Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Я покорно кивнула. Все это было смешно, но одновременно будоражило. Было в этом что-то от детской игры. Словно воскрес кусочек детства. Когда охватывало волнение от брошенного мне вызова, от приближения чего-то неведомого. Приключение. Потом с беспокойством подумала о том, что будет, если сегодня ночью меня, размалеванную таким образом, задержат. Иностранку моих лет, решившую поиграть в городскую герилью. Заняться незаконным стрит-артом – или чем там занимается эта шайка? Объясниться, боюсь, будет весьма затруднительно. Ситуация возникнет, прямо скажем, неловкая.
– А куда мы идем?
Флавио объяснил. Тут поблизости железнодорожная станция, где перегружают товары, доставленные морем. Накануне на разведке обнаружили состав – сцепку из семи химических цистерн. Наша цель – расписать, сколько сумеем.
– Они идут в Милан, отправляются завтра… Соскрести или замазать не успеют, так что поезд пол-Италии пройдет с нашими граффити.
Послышался легкий топот: райтеры запрыгали на месте, проверяя, не брякают ли баллончики в рюкзаке, не звенит ли что-нибудь плохо закрепленное. Все оказалось в порядке.
– Пошли, – сказал Флавио. – С этой минуты никому не курить, говорить только шепотом.
Бесшумно, гуськом мы двинулись вдоль забора. Чуть дальше он сменялся двухметровой оградой из толстой металлической сетки с колючей проволокой наверху. Остановились, скорчившись, припав на одно колено, как в фильмах про коммандос, и я подумала, что эти ребятишки, похоже, переусердствовали с видеоиграми – да только не вполне игра это была.
– Чуете, чем пахнет? – с удовольствием произнес кто-то. – Поездами.
Флавио достал из рюкзака кусачки с длинными лезвиями. И минут пять проделывал в сетке отверстие подходящего размера. Мы поочередно пролезли в эту брешь. Кино превращалось в реальность.
– В рост не поднимайся пока, – прошипел Флавио. – В тридцати метрах справа еще будет караульная будка.
Мы ползли на четвереньках, опираясь на локти, отталкиваясь от земли коленями и проникая все дальше под прикрытием темноты. Удивительно, подумала я. От напряжения и страха кровь в ушах стучала оглушительно. Я словно играла в прятки ночью – и в памяти, навсегда уже, казалось бы, похороненные в ее глубинах, всплывали далекие детские игры.
– Вот и тоннель, – сказал кто-то.
Мы поднялись и, пригибаясь, очень медленно, стараясь, чтобы не раздалось ни звука, преодолели последние метры. Тоннель разинул перед нами непроглядно-черную зловещую пасть, куда вползал двойной металлический отблеск рельсов из-под наших ног. Состав, объяснил Флавио, стоит в тупике по ту сторону.
– Не падай, – прошептал кто-то, подхватив меня, когда я поскользнулась.
Мы осторожно, как крысы, прокрались в тоннель и двинулись вперед ощупью, держась за источавшую сырость стену. Пахло здесь отвратительно. Впереди полукруглым пятном чуть светлее, чем все вокруг, виднелся выход из тоннеля, и туда, к самому его центру, слабо бликуя, тянулись рельсы. Я с беспокойством поняла, что пути проходят под самой стеной: если появится поезд, деваться нам будет некуда, и он приготовит из нас рагу под пряным соусом.
– А что, если появится поезд? – повторила я вслух.
– Да лучше бы без него обойтись, – ответили мне сзади.
Другой райтер очень жизнерадостно добавил несколько слов на неаполитанском диалекте, так что я ничего не поняла, – и послышались задавленные смешки, которые пресек Флавио. Мы молчали, пока не дошли до выхода из тоннеля, а там скорчились на путях.
– Вон он.
Со всех сторон окруженная райтерами, чьи чумазые лица сияли довольными улыбками, я взглянула туда же, куда и все. Колея соединялась с другой, а рельсы метров через пятьдесят множились и разбегались. Там и сям виднелись вагоны – одиночные и в сцепке. Я насчитала их десятка два. Вереница мощных фонарей освещала нечто вроде платформы и пакгаузов или мастерских поодаль, и потому в тупике можно было кое-что разглядеть. Угадывались и очертания семи цистерн в тупике.
– Вот эти – наши? – спросила я.
– Эти.
