Сыграй мне смерть по нотам... - Гончаренко Светлана Георгиевна (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Нет! То есть да, – призналась всё-таки Анна. – Ну, вот, запуталась совсем! Он-то просил, самой мне до Дашки дела никакого нет. Противная выскочка! Её мамочка-дура боится почему-то, что у Вагнера СПИД, и Дашка заразится половым путём. Крезанутая! Нет, дочка-то у неё умная чересчур. Такое выдумывает, что я даже разобраться не могу. Например, хамит Андрею – и одновременно глазки строит.
– Зачем вы говорите такие гадости! – возмутилась Настя.
– Затем, что сама видела. Может, у них с Вагнером такой план? Дашка ведь отчаянная, ей ничего не жаль. Возьмет и испортит жизнь и себе, и Андрею. Если уж она вам так нравится, уговорите её сесть за рояль, пока её время не ушло. Время у музыкантов считанное – кап, кап, кап. Метроном слышали?
«Кап, кап, кап – вот и освещение ушло, и солнце село, – думала Настя, взбираясь наконец по парадной лестнице на третий этаж музея. – Работу свою сегодня не закончу, она застоится, надоест. А время-то считаное: кап, кап, кап…»
Глава 11
О превратностях женской судьбы
Директора Нетского областного музея Ольгу Иннокентьевну Тобольцеву сбить с толку было трудно. Известный специалист по живописи русского авангарда, энергичный руководитель, компетентный музейный работник, она всегда умело ориентировалась в любой ситуации.
Но когда Ольга Иннокентьевна на своём директорском столе увидела гнездо, свитое полоумной вороной, и когда выяснилось, что это модель Вселенной, она решила, что просто переслушала музыки в исполнении вундеркиндов.
Старик, принёсший модель, был на редкость благообразен. Он встряхивал красивыми сединами и уверял, что Николай Алексеевич Самоваров обещал включить его изделие в основную экспозицию музея. Модель очень полезна для юношества, академик Артоболевский горячо её одобрил.
Уборщица Нина подтвердила, что старик действительно знакомый Самоварова. Ольга Иннокентьевна не могла отделаться от мысли, что сидящий перед посланец высших сил и какого-то Ивана Петровича пролез на свет из червеобразных дырочек, что выпилены на виолончелях. Боже, как много сегодня с утра играли на виолончели!
– Где сейчас Николай Алексеевич? – спросила Ольга Иннокентьевна секретаршу Юлю.
– На какую-то фабрику поехал – то ли на меховую, то ли на мебельную. За какой-то кислотой, – с готовностью ответила Юля.
– Как только Самоваров вернётся, пусть сразу же идёт сюда, – горестно вздохнула Ольга.
Самоваров вернулся в музей скоро и кстати: старика с гнездом Вселенной не удавалось вывести из директорского кабинета даже в коридор. Конечно, дежурный милиционер мог бы применить силу, но Ольга опасалась, что старик – родственник Самоварова, по-настоящему ею уважаемого.
Самоваров увидел в директорском кабинете Пермиловского с моделью и побледнел от неожиданности.
– Как вам удалось проникнуть в мою мастерскую? – спросил он улыбающегося Фёдора Сергеевича.
– Я в мастерской не был, – ответил тот. – Вернее, был, но дверь оказалась заперта.
– А это где взяли? – ткнул Самоваров пальцем в косматую модель.
– Из дому принёс. Это один из вариантов, более доступный для понимания юношества. Тот экземпляр, что у вас остался, я решил передать в Президиум Академии наук. Многие видные учёные проявили неподдельный интерес к моим работам. Этот, пусть и не вполне совершенный вариант сможет вам временно заменить…
Самоваров схватил со стола гнездо и повлёк Пермиловского к дверям.
Пермиловский артачился:
– Но я хотел бы официально преподнести музею мой труд! Факт передачи следует задокументировать…
– Пойдёмте! Мы сличим модели, уточним кое-что. К тому же надо сделать ксерокопию снимка расчёски из Антарктиды.
Фёдор Сергеевич сдался. Напоследок он галантно обратился к ничего не понимающей Ольге:
– Я бы взял на себя смелость, уважаемая… забыл ваше имя-отчество, хотя память у меня феноменальная!.. Так что я хотел? Ах, да! Я вам рекомендую моего близкого друга, Виктора Фролова. Он дипломированный массажист, кудесник своего дела. Берёт недорого. Неделька его трудов – и вы потеряете семь-девять килограммов!
