — отдана Белякову.
К девяти часам утра Глебов подшил все протоколы вчерашних допросов и протоколы опознания полуоси уже в новый, второй том и пошел с ним к прокурору.
— Надо ехать, — сказал Лавров, выслушав доклад следователя. — И немедленно! Если вы готовы, берите нашу машину и поезжайте в город сегодня же. Очень возможно, что Беляков и сейчас еще кутит там с этим своим Михаилом, пропивает награбленное.
— Я так и думал, Юрий Никифорович, — ответил Глебов. — Даже с Романовым договорился. Он со мной едет.
— Очень хорошо! Дела от вас примет Багров.
Глебов и Романов приехали на место в шестом часу вечера и сразу же направились в горотдел милиции: надо было установить, сколько в городе проживает Михаилов, отбывших наказание в Воркуте (Рубова сказала, что Беляков именно там отбывал срок лишения свободы).
Такой Михаил оказался один.
На завтра Михаил Островнов был вызван в милицию. Он и впрямь оказался знакомым Белякова, подтвердил, что на днях Беляков заезжал к нему, имея с собой большую сумму денег и отрезы, два или три, один из которых он продал сестре Островнова — Вале…
Девушка мыла в квартире пол. Увидев старшего брата, сопровождаемого работниками милиции и человеком в форменной одежде, она уронила на пол тряпку и, стоя посреди комнаты с подоткнутой юбкой, растерянно переводила взгляд с одного на другого.
— Мы вас отвлечем ненадолго, любезная, — весело сказал Романов и, подбадривая хозяйку, добавил: — Не волнуйтесь, девушка…
— Заканчивай, Валя, быстрей, с тобой разговаривать будут, — сказал сестре Островнов.
Девушка прямо с крыльца выплеснула на улицу воду и, ополоснув руки, вернулась в комнату.