Никто не удивился, что цель сегодняшней ночной операции я сочла и своей тоже.
– И что вы будете делать?
– Тут уж не до красот, – ответил Флавио, натягивая резиновые перчатки. – Обычные правила бомбера – малюй и смывайся.
– А если что пойдет не так?
– Что значит «не так»?
– Ну, охрана появится.
Вокруг поднялось неодобрительное ворчание, сводившееся к формуле «типун тебе на язык». Флавио порылся в рюкзаке и вручил мне маленький пластмассовый фонарик.
– Тогда беги по тоннелю и ищи дырку в железной сетке… Дорогу теперь знаешь.
– А если меня сцапают?
Райтеры снова недовольно заурчали. Закачали головами в недоумении.
– Сцапают – сама будешь выпутываться.
Такой ответ не вселял спокойствия, и потому я решила, что лучше вообще об этом не думать. Сунула фонарик в карман и, не вставая, принялась рассматривать вагоны – состав был без локомотива и стоял против света, падавшего с платформы, то есть в полумраке, что позволяло и незаметно подобраться вплотную, и в относительной безопасности расписать борта цистерн.
– Возьмешь баллончик? – спросил Флавио, позвенев ими в рюкзаке.
– Нет. Я просто посмотрю.
– Ладно, – и обернулся к своим: – Ну, доброй охоты всем.
Они тотчас нахлобучили на головы капюшоны или напялили балаклавы. Кое-кто закрыл лицо маской. Потом все мы поднялись и, рассыпавшись редкой цепочкой, пригибаясь, двинулись к составу. Я шла за Флавио, а тот направился к первому вагону справа. Во рту у меня пересохло, учащенный пульс колотил в виски. Если я о чем и думала в этот миг, то уж точно не о Снайпере.
Вот оно, значит, вот оно и есть, поняла я. Тридцать секунд над Токио. Интеллектуальное возбуждение, физическое напряжение, вызов чувству самосохранения, воля, перебарывающая страх, полный контроль над ощущениями и эмоциями, захлестывающее ликование от того, что ты в опасности, во тьме преодолеваешь незыблемую упорядоченность, которую установил или тщился установить мир. Ты движешься, как солдат, по узкой кромке, отделяющей тебя от гибели. По лезвию бритвы. Именно так шагала я в ту ночь рядом со своими случайными спутниками – пригибаясь, сторожко всматриваясь в темноту, готовая встретить опасность, которая в любой миг может появиться из мрака. Тяжелые темные цистерны были уже близко и с каждым шагом становились все больше и все ближе, пока не оказались совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, упершейся в холодный, металлически-твердый, чуть выпуклый борт – то единственное в своем роде полотно, на которое Флавио уже нацелил распылитель, чтобы высвободившийся под давлением газ с шипением вырвался из баллона наружу и краски покрыли своей особенной сутью, своим неповторимым «я» все то запретное, надменное, формальное, несправедливое, что воплощали в себе города, и нормы жизни, и сама эта жизнь. Я готова была завопить от восторга в этот миг, чтобы дать знать всему мирозданию о том, что мы сделали. О том, чего в этот миг достигли.
– На-ка вот, – сказал Флавио, передавая мне баллон, – отведи душу.
На этот раз я возражать не стала. Взяла аэрозоль, не заморачиваясь вопросами о том, какого цвета в нем краска или какова моя роль во всем этом действе. Встряхнула, отчего зазвенели шарики внутри, и сантиметров с двадцати от поверхности цистерны нажала на клапан. Звук, с которым распыляемая краска вырвалась из баллона, потряс меня чуть ли не физически. Сильно – даже очень сильно – пахло краской и растворителем, и этот запах через ноздри шел в мозг, действуя как наркотик. Я шевельнула рукой и бездумно, бесцельно, без плана и замысла, словно в припадке безумия, желая только слышать этот свист и вдыхать этот запах, покрыла краской доверенный мне участок, меж тем как рядом со мной методично и сосредоточенно работал Флавио, размечая контуры огромных букв и потом заливая их краской – причем с поистине удивительной быстротой и ловкостью; а шестеро его товарищей обрабатывали свои вагоны, растянувшись вдоль состава, проворные и безмолвные, как тени; райтеры стояли против света, который фонари бросали издали на паутину электропроводов и кабелей на опорах. Уходя в бесконечность, дрожали сдвоенные блики на рельсах.
