Сдвиг - Кринг Тим (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Рейс 2697из Сан-Франциско в Айдлуайлд
7–8 ноября 1963 года
Как ни пытался Мельхиор расслабиться во время обратного перелета в округ Колумбия, у него ничего не вышло. Его мозг бурлил, как потерявшие между собой связь детали часового механизма. И все из-за Чандлера. Это он заставил Мельхиора физически почувствовать, что у него был мозг. Физически не в смысле набора клеток, а в смысле пространства. Пространство. Подземный город, населенный такими давними воспоминаниями, что они казались канувшими в Лету. Чандлер прогулялся по его мозгу, как полицейский, обходивший свою территорию и заглядывавший во все двери и окна. Кто знает, что ему удалось подсмотреть, пока Мельхиор невероятным усилием воли не сумел заставить его заглянуть в эти конкретные воспоминания. В то самое событие в своей жизни, которое он пытался скрыть от окружающих больше всего. Он подозревал, что Чандлер руководствовался не только его желанием. Он и сам хотел туда попасть. Узнать, что сделало Мельхиора таким, каким он стал. Что ж, это действительно объясняло, почему его жизнь сложилась именно так. Но объясняло ли это его внутреннюю сущность — оставалось вопросом.
А потом… что? Как, черт возьми, это удалось Чандлеру? Он сумел превратить все в реальность! Мельхиор знал, что это было просто видением. Но когда он его переживал, он бы ни за что в это не поверил. В тот момент ему действительно было двенадцать лет, а Каспару — четыре года, Умник тогда был compos mentis [24], а доктор Шайдер искал себе подопечных для превращения в зомби. Но в то же время он оставался Мельхиором, тридцатитрехлетним оперативником с двадцатилетним опытом смены личностей, позволявшим ему преображаться с такой же легкостью, с какой обычные люди переодеваются. И он наблюдал весь свой жизненный путь со стороны как на пленке, как одну из прожитых им под прикрытием жизней. Он смотрел на себя с надеждой и ненавистью, не в силах разобраться, что именно чувствовал он сейчас и что — когда жил в приюте. И даже когда поднимал рогатку и выстреливал в Умника, он не мог решить, не совершил ли тогда самую большую ошибку в своей жизни. Может быть, стоило убить человека, который украл у него жизнь — украл, но дал взамен новую, — а не впечатлять его своей удивительной меткостью.
А теперь, как и Умник, он сделал свое открытие. При существующем падении ставок Чандлер являлся самым ценным из всех возможных приобретений. Людей, подобных ему, никогда не было, и, если верить информации, какую ему удалось раздобыть по проектам «Ультра» и «Орфей», никогда больше не будет. Чандлер превратился в Орфея не благодаря новому наркотику Джо Шайдера, с помощью которого можно создать целый легион таких же вот суперменов. Логан потчевал своим коктейлем слишком многих людей, чтобы в том усомниться. Нет, дело все в самом Чандлере. Можно назвать это генами, можно рецепторами, наконец — даже Вратами Орфея, но вероятность того, что люди с такими способностями могли получить ту же дозу чистого ЛСД, что и Чандлер, была практически несуществующей. Мельхиору оставалось лишь выяснить, как его контролировать, хотя кое-какие соображения на этот счет у него уже имелись. Потому что все время, пока Чандлер копался у него в мозгах, он что-то искал. Кого-то. Наз. Мельхиор не сомневался: Чандлеру так и не удалось выяснить, что с ней случилось. Будь это иначе, он сразу бы покончил с Мельхиором, сведя его с ума. Чандлер был знаком с Наз четыре дня, часть из которых пробыл в забытье. И все же сила его желания была столь велика, что Мельхиор не сомневался: он будет контролировать Чандлера, пока ему удастся держать в тайне ее судьбу. Мельхиор спал с женщинами на пяти континентах, но никогда не ощущал и тысячной доли того чувства, какое Чандлер испытывал по отношению к Наз. Наверное, в ней было нечто особенное.