Эмалево-синие глаза директора Тобольцевой выпучились, как у Медного Всадника. Самоваров выдавил Фёдора Сергеевича в коридор, но тот успел отвесить Ольге версальский поклон.
В Мраморной гостиной страстно, напряжённо, будто в нос, запела виолончель. «Вот отчего все наши беды», – вздохнула Ольга.
Через час изнурительных уговоров обе модели Вселенной Самоваров упаковал в большую картонную коробку и написал на ней «Для Академии наук». Чтобы не потерять невзначай такую ценность, Фёдор Сергеевич привязал коробку шпагатом к собственному поясу.
Пытаясь сесть в автобус коробкой вперёд, Пермиловский сказал Самоварову:
– Думаете, шарфик ваш или свитерок спасут, согреют? Ничего подобного! Откуда у нас в Нетске мороз? Из Якутии, думаете? Нет. Из космоса! Весь холод оттуда! Половинка земного шара – та, на которой мы с вами сейчас стоим – вся взялась ледяной корой, вся смёрзлась. А космос на нас дышит таким смертельным холодом, какого нам и не вообразить. Там и жар есть, и тоже смертельный, страшный!
Фёдор Сергеевич подпихнул кого-то в дверь, и автобус отъехал.
– Ну и пусть едет, – философски заметил старик. – Всё равно это «семёрка», а мне в другую сторону. Я просто так полез, чтоб согреться… Ух, и холод там, в космосе – и удушающая пустота. Мы бы здесь, в Нетске, все задохнулись от этой пустоты, если бы с другой стороны, там, где Амазонка, леса бы не росли. Весь наш сегодняшний декабрьский кислород с Амазонки! Это Иван Петрович шанс даёт – поймём мы или нет его сигналы оттуда!
И Пермиловский указал носом на коробку, в которую засунуты были целых две Вселенные.
«Иван Петрович из противности надул нам трескучего мороза, – усмехнулся Самоваров, зажигая в мастерской свет. – Он же выдумал баяны и сводные хоры, чтоб жизнь не казалась нам праздником».
Даже Настя – чудная, легкокрылая, умилительная Настя – поддалась в этот день игривому настроению Ивана Петровича и придумала, чем Самоварова огорошить.
– Мы сейчас идём к Шелегиным, – объявила она, едва появившись на пороге мастерской. – Даша за нами зайдёт.
– Зачем это? – спросил Самоваров.
Настя даже всплеснула руками:
– Тебе что, совсем неинтересно? А сам говорил, что история удивительная, что такого в жизни не бывает! Теперь мы познакомимся с этим невероятным итальянцем. Даша нам хочет показать его новую музыку и то, каким образом он её пишет. Это поразительно! Мы увидим…
– Зачем? – снова перебил её Самоваров.
– Ты, Коля, всегда притворяешься каким-то чурбаном. Даже не знаю, почему ты всегда хочешь казаться хуже, чем есть? Ведь ты отлично понимаешь, какая каша тут заваривается!
-Настя, ты преувеличиваешь мою проницательность. Я не вижу каши.
Настя нетерпеливо махнула рукой:
– Ладно, сделаю вид, что ты ничего не понял. Итак, Даша с Вагнером хотят доказать, что Смирнов стащил свои знаменитые произведения у Шелегина. Ты сам говорил мне про экспертизу! А я им всё пересказала. Теперь сообща мы решили, что лучше иметь не только ноты, но и живых свидетелей. Мы с тобой будем этими свидетелями.
– Вот спасибо! Я уже и так живой, но никудышный свидетель по делу Щепина-Ростовского, – стал протестовать Самоваров.
– Ни в каком качестве ты не можешь быть никудышным, – уверенно сказала Настя. – В деле Щепина ты тоже разберёшься и оставишь своего железного Стаса с носом. А сегодня мы с тобой будем свидетелями процесса записи новой музыки, сочинённой Сергеем Шелегиным!
– Что это за музыка?
– Не знаю, не слышала ещё. Квартеты, кажется? Даша нам всё расскажет. Главное, что в нашем присутствии она запишет новую, никому не известную музыку – и тут же её сыграет. А мы это запечатлеем на видео.
– Зачем? Не понимаю!
– Видишь ли, – пояснила Настя, – Шелегина мучает музыка. Он её всё время слышит и от этого страдает. Пять лет он твердил «моя музыка» (по-итальянски, разумеется), а ему играли чужую! Он и чужую слушал, но видно было, что это не совсем то, что ему надо. Он только головой качал и отворачивался. Так продолжалось до тех пор, пока Вагнер не нашёл тетрадки в жёлтом шкафу. Ты это помнишь?
