Римское дело комиссара Сартори - Энна Франко (читать онлайн полную книгу .txt) 📗

Сартори засомневался, правильно ли он понял высказывание командо­ра. Возможно, говоря о комнате дочери, он имел в виду ту, которую обычно Марина занимала у дедушки.

Комиссар в сопровождении преданного бригадира Короны отправился еще раз в Анцио, где был принят несчастной Пальмирой на правах старого друга. Управляющего не было дома, что, вообще-то, не огорчило Сартори.

Женщина посмотрела на него взглядом, которым, может быть, хотела выразить больше, чем имела мужество сказать.

— Есть известия о моей девочке? — нетерпеливо спросила она, схва­тив его за руку.

— К сожалению, нет. Но у меня есть причина полагать, что с ней все в порядке. Единственно плохо, что ее исчезновение тормозит ход след­ствия. — Комиссар не хотел говорить ей, что, скрываясь, Марина в то жевремя подвергает опасности и свою жизнь. — Теперь я хотел бы попросить вашего позволения посетить комнату синьорины.

— Зачем?

— Я вас прошу. Доверьтесь мне. По сути дела, мы оба хотим хорошего Марине.

Женщина согласилась, сотрясаясь от рыданий. Потом она провела его через старинные и пыльные помещения к комнате в южном крыле виллы. Большой балкон выходил в сад, за которым виднелось море. Свежий, с соленым привкусом бриз колыхал белые кружевные занавески.

Комната со старинной дорогой мебелью и со всеми принадлежностя­ми, казалось, перенесла их в эпоху напудренных париков и кавалеров со шпагами. Кровать была огромной, с балдахином, подпираемым столби­ками в форме львов, стоящих на задних лапах. Огромная фреска в стиле Боттичелли, изображающая спящую девушку в руках Морфея, заполняла всю стену. Рядом с балконом примостился небольшой письменный стол, где стояла старинная чернильница с гусиным пером. Из современной мебе­ли имелся только большой книжный шкаф, полный книг. Никаких следов «хиппи», все в порядке; чисто, гармонично как в каморке воспитанницы монастырской школы.

«Соответствует ли эта картина истинной натуре Марины Соларис, или это продукт глубокой любви Пальмиры к своей племяннице?» — подумал Сартори.

С порога распахнутого балкона, стоя в лучах полуденного солнца, он глубоко вдыхал солоноватый запах моря. Молчаливое ожидание женщины за спиной заставило комиссара повернуться к ней.

— Синьора Пальмира, какая она настоящая, Марина? Романтическая, немного старомодная девушка, как я сказал бы, глядя на эту комнату, или протестующая сумасшедшая, путающаяся с длинноволосыми с площади Испании.

Женщина энергично затрясла головой, и крупные слезы покатились по ее щекам.

— Марина — девушка из прошлого, — хрипло проговорила она, пыта­ясь осушить слезы. — Смотрите.

Служанка засунула руку в карман, вытащила маленький ключик и открыла им потайной шкафчик в стене. Сартори и Корона увидели бумаги, тетради в рядочек, дневники в парчовых обложках с маленькими замочка­ми.

— Все это стихи, — сказала женщина, с трогательной гордостью ука­зывая вглубь тайника. Смотрите ее! Читайте ее! Так вы узнаете, какая она, моя девочка. Стихи о маме, которую не знала, о море, об отце, который не понимал ее и который. — Она прервалась, закрыв лицо руками. Сильные рыдания сотрясали служанку.

Комиссар осторожно взял тетрадку, начал перелистывать. Сонеты Марины, сложенные совершенным одиннадцатисложным стихом, перенес­ли его в романтическую атмосферу. Вдохновленная Леонарди и Пасколи, юная поэтесса обнаружила страстную и взволнованную натуру. Ее мир был соткан из маленьких, милых вещей, беспокойных чувств и романтиков, отвергнутых окружающим миром.

Теперь Сартори знал, что Томмазо Гуалтьеро Соларис лгал ему с самого начала. Он лгал, когда описывал Марину как девушку без морали и самоконтроля, когда хотел заставить думать о ней как о сухой и бесчув­ственной. Но хуже всего была его ложь, когда он уверял, что дочь выкрала чек и подделала подпись к выгоде Катерины Машинелли.