Странно, что Чандлер не видел, что с ней случилось. Какие-то вещи остались тайной и для него — в том числе и настоящие имена Мельхиора и Каспара. Кто знает, возможно, это объяснялось тем, что сам он уже давно воспринимал себя только Мельхиором, а Каспара — Каспаром. С другой стороны, Чандлера могли так потрясти его новые способности, что он еще не научился их контролировать и был вынужден полагаться на волю случая. Если мозг Мельхиора представить городом, то улицы в нем были похожи на лабиринты Парижа или Венеции, и при отсутствии карты Чандлеру приходилось действовать наугад, полагаясь на редкие дорожные указатели или какие-то крупные ориентиры. Тот день в приюте совершенно точно был важной вехой. Это был день, когда Умник предоставил ему шанс прожить жизнь по-другому. Но его тогдашнее имя абсолютно ничего не значило. Окликни его кто-нибудь на улице, он даже бы не обернулся. Каспар, конечно, дело другое. Но его имя тоже, по сути, ничего не значило и говорило о его владельце не больше, чем зачитанный томик Маркса, который он прихватил с собой на тренировочную базу.
Теперь о любви. Она была настоящей. Мельхиор любил этого пухленького беззащитного Каспара больше себя самого и знал: Каспар навсегда сохранит ему преданность, какое бы промывание мозгов тому ни устраивал Джо Шайдер.
Если все пойдет по плану, Каспар вернется в Штаты в качестве американского «перебежчика», «перевербованного» КГБ. Интересно, поверит ли Дрю Эвертон — или кому там поручат допросить Каспара после возвращения — его информации больше, чем поверили Мельхиору, или же его тоже выплюнут как отработанный материал? А тогда — кто знает? Не исключено, что Каспар тоже начнет поглядывать по сторонам.
Мысль о Каспаре заставила Мельхиора вспомнить о БК. Обоих отличала какая-то наивная вера в непогрешимость руководителей. В поезде он постарался посеять сомнения у БК относительно таких людей, как Гувер или Джон Ф. Кеннеди, но сомневался, что ему это удалось. Молодой агент ФБР оказался типичным маменькиным сынком, суждения которой являлись для него истиной в последней инстанции. Но кто знает, как на нем сказалось случившееся в Миллбруке? Мельхиору очень хотелось знать, нашел ли БК кольцо, спрятанное в стене коттеджа, и если да, то заглочена ли наживка. Мельхиору отчасти этого не хотелось, поскольку если БК сумеет его выследить, то придется его убить. БК, возможно, и был бездушным функционером, но все-таки не таким, как Дрю Эвертон. Эвертон — случай особый. Вот его бы он убил с удовольствием. Да еще с каким.
К креслу подошла стюардесса. Она принесла новую порцию спиртного и поправила подушку у него за головой, наклонившись так, что он запросто мог бы укусить ее за грудь, если бы захотел.
— Еще чего-нибудь желаете? — спросила стюардесса и, помолчав, добавила: — Сэр?
— Нет, дорогая, спасибо. — И Мельхиор улыбнулся так, будто только что с ней переспал. — У меня есть все, что нужно.
Сан-Франциско, штат Калифорния
8 ноября 1963 года
Снова укол — и медленное возвращение в действительность. Чандлер чувствовал себя рыбешкой, постоянно попадающей на крючок рыбаку, которую из-за незначительных размеров каждый раз выкидывают обратно в воду. Когда же он наконец станет достаточно большим, чтобы его уже не выкидывали? Другими словами, когда же его решат убить?
Над ним стоял Келлер с обычным набором инструментов. Его движения были замедленными, но точными, и Чандлер, даже не пытаясь проникнуть в его разум, знал, что тот уже ввел себе торазин. Препарат превращал мозг Келлера в нечто мягкое, но недоступное. Минувшей ночью Чандлер совершил не одну попытку, но так и не смог проникнуть в его сознание. Теперь же, когда в нем не осталось ЛСД, он чувствовал на месте мозга Келлера лишь какую-то пустоту, и, снова убедившись, что крепко привязан, закрыл глаза в ожидании очередного укола. Однако на этот раз Келлеру было что сообщить ему.
— Мистер Мельхиор проявил любезность и нашел вам компаньона. Не сомневаюсь, он покажется вам интересным.
Чандлер снова открыл глаза и обвел взглядом комнатенку. Кроме Келлера, готовящего инъекцию ЛСД, в ней никого не было, а кровать, на которой вчера лежал Мельхиор, оказалась пустой. Над ней чернело окно. И все-таки он ощутил знакомое покалывание, свидетельствовавшее о присутствии другого мозга, но не Келлера, а кого-то незнакомого. Рыхлое сознание, которое, казалось, само расступалось, впуская его, как парящие в воздухе пылинки под лучом фонаря. С таким мозгом ему еще не приходилось сталкиваться. Чандлер даже подумал, что это мозг обезьяны или ребенка, и, снедаемый любопытством, с нетерпением ждал укола.
