Опасная тихоня - Яковлева Елена Викторовна (читать книги без .txt) 📗
— Мать — это святое, — бил он себя в грудь (фигурально выражаясь, разумеется, а не в прямом смысле), — святое для каждого человека, я уверен. Что касается моей, то она у меня простая женщина, настоящая труженица. Всю жизнь проработала телятницей в совхозе «Пригородный», там и живет по сей день и хозяйство до сих пор держит, хотя она давно пенсионерка. Я сам сызмальства крутился рядом с ней в коровнике, помогал навоз убирать, корм задавать. И вырастила меня она одна, дала образование. У самой была неполная семилетка, а мне с детства твердила: «Учись, Игорь, учись, человеком станешь».
Ну да, слышали мы про это, как там: «ученье — свет, а неученых тьма»? Вот и выучился «сынок», вышел в люди, того и гляди в губернаторы выскочит, рот-то широко раскрывает и говорит как по писаному. Особенно сильно было про навоз, трогает от души, главное, прямая зависимость просматривается: вот не крутил бы Пашков в раннем детстве хвосты коровам, глядишь, и человеком бы не стал.
И с чего ты такая ворчливая стала, попеняла я сама себе. Того и гляди, участие в этой дурацкой предвыборной кампании сделает меня окончательным мизантропом. Что я, собственно, имею против Игоря Пашкова? Только то, что он мне не нравится, и еще одну маленькую заметочку из «Губернского вестника» пятнадцатилетней давности. Тех времен, когда он был даже не «Вестником», а помпезным «Светом маяков». И более ничего! А посему могу ли подвергать сомнению трогательное пашковское отношение к матери — бывшей телятнице? Конечно, нет. А значит, мои словесные выкрутасы — чистое ерничество, которого нормальные люди должны по возможности избегать или по крайней мере стыдиться.
Однако мне стало не столько стыдно, сколько скучно. Я подняла воротник пальто и вышла на улицу под тихий беззвучный снег. Постояла, запрокинув голову, подышала полной грудью… и внезапно в голову мне пришла совершенно сумасбродная мысль. А впрочем, почему бы не рискнуть? Я повертела головой: то, что сейчас было мне нужно, находилось в нескольких шагах. Кабинка телефона-автомата. Только бы он работал! Мне повезло, и я быстро набрала номер, который я знала наизусть. В трубку сразу ворвался бодрый голос Вислоухова:
— А вот еще один звонок… Говорите быстрее, у нас осталась одна минута. Говорите, мы вас слушаем.
И я громко сказала в трубку, которую предварительно обернула носовым платком:
— У меня вопрос к кандидату Пашкову. Пусть скажет, что он сделал с Наташей Русаковой.
Стоит ли уточнять, что, повесив трубку, я кавалерийской рысью бросилась в Дом прессы, чтобы успеть полюбоваться палитрой чувств, отразившихся на гладкой физиономии Пашкова после моей наивной провокации. Увы, я застала только самый конец передачи, а посему и увидела лишь Вислоухова, который провозгласил, глядя в камеру:
— К сожалению, время нашей передачи ограничено. Мне остается поблагодарить сегодняшних гостей студии, а также вас, дорогие телезрители, за активное участие и вопросы, которые вы задали кандидатам. Эта передача не последняя, на следующей неделе состоится встреча еще двух кандидатов…
Я быстро пересекла фойе и влетела в предбанник студии, где все еще томились преданные члены пашковской «команды», нетерпеливо ожидавшие любимого босса. При этом они так живо обсуждали передачу Вислоухова, что даже не заметили моего возвращения. Больше других волновались Венька и аналитик.
— Черт знает что, — кипятился Венька, нервно расхаживая из угла в угол, — это явная провокация, и те, кто ее подготовил, явно рассчитывали на скандал!
Аналитик задумчиво почесывал плешивый затылок:
— Да, это все неспроста…
Что по этому поводу думал спичрайтер, мне было не суждено узнать, потому что дверь студии распахнулась и наши сплоченные ряды пополнились Каблуковым, Вислоуховым, а также Пашковым, на которого я тут же уставилась, но не рассмотрела в нем ничего принципиально нового. Просто сфинкс какой-то. Выходит, я своим рискованным вопросом снова попала в «молоко»? Или он так хорошо владел собой? А может, мне стоит подойти к нему вплотную и заорать прямо в ухо:
— Сволочь самодовольная, признавайся, что ты знаешь о Наташе?
