Страшная сказка - Арсеньева Елена (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗

Все это было такой несусветной чушью, звучало так глупо и неожиданно, что Валентина только и смогла пробормотать:

– Что?! – но ответа не получила, потому что автомобиль остановился.

Руслан вышел, открыл дверцу, подал руку Надежде, потом, обежав «Мерседес» с другой стороны, – Валентине.

Она машинально выбралась наружу, совершенно не в силах осмыслить происходящее. В памяти, подобно световым ударам стробоскопа, вспыхивала картинка: вот она подходит к окну своей пятой палаты в роддоме с Никиткой на руках – младенчиков только что принесли кормить, – а под окошком топчутся Алим с Сашкой. Отец привел сына поглядеть на новенького младшего братишку. Тогда была весна, но слякотная, студеная. Когда Сашка увидел маленький тугой сверточек с чернявой головой (Никита вообще очень похож на Алима, родился с такими же пронзительными черными глазами и густыми черными волосиками), у него ноги разъехались, и он свалился в лужу. Заревел – Валентина не слышала его плача, но она видела открытый в крике рот, зажмуренные глаза, и тут вдруг Никитка невесть с чего сморщился, раззявил свой крошечный беззубый ротишко и начал вякать, как бы жалея брата…

Они с Алимом тогда смотрели друг на друга, не зная, то ли им смеяться, то ли плакать самим, их разделяло двойное стекло, но никогда Валентина так остро не чувствовала, что они – одно целое, одна семья, что муж любит, бесконечно любит и ее, и мальчишек…

А тут вдруг – не его дети! Чужие сыновья! Как можно сказать такое? Как она посмела такое сказать?!

Ярость заставила ее осмелеть, она резко повернулась к Надежде, готовясь тоже выдать ей нечто издевательское, оскорбительное, – и наткнулась всем лицом на выброшенный вперед кулак Руслана.

Родион Заславский

Апрель 2001 года, Нижний Новгород

– Ох, до чего же мне нравится эта песня!

Родион нервно дернулся и стукнулся головой о противовес большой лампы, нависшей над хирургическим столом, на котором, привязанная к особому, деревянному, крашенному в белый цвет и, судя по всему, самодельному корытцу-держателю, лежала красивая трехцветная кошечка и крепко спала, не ведая, что собравшиеся вокруг люди, разрезав ей животик, навсегда лишают ее надежды иметь потомство.

Дергался Родион, впрочем, не в порыве благородного негодования. Просто за последние пятнадцать минут песенка про Элис исполнялась по «Радио «Рандеву» уже в третий раз, и каждый раз хорошенькая пухленькая брюнетка, хозяйка спящей кошки Дуси, нервически вскрикивала:

– Ох, до чего же мне нравится эта песня!

И Родион от ее вопля каждый раз вздрагивал и ударялся головой о противовес большой лампы.

Одна только Ольга Михайловна не отвлекалась, работала, изредка бросала ассистенту:

– Ниточки. Скальпель. Вату… еще вату. Пенициллин… – И продолжала работать.

Следует уточнить, что Родион к этому времени избавился-таки от красотки Ники, вручив ее хозяевам, и униженно напросился присутствовать при операции. Ольга Михайловна позволила это с явной неохотой, но спасибо, что хоть позволила вообще! Правда, не удержалась от ехидства:

– В обморок при виде крови не рухнете? А то мужчины – известные слабаки на это дело.

– Ольга Михайловна, – обиженно уставился на нее Валерий Александрович, – ну разве я, скажем, слабак?!

– Вы не мужчина, вы мой коллега, – сухо ответила Ольга Михайловна и больше уже не отвлекалась от работы.

