Комната старинных ключей - Михалкова Елена Ивановна (читаем книги TXT) 📗
Впрочем, ее это мало беспокоило. Все мысли Полины были о подслушанном рассказе Анжея. И еще о загадочном исчезновении эконома.
Она так глубоко задумалась, что очнулась только в середине светской беседы.
– Этюд с артишоками! – глубокомысленно изрек Далиани. – Я видел работы Савичева на прошлой выставке. Это фантастика, что он творит с ними.
Полина уставилась на него. О чем он говорит? Какие артишоки?
Из дальнейшего разговора стало ясно, что речь идет об известном художнике. Который построил целую концепцию вокруг артишоков.
– Символ! – соловьем разливался Давид Романович. – Что-то чрезвычайно далекое от российской повседневности! А как звучит? Ар-ти-шок! Шок – слышите, да? Чувство, которое испытывает любой человек, столкнувшись с этим не то плодом, не то цветком. Это метафора встречи с чуждой культурой. Как ее готовить? Как варить? Подойдет ли она нашему организму, привыкшему к репе и картошке?
Ирма внимала. Тарас Иммануилович заинтересованно жевал тефтельки.
– Вам не кажется, что все это полная чушь? – вдруг спросил Воловик, на секунду забыв про тефтели.
– Кажется, – басовито рассмеялся Давид. – Но в этом-то и заключается самое интересное. Ведь Савичев действительно талантлив. Зачем ему это заигрывание со зрителем? По-моему, он просто издевается над нами.
Ирма встрепенулась:
– Ну вот, артишоков захотелось! Я их обожаю. Это вы виноваты!
– Готов искупить!
– Поздно. Вы уже зародили во мне желание подражать Савичеву. Вам нет прощения.
Далиани с Ахметовой продолжали подшучивать друг над другом, а Полина незаметно достала из кармана блокнотик и поставила пометку. Надо завтра с утра съездить с Василием на дальний рынок и купить артишоки.
Полина от всей души хотела порадовать художницу. Сегодня она столкнулась с ней в коридоре и снова поразилась застывшему страданию в ее глазах. «Хоть бы Анжей ей помог, – подумала девушка с жалостью. – Похоже, у нее какое-то несчастье… Обязательно привезу ей завтра артишоки».
* * *
Ночью Полина спала плохо. Ей казалось, что кто#то бродит по дому. Скрипели полы, часы тикали громче обычного, словно пытаясь докричаться до хозяев. Один раз ей послышался звон колокольчика, но звук тут же смолк.
К тому же поднялся ветер. Принес на хвосте шум рассерженного леса и свалил его возле дома: слушайте, бойтесь! Вот деревья машут ветками, словно дерутся, и слышен звук лиственных оплеух. Вот раскачивается и горестно хнычет сосна. А вот и вовсе что-то непонятное: темный гул, идущий из самой глубины земли, из-под травы и корней.
Не выдержав, Полина взяла фонарик и отправилась в ночной обход.
Спящие зеркала от его света с трудом просыпались. И не Полина отражалась в них, а расплывчатое пятно. Стоило ей отвести фонарь, как зеркала облегченно закрывали глаза.
Часы встречали ее оглушительным тиканьем.
Ночь – время часов. От полуночи до рассвета они делают с минутами что захотят. Хотят – гонят, подхлестывая стрелками: давайте же, скорее, торопитесь! Тогда ночь пролетает, как один час. Хотят – затягивают время, завязывают его в узлы и петли, наматывают на циферблат, будто нить на катушку. Минуты тянутся, тянутся, тянутся бесконечно. Это время самой тяжелой бессонницы.
Полина заглянула в библиотеку. Ее любимые напольные часы приветственно сверкнули медью маятника.
– Здесь есть кто-нибудь? – негромко спросила Полина, водя фонариком по углам.
Ей показалось, что часы замешкались. Медленно, словно капли воды из незатянутого крана, упало: «Тик. Так. Тик. Так».
– Здесь был кто-нибудь? – шепотом спросила Полина.
Опустила фонарик – и прислушалась.
Тик-так-тик-так-тик-так! – прострекотали часы. «Был-был-был-был», – услышала Полина.
«Теперь спросить бы их, куда ушел и зачем приходил».
Полина поклялась бы в эту минуту, что в библиотеку и впрямь кто-то заглядывал до нее.
«Ну и что? Заходил, взял книгу и ушел. Ты ведь не спишь – и кому-то из гостей не спится».