Да, если дело так пойдет и дальше, шиза меня скосит просто под корень.
Вислоухов проводил всю компанию до выхода. Пожал руку Пашкову, потом Каблукову, с поспешностью выдернул свою ладонь из его потной пятерни и незаметно (но я все равно увидела) вытер ее о штанину. Пока Вислоухов проделывал эту процедуру, неутомимый Каблуков вцепился в пуговицу дорогого пашковского пальто и принялся горячо убеждать его обладателя снять свою кандидатуру до выборов, потому что «народ его не поддержит». Пашков почему-то потерял свою обычную невозмутимость и стал малодушно вырываться, Викинг мужественно бросился ему на помощь, в результате видный московский демократ был отбит, зато пуговица осталась у графомана в качестве боевого трофея. В общем, расставание вышло достаточно трогательным, разве что без поцелуев взасос.
На улице Каблуков первым уселся в старый заляпанный «Запорожец», завел его и отчалил с тарахтением и жидким шлейфом чада. «Наши» проводили его свинцовыми взглядами, а аналитик снова протяжно вздохнул:
— А ведь у этого идиота, пожалуй, есть шансы. У нас любят юродивых.
Остальные члены «команды» только переглянулись.
Разъезжались мы тем же порядком, каким прибыли на студию. Пашков со своими ближайшими приспешниками в серебристом «Вольво», а я — с Венькой. Венька, погруженный в тяжелые раздумья, за всю дорогу не издал ни звука, если, конечно, не считать недовольного сопения. Я сильно опасалась, что сегодняшний и без того затянувшийся трудовой день продолжится каким-нибудь срочным заседанием по подведению итогов прямого эфира, однако ничего подобного не произошло, и Венька распорядился доставить меня домой. Мы сухо распрощались, и я нырнула в темный подъезд.
Дома я почувствовала страшную усталость и, не зажигая света и не разуваясь, проковыляла в комнату и с размаху рухнула на диван. Впрочем, не так уж было и темно благодаря фонарю, светившему за окном. Кроме того, когда внизу проезжали машины, полоски света скользили по стенам. Я следила за этой игрой, а сама думала об одном. Я все никак не могла взять в толк, приблизилась ли я хоть сколько-нибудь к разгадке Наташиного исчезновения или, наоборот, удалилась. И, честно говоря, больше склонялась ко второму варианту. Теперь моя выходка с недавним звонком в студию казалась мне детской глупостью, и только.
Ну чего я собиралась добиться, спрашивается? Что Пашков объявит на всю губернию, управлять которой он серьезно вознамерился, будто имеет какое-то отношение к семнадцатилетней девчонке, пропавшей пятнадцать лет назад? И вообще, к чему привели мои поиски? С Богаевской все по-прежнему в тумане, если не считать открывшихся обстоятельств, вроде бы наводящих на мысль, что когда-то, очень давно, а точнее, пятнадцать лет назад, с ней произошло нечто ужасное. Но это опять-таки из области предположений. Кроме того, вчера я набралась нахальства и оставила сообщение на ее автоответчике, но никакой реакции за этим не последовало, пока во всяком случае. Разве что ее старая учительница музыки Ираида Кирилловна Радомыслова стала относиться ко мне с опаской и раздражением… Постой-ка, — я приняла полусидячее положение, — уж не связаны ли эти два факта? Слишком красивая версия, решила я и снова упала на диван.
Что до истории с удавленницей, в которую я едва не влипла по собственной неосмотрительности, то это вообще запредел. Мне еще повезло, что я так легко отделалась, а ведь все могло кончиться намного хуже. Пошла искать родственников, называется! Но что же мне делать, что? Я опять села и поджала под себя ноги на манер бедуина в пустыне. Вот что, например, мне предпринять завтра? Да ничего, ничегошеньки мне не осталось, никаких вариантов! С Богаевской — полная, беспросветная безнадега. Кого могла, я уже опросила, сама она разговаривать со мной не желает. С Пашковым нисколько не лучше. Этот тип никак не отреагировал на фотографию Наташи, которую я ему подбросила, если не считать легкого удивления. Практически та же участь постигла мой недавний вопрос в прямом эфире. И теперь я даже не знаю, что буду делать дальше. Вместе со всей его камарильей «бороться за избирателя»? Очень нужно! А с другой стороны, что мне еще остается? Ну и вляпалась!