Родион подметил, что отреагировал Валерий Александрович на это безапелляционное утверждение довольно странно: с явной обидой выпятил губы и опустил глаза, как-то откровенно сникнув. Тут что-то было, и Родион в который раз подумал, что взаимоотношения людей не только шиты белыми нитками и прочными стежками общепринятых слов, поступков и предсказуемых эмоций, но и пронизаны тайными стежочками, тончайшими, незаметными, шелковыми ниточками намеков, недомолвок и предчувствий. Надо только смотреть в оба глаза и слушать в оба уха, надо больше доверять своей интуиции, и тогда многое можно узнать об этой женщине, которая при всей своей внешней простоте и обыкновенности казалась Родиону загадочнее сфинкса. Уж больно сдержанна она была, сдержанна и отстраненна от всего, даже от дела, которым занималась. Не передать, как его манила эта сдержанность, эта невозмутимость, этот задумчивый, словно невидящий взор! «О чем она там думает, когда вот так тихонько вздыхает, когда вот так быстро то опускает, то поднимает ресницы? Только о работе? Нет, не только, не только! Как бы узнать? Все бы отдал для того, чтобы узнать!»

Он внезапно понял, почему ему никто, ни одна женщина особенно не нравилась в жизни. Были связи, были романы, влюбленности, но все это будто по обязанности. Как бы оттого, что раз это есть у людей, значит, и у него должно быть. Ему чего-то всегда недоставало в женщине, а сейчас он вдруг понял: непостижимости. Тайны, таинственности! Не кокетства, не демонстрации загадочности и воинственной неприступности, нет! Умения всегда остаться собой и наедине с собой, сохранить эту тайну от всего мира – даже лежа в постели с мужчиной, даже задыхаясь в его объятиях.

Он с трудом перевел дыхание, так ярко, так отчетливо вспыхнула вдруг в воображении эта картина: уединение, полутьма, постель, она лежит в этой постели, смотрит странно, маняще, чуть исподлобья – не то ждет его, не то зовет, не то стережется…

Он резко вскинул голову – и в четвертый раз, уже без помощи девочки Элис, вошел в контакт с противовесом, вызвав усмешку на лице Валерия Александровича, легкое движение бровей Ольги Михайловны и кокетливую улыбку «Дусиной мамы».

«Дусина мама», кстати сказать, отчего-то решила, что Родион захотел присутствовать на операции сугубо ради того, чтобы заглядывать в декольте ее пуловера, и поначалу щедро демонстрировала ему это декольте, как его глубину, так и качество вываливающейся из него плоти, но потом увлеклась участью Элис и болтовней с Валерием Александровичем и перестала обращать внимание на Родиона.

На свою кошку она тоже мало смотрела. Зато Родион глаз с Дуси не сводил – вернее, с Ольгиных пальцев с коротко подстриженными ногтями. Она работала без перчаток и, не ощущая никакой брезгливости, погружала пальцы в разрезанное Дусино брюшко, проворно что-то рассекая, раздвигая ткани, подрезая и тут же перевязывая разрезанные сосуды и мышцы. Справедливости ради следует сказать, что операция получилась практически бескровная, и это, очевидно, было редкостью, потому что однажды Валерий Александрович не выдержал и с откровенной завистью воскликнул:

– Ну когда я научусь вот так делать лапаротомию [8]!

– Научитесь, – спокойно кивнула Ольга Михайловна. – И раздвигать фасции, а не баловаться скальпелем, когда не надо. И сшивать каждый пласт отдельно – брюшину, жир, кожу – тоже научитесь. Операция-то сверхпростая. А главное – не забывайте маленький разрез делать. Большие разрезы – это от задора. Ты просто помни, что каждый лишний сантиметр – это боль живого существа.

За спиной Родиона скрипнула дверь. Он обернулся и увидел большую рыжую собаку – смесь овчарки с дворнягой, которая вошла в операционную. Постояла немного, внимательно оглядывая каждого из присутствующих в отдельности, потом подошла к изголовью, поднялась на задние лапы, упершись передними в стол, и с заинтересованным видом уставилась на Дусю, которая лежала с широко открытыми глазами, сплошь залитыми огромными черными зрачками. Удивительно: кошки, даже теряя сознание, не закрывают глаза. Это было одним из открытий сегодняшнего дня – не самым важным, конечно, но все же интересным.