Два дня и три ночи - Маклин Алистер (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
– Нужно поднимать якорь и уходить, – ответил я очень серьезно. – Это единственное спасение. Мы и так задержались тут слишком долго. Может быть, они уже в пути. Что касается люгера, пусть он остается у вас, адмирал. На море, я надеюсь, мы будем в относительной безаопасности. Но сначала нам нужно отвезти на берег тело Дэвиса и вашего «крестника».
– Правильно. Мы должны переправить их на сушу.
Поднимать якорь с помощью электрической лебедки – процесс максимально демократичный. Вы можете быть кретином-капралом, а можете иметь кембриджский диплом, но неуверенный шаг ногой, неточный взмах рукой, развевающиеся по ветру полы плаща и любой кусочек ткани, попавший между цепью и барабаном, – и вы остаетесь без ноги или без руки, поскольку в случае опасности нет никакой возможности добраться до выключателя, который кораблестроители для удобства располагают на задней стенке подъемника. Такие случаи довольно часто происходят и в хорошую погоду. Когда палуба становится скользкой от воды, опасность увеличивается вдвое. Но если к тому же темно, как у негра в желудке, с неба льются потоки воды, а корабль танцует под ногами ритуальную пляску племени мумба-юмба, то, насколько я знаю, только один человек в мире может добровольно вызваться проделать такую работу. Правда, сейчас у этого человека был серьезный стимул к добросовестной работе: ему очень хотелось избежать смерти.
Может, я был слишком поглощен своим занятием или же грохот якорной цепи заглушил все остальные звуки, но я не сразу среагировал на чей-то зов, хотя он прозвучал несколько раз.
Это было похоже на женский крик. Сначала я подумал, что он доносится с одной из яхт, стоящих на якоре неподалеку. В такую погоду сосчитать количество выпитого на этой яхте виски могла бы только ЭВМ последнего поколения.
Но голос раздался снова, и на этот раз гораздо ближе. Интонации борьбы и тревоги исключали гипотезу о пьяной пирушке. Это отнюдь не походило на возглас сожаления по поводу окончания последней бутылки. Это была мольба о помощи.
Я остановил подъемник. «Лилипут» каким-то образом сам очутился в моей руке.
– На помощь! Спасите!
Приглушенный полный отчаяния голос доносился по воде со стороны порта. Я рванулся туда, но тут же вспомнил печальный опыт Дэвиса и представил себе, как скоро я встречусь с ним, если эти звуки исходят из лодки, в которой двое джентльменов, вооруженных автоматами, ждут появления доверчивого Кэлверта, чтобы нажать на спуск.
– Помогите! Умоляю!..
Я отбросил колебания и приступил к решительным действиям. Это был не просто женский голос, молящий о помощи, – это был голос Шарлотты Ставракис. Схватив резиновый кранец, постоянно привязанный к одной из опор барьера, я бросил его в воду.
– Это вы, миссис Ставракис?
– Да, да, это я. Спасибо… Спасибо… – Она еле дышала, и каждое слово давалось ей с огромным трудом. Судя по всему, она успела наглотаться воды.
– Там, в воде, кранец… круг. – Кто знает, может быть, жена такого проверенного мореплавателя, как сэр Антони, сама не слишком разбирается в морской терминологии. – Схватитесь за него.
– Да… Я уже…
– Попытайтесь вскарабкаться на борт.
Вздох, всплеск воды, возглас досады.
– Нет… Я не могу… Не получается…
– Не волнуйтесь, держитесь, я сейчас вам помогу.
Надо было бежать искать деда Артура, но, к счастью, он уже стоял за моей спиной.
– Госпожа Ставракис за бортом, – шепнул я ему на ухо. – Возможно, это ловушка, но мы должны ей помочь. Если вы увидите какой-нибудь свет – стреляйте без предупреждения.
Он не ответил, но его рука дернулась к карману, в котором лежал люгер. Я перелез через борт и, соскользнув по канату до самой ватерлинии, вытянул руку и схватил неудачную пловчиху. Она отнюдь не была дюймовочкой, а к тому же зачем-то прицепила к поясу большой полиэтиленовый пакет. Что же касается меня, то моя физическая форма была не такой блестящей, как десять лет, а тем более десять часов назад. И все же при помощи деда Артура я втащил даму на палубу. Мы внесли ее в рубку и уложили на кушетку.