Может быть, может быть… В одном девушка была твердо уверена: здесь был не Ковальский.
– До свиданья, – прошептала она часам.
Пусть это смешно и нелепо, но она попрощается с ними.
В ответ часы глубоко вздохнули – и выдохнули:
– Донннн!
Стрелки вытянулись вверх, отдавая честь.
– Донннн!
Воздух задрожал и поплыл от звона.
– Донннн!
Полночь.
Часы во всем доме откликнулись. На разные голоса: басом, звонко, хрипло – они начали отбивать двенадцать ударов.
Как только звон стих, послышался стук закрывшейся двери. Кто-то все-таки бродил по дому. И Полину не покидала уверенность, что это не хозяин.
Она выключила фонарик и прокралась в коридор. Кто расхаживает по первому этажу? Может, проголодавшаяся Ирма спустилась в столовую? Заскучавший Давид Романович решил сыграть сам с собой партию в бильярд?
И в бильярдной, и в кухне никого. Полина даже заглянула за дверь, где подслушивала разговор Доктора с водителем. На стене, испуганный светом, затих паучок, растопырив ломкие ножки.
Полина вздохнула и выключила фонарь. Все ей показалось. Шумно, ветрено, вот и чудится всякая ерунда.
Шаги! На этот раз точно шаги у входа в столовую! У Полины был острый слух. Она могла поклясться, что кто-то прилагает все усилия, чтобы его не услышали.
На цыпочках, как балерина, девушка добежала до двери. Выглянула…
И луч фонаря ослепил ее. Длинная тень метнулась навстречу, чьи-то пальцы обхватили горло. Полину прижало к стене, она стукнулась затылком и выронила фонарик.
«Все, – успела подумать ослепшая Полина. – Конец».
Обидно было не столько умирать, сколько умирать так глупо, не зная, чьи грубые пальцы сжимают ее шею.
Она не успела даже пискнуть, как вдруг свет погас, и она почувствовала, что ее больше никто не держит.
– Дьявол вас раздери! – шепотом прорычал знакомый голос. – Какого черта вы здесь делаете?!
В глазах ослепшей Полины еще плясали желтые пятна. Она не видела ничего, кроме смутного силуэта перед собой.
– Вы? – просипела Полина. – Вы меня чуть не задушили!
– Не преувеличивайте. Я даже не пытался.
Пятна растворились, и в темноте Полина разглядела водителя в джинсах и широкой черной футболке. В этом камуфляже он почти сливался со стенами.
Пережитый страх вдруг накрыл ее волной. Глаза наполнились слезами. Она шмыгнула носом, чувствуя, что вот-вот разревется.
– Спокойной ночи, – сдавленным голосом пробормотала Полина.
Она собиралась уйти. Как вдруг крепкие пальцы бережно обняли ее руку чуть повыше локтя.
– Простите, – мягко сказал Василий, не отпуская ее. – Я не хотел вас пугать. Думал, это один из них.
Полина изумленно взглянула на него. От неожиданности даже слезы высохли.
– Не сердитесь на меня, – добавил Василий. – Пожалуйста.
С каких пор он придает значение тому, сержусь я или нет?!
Она кивнула и вытерла глаза.
– Я сама виновата. Выскочила на вас…
Василий отпустил ее. Кожа сохранила ощущение тепла его пальцев.
А потом до Полины дошел смысл всей фразы.
– «Один из них»? Вы про гостей?
– Про кого же еще?
Он оглянулся на лестницу и завел Полину в столовую. Усадил на стул и сел рядом. Зеленые глаза заблестели в темноте.
– Теперь объясните мне, зачем вы тут прятались?
– Я не пряталась, – обиделась Полина. – Я выслеживала! Мне показалось, что кто-то ходит по дому.
– Значит, мы выслеживали друг друга. Поздравляю. В библиотеке – это вы были?
– Я.
– Понятно… – Василий потер подбородок. – И в столовой тоже вы, как мы выяснили.
– И в столовой, – со вздохом подтвердила Полина.
– И в галерее.
– В галерее?
Водитель пристально посмотрел на нее.
– В галерее, – раздельно повторил он. – Вы были там минут десять назад?
– Не была, – открестилась Полина. – Вы что! Там картины. Я их боюсь.
– Ночью шарахаться по дому не боитесь, а картин боитесь, – рассеянно произнес Василий, думая о чем-то другом.
