Белая ворона - Уэстлейк Дональд Эдвин (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
— Он меня запер, не волнуйтесь. Но вам бы следовало знать, что в таких домах от замков толку мало.
Генерал яростно сверкал глазами. Двое мужчин, один — негр, второй — обитатель Востока, выглядели озадаченными и раздраженными. Марба поднялся и сказал:
— Вы с ума сошли, Гроуфилд? Вы хотите вынудить нас лишить вас жизни?
— Марба, взгляните правде в глаза. Одному мне отсюда не выбраться. Насколько мне известно, я тут единственный представитель англосаксонской расы, и заметить меня нетрудно. Оставьте меня в покое. Я посижу у огня, почитаю книжку, сыграю с кем — нибудь в шашки. Я не в силах помочь правительству Соединенных Штатов, не в силах помочь самому себе. Я это знаю и обещаю быть хорошим гостем.
Марба задумчиво хмурился. В конце концов он покачал головой и сказал:
— Вы слишком непредсказуемы, Гроуфилд. Добром это не кончится.
— Вы видели ту комнату? Пошли бы вы туда жить без книжек, радио, даже без часов, да еще не зная, надолго ли вам придется там застрять? Вы что, сели бы на кровать и стали ждать, как пай — мальчик?
— Бывают жилища и похуже, — заспорил Марба.
— Мы можем вовсе поселить вас на улице, — сказал генерал и погрозил Гроуфилду пальцем. — Мы не любим умников. Не умничайте, Гроуфилд, возвращайтесь в свою комнату.
— Не хочу.
— Проклятье! — произнес Марба. — Господа, я сейчас вернусь. Идемте, Гроуфилд.
Он зашагал прочь, таща за собой Гроуфилда, который кожей чувствовал взгляд генерала.
— Не восстанавливайте против себя генерала Позоса, дурень вы эдакий, — вполголоса сказал Марба. — Он и впрямь выселит вас на улицу.
— А я опять зайду в дом, и все дела. Марба остановился и устремил на Гроуфилда тяжелый взгляд.
— Не говорите о том, что вы сделаете и чего не сделаете.
Здесь вы пленник, неужели непонятно?
— Как сказал Оскар Уайльд, если королева так обращается со своими узниками, она их недостойна.
— Вы мне нравитесь, Гроуфилд, — признался Марба. — Вы очень интересная и забавная человеческая особь. Но вы должны понять, что кое — кто из собравшихся здесь людей облечен верховной властью. В своих странах они правят железной рукой. Если вы их разозлите, они без колебаний расправятся с вами. В том случае, если защищать вас станет опасно, я брошу вас на произвол судьбы. Так что попробуйте взять себя в руки.
— Попробую, — согласился Гроуфилд. — Но я не собираюсь сидеть под замком в этой гуверовской деревне.
— Не понимаю смысла этого слова, — сказал Марба. — Ну да ничего. Пойдемте. И предоставьте мне вести переговоры.
Их путь, как и прежде, пролегал через читальню. На этот раз два или три читателя удивленно нахмурились, когда Гроуфилд шествовал мимо них. Он не соврал, когда сказал, что кроме него тут нет ни одного англосакса. Он был весьма примечательной личностью, да еще то и дело шнырял туда — сюда через комнату. Гроуфилд не мог знать, что думают о нем эти люди, но сам себе он казался механическим медведем в стрелковом тире, который разворачивается и идет в обратную сторону всякий раз, когда в него попадает пуля. С учетом сложившихся обстоятельств такое образное сравнение отнюдь не поднимало настроения.
На этот раз, выйдя из читальни, они свернули в другую сторону и поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Миновав коридор, Марба и Гроуфилд оказались в тесном закутке, который почти полностью занимала фигура громадного негра. Марба что — то сказал ему на своем туземном наречии, и негр, взглянув на Гроуфилда, медленно кивнул. Он стоял, сложив руки на груди, и был похож на стража гарема — сплошные мышцы.
— Подождите здесь, — велел Марба Гроуфилду.
— Сделаю все, что он пожелает, — Гроуфилд кивнул на стражника.
Марба едва заметно улыбнулся и, открыв дверь в противоположной стене, исчез за порогом. Гроуфилд подумал и решил не заводить светской беседы с негром. Вместо этого он сел на коричневый кожаный диван, занимавший остаток полезной площади, и попытался сделать вид, будто ему все нипочем. Может, зря он не остался в той вонючей каморке? Может, там лучше? Нет. Безопаснее — возможно, но уж никак не лучше. Хуже, чем там, нигде быть не может. Эта комната погубила бы его как личность. В понедельник он вышел бы из нее вконец разочарованным в жизни стариком, клацающим вставными зубами, да еще плохо подогнанными.
Кроме того, у Гроуфилда была еще одна тема для размышлений — Кен. Поверит ли Кен, что его похитили? Или Кен не захочет верить ни во что, кроме побега, который на сей раз оказался удачным? Как ни крути, а придется возвращаться к Кену и как — то доказывать, что он не обманщик, что он хотел помочь и трудился в поте лица. Лучшим доказательством были бы правдивые сведения о целях этого сборища, но поскольку получить их не удастся, следует хотя бы как — то убедить Кена в том, что он искренне старался помочь. Может быть, тогда Кен пойдет на мировую в понедельник. Но если бы он, Гроуфилд, впустую потратил время, сидя в этой ночлежке для бездомных, на всех мечтах о примирении с Кеном можно было бы поставить крест. Поэтому он не жалел о том, что покинул вонючую каморку. Более того, Гроуфилд был полон (или, во всяком случае, не лишен) надежд на безнаказанность и успешное завершение своего бескровного мятежа.
Пока Гроуфилд подбадривал себя такого рода рассуждениями, дверь открылась опять, и вошел Марба. У него был встревоженный вид, и Гроуфилд, естественно, тоже встревожился.
Присев рядом с ним на диван, Марба тихо спросил:
— Чем вы насолили Вивьен Камдела?
— Я? Ничем.
— Она вас недолюбливает.
— Знаю.
— Почему?
— Потому что я не патриот, — ответил Гроуфилд. — Мы малость поспорили на эту тему, и оказалось, что патриотизма во мне меньше, чем ей хотелось бы. Я прежде пекусь о себе самом, и это ей не нравится. А в чем дело?
— Она там, — ответил Марба. — В той комнате. Выступает с нападками на вас. Если бы мне удалось убедить полковника Рагоса вступиться за вас, вы могли бы получить относительную свободу.
— Полковника Рагоса? Он ведь ваш президент, не так ли?
— Да. Обычно он прислушивается к моим советам, но Вивьен настроена против вас и говорит весьма пылко. Поэтому он хочет встретиться с вами самолично, и я прошу вас держаться как можно вежливее. Полковник не любит, когда ему дерзят.