Если бы в эту минуту кто-нибудь из знаменитых фотографов-художников сделал серию фотопортретов великой кинозвезды, ни один из иллюстрированных журналов не принял бы эти фотоснимки в печать, опасаясь обвинения в клевете. Ее черные брюки и элегантная блузка выглядели так, будто находились в воде минимум месяц. Длинные, мокрые, спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам. Лицо заливала мертвенная бледность, а в больших окаймленных черными кругами глазах застыл страх. Тушь и губная помада стекали по коже цветными ручейками. Короче говоря, это было не совсем то, во что влюблялись миллионы европейцев.
– Дорогая моя… Дорогая моя, – приговаривал дед Артур самым снобистским тоном, какой только был в его репертуаре, и, припадая у ее ног то на одно, то на другое колено, пытался дотронуться до ее лица извлеченным из кармана стерильным носовым платком. – Бога ради, что случилось? Коньяк, Кэлверт, коньяк! – Это прозвучало, как «Скальпель!», обращенное знаменитым хирургом к замешкавшемуся ассистенту в кульминационный момент уникальной операции на сердце. – Быстрее! Вы что, окаменели?
Наивный, он надеялся, что после его возлияний на корабле найдется хоть капля спиртного. Нужно было подумать об этом заранее и оборудовать третий мотор со встроенным самогонным аппаратом. Впрочем, мой неприкосновенный запас все еще не был окончательно разграблен.
– Если вы возьмете на себя оказание первой помощи миссис Ставракис, – сказал я, подавая ему наполненный стакан, – мне все же хотелось бы поднять якорь.
– Нет, нет… Не бойтесь… – вдруг довольно активно запротестовала спасенная, отхлебнув глоток и закашлявшись. – Они не появятся раньше, чем через два часа. Я знаю. Я слышала их разговор. Происходят страшные и непонятные вещи, адмирал. Я была вынуждена бежать. Бежать любой ценой.
– Прошу вас, дорогая, не принимайте все так близко к сердцу, – приговаривал дед Артур, как будто наша гостья имела возможность разумно дозировать свои эмоции. – Выпейте еще, дорогая миссис Ставракис.
– О нет, только не это!
Я подумал, что женское кокетство не знает границ: промокшая и озябшая, она отказывалась от превосходного пятидесятилетнего коньяка. Но тут же сообразил, что ее полный отвращения возглас относится не к гордости моей коллекции, а к обращению «миссис Ставракис».
– Прошу вас, называйте меня Шарлотта. Просто Шарлотта. Шарлотта Майер.
Я снова подумал, что женское кокетство не знает границ: дружный коллектив пиратов наверняка уже приготовил для нас небольшую атомную бомбу, которая вот-вот влетит к нам в иллюминатор, а очаровательно улыбающуюся Шарлотту интересует только одно – чтобы к ней обращались по имени, а не по фамилии.
– Что заставило вас бежать? – спросил я.
– Кэлверт! – осадил меня возмущенный дед. Очевидно, он уже почувствовал себя полновластным покровителем прекрасной дамы, и всякое мое обращение к ней автоматически превращалось в бестактность. – Миссис Ставр… прошу прощения, Шарлотта перенесла страшный шок. Дайте ей прийти в себя.
– О нет, нет… – Она с трудом поднялась на жесткой матросской койке и взглянула на меня, улыбаясь еще полуиспуганно, но уже полуиронично. – Вы правы, господин Петерсен, или Кэлверт, в конце концов, это не имеет значения. Актрисы умеют сдерживать свои эмоции. Правда, я сейчас не на сцене, но все равно… – Новый глоток коньяка начал возвращать румянец на ее щеки. – Уже некоторое время я замечаю, что на «Шангри-Ла» происходят странные события. На борту появляются какие-то подозрительные личности. Без всяких причин и объяснений меняют людей в команде. Иногда корабль уходит в какие-то таинственные рейсы, а меня с моей горничной оставляют на берегу. Мой муж, сэр Антони, ничего не говорит. Мне кажется, он употребляет наркотики… Я видела пистолеты… Когда эти странные люди прибывают на яхту, муж отсылает меня в мою каюту… Поверьте, дело вовсе не в моей ревности, я ни к кому, ни к чему его не ревную, но все это более чем странно.