Почему командор клеветал на свою дочь?

Кого он хотел покрыть?

Запись в других тетрадях и в дневнике, маленький замочек которого он вынужден был сломать, подтвердили его умозаключения.

— Почему Марина так резко изменилась в последнее время?

Женщина уже успокоилась.

— Может, чтобы наказать своего отца, — пояснила она. — Как я вам уже говорила, она не простила ему брак с. этой женщиной.

— Синьора Соларис высказывала когда-нибудь неприязнь к своей пад­черице?

— Я бы не сказала. Но быть может, Марина вела бы себя так же с любой другой женщиной, которая вышла замуж за ее отца. Она обожала его. Теперь ненавидит.

— Ненависть тоже, в определенных случаях, можно скрывать под любовью, — изрек сентенцию Сартори.

— Может быть, и так.

Комиссар открыл ящички письменного стола, но не нашел ничего интересного. Возможно, кто-то уже принял меры и убрал вещи, которые могли быть уликами.

Они вернулись в вестибюль и там распрощались.

Из бара Сартори позвонил фельдфебелю Фантину и приказал ему кон­фисковать чек на пять миллионов, внесенный Соларисом на счет Катерины Машинелли в Неаполитанском банке.

В тот же день он безуспешно пытался связаться с детективом Палади­ни. Комиссар поручил фельдфебелю Фантину вызвать его в свой кабинет. Фантин передал приказ автопатрулю. Но глава «Совершенно секретной организации» оказался неуловимым.

Позже, перед тем как оставить кабинет, Сартори получил извещение, что найден «Мустанг» Марины Соларис на улице Пинчо, где стоянка запрещена. Десяток листочков со штрафами украшали его лобовое стекло. В багажнике лежали три больших чемодана и один маленький. Это был гардероб Марины Соларис, которым в течение нескольких дней пользова­лась Катерина Машинелли.

С помощью технических средств службы регулировки уличного дви­жения автомобиль был доставлен в Центральное полицейское управление.

Брешь пробита

Офицер швейцарской гвардии, охраняющий вход в Ватикан, подошел к автомобилю со стороны Короны и спросил, чего они желают. Сартори ответил, что их ждет монсеньор Соларис, после чего офицер стал уступ­чивее и услужливее. Он выдал полицейским все необходимые документы, чтобы быстро прибыть в кабинет важного священника. Теперь дорога для них была открыта.

Среди строгих дворцов маленькой империи католицизма крейсировали бесшумные «мерседесы» и «кадиллаки» с прелатами и дипломатами на борту. Никакой шум не возмущал тишину улиц.

Они вошли во дворец из серого камня. Молодой священник, вышед­ший навстречу, провел их по бесконечной серии коридоров, где все пре­латы, которых они встречали, разговаривали тихими голосами.

Монсеньор Соларис принял их с достоинством и сердечностью. В сутане, окруженный старинными картинами и позолоченной мебелью, он казался олицетворением суровости по отношению к тому миру, в кото­ром находился.

Отпустив знаком молодого священника, Соларис спросил:

— Что нового, комиссар?

— Мне необходимо обменяться с вами кое-какими соображениями, монсеньор, — ответил полицейский, который, как и Корона, устроился на жестком позолоченном стуле перед огромным письменным столом. — Но я бы хотел, чтобы в нашей беседе не было никаких недомолвок.

Легкий румянец проявился на скулах священника. Он не сумел пода­вить протестующее движение и опустил взгляд на статуэтку святого Игнацио, служившую ему пресс-папье.

— Согласен, — пробормотал он. — Говорите откровенно.

— Монсеньор, ваша племянница Марина дала вам знать о себе после последней нашей встречи?

Сартори и Корона могли видеть усилие на лице священника, колеблю­щегося между правдой и ложью.

— Да, — признался он, наконец.

— Лично.

— Нет, по телефону.

— Вы не могли бы рассказать подробней?

— Это необходимо, комиссар? Моя племянница не нарушила закон, она еще ребенок и.

— Монсеньор, — нетерпеливо прервал его Сартори. — Настал момент выложить карты на стол, как говорится. И сделав это, вы вынуждены буде­те обратиться лицом к реальности, о которой даже не имеете представ­ления.