Крысы в городе - Щелоков Александр Александрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Секс, милочка. Так вот, Линочка, в институте я была сама не своя. По натуре я женщина пылкая, страстная. И не понимаю, больше того, никогда не пойму баб, которые идут в монастырь, умерщвляют плоть. Это блажь, болезнь. А нас загоняли в монастырь скопом. Помнишь историю с Асей Морозовой? У нее был роман с молодым лаборантом. Какой шум тогда поднял партком! Любовь называли развратом. Близость — распущенностью. Нас заставляли подавлять в себе сексуальность, самое главное, чем природа одарила живые существа. Ты помнишь, у меня был муж? Чертежник из пятого отдела. Мы прожили два года, а я так и не открыла для себя чуда любви. Ведь оно в том, чтобы не сдерживать свои порывы, не ограничивать искания. Я разошлась с мужем после того, как завела любовника на стороне. Он мне открыл фантастический мир живого счастья. После этого у меня было еще два любовника… Выпьем?
Она налила по третьей рюмке.
— Так ты и не сказала, что теперь?
— Сейчас? Я профессиональная жрица любви. Можешь меня презирать, думать что угодно, но я наконец-то счастлива.
— Так ты в самом деле…
— Да, проститутка. Тебя это пугает? А я, как видишь, живая, богатая и свободная. Сама себе хозяйка. Я отделилась от государства, которое живет за счет чужого труда. Живу вот, не плачу никаких налогов. Чувств своих не скрываю. Радости — тоже…
— Но это… — Лайонелла не знала, что сказать, как сформулировать свои сомнения, причем сформулировать так, чтобы не задеть чувств Жанны, не обидеть ее. В конце концов, право каждого устраивать свою жизнь так, как ему нравится, не оглядываясь на других. — Неужели, Жанночка, тебе хорошо со всеми, с кем приходится иметь дело?
— А ты думаешь, актрисам в театрах хорошо играть каждый день одну и ту же роль? А они играют, становятся народными. Выкладываются. Деньги, матушка, презренные гроши. И профессия. Я тоже актриса. Меня вдохновляет не зрительный зал, а конкретный мужик. Дай мне школьника, я его разогрею так, что он сгорит, уверенный, что сжег меня.
Жанна открывала перед Лайонеллой мир, дотоле незнакомый и непонятный. Но он существовал, был, значит, что-то его поддерживало, что-то наполняло жизнью, позволяло сохранять обычаи, нравы, порядки, пронесенные через тысячелетия, через века… И как в любом ином мире, здесь было все — свои верхи, богатые, пряные, изысканные, была середина — неяркая, серая, и свой низ — грязный, зачуханный, дурно пахнущий. И далеко не всегда эти слои перемешивались или сообщались. Движение здесь происходило только сверху вниз. Оказавшись на дне, никто уже не мог вернуться назад в светлые дорогие салоны. Хотя в жизни все бывает. Поэтому отринуть реальность, сделать вид, что ее нет, что она не имеет права на существование лишь по той причине, что закон, написанный людьми, ее не признает, было бы глупостью, как если бы кто-то сказал, что не должны существовать папуасы, чьи обычаи нам непонятны, чье поведение кажется варварским, привычки — низменными,
И этот мир, в котором обитала Жанна, не скрывая своей принадлежности к нему, заинтриговал Лайонеллу. Тем более что от выпитого она «захорошела», любопытства в ней стало больше, а критичности, с которой бабы воспринимают что-то чуждое для себя, поубавилось.
— И тебя все устраивает? — спросила Лайонелла.
— Да, милая, и еще раз — да! — Неожиданно без всякого перехода Жанна спросила: — Хочешь сама попробовать?
К собственному удивлению, Лайонелла не вспылила, не загорелась негодованием. Медленно шевеля на скатерти хлебные крошки, задала вопрос:
— Что ты имеешь в виду?
Можно было, конечно, и не спрашивать. Предложение, сделанное ей, выглядело предельно откровенным и ясным.
— У меня завтра гость. Он хотел, чтобы нас было двое. Я и еще одна. Собиралась предложить компанию Валюхе. Есть у меня такая подруга. И предложу, если ты не согласишься.
— Я… — Лайонелла убрала руки со стола, чтобы не было видно, как дрожат ее пальцы. — Я… Ладно, тебе признаюсь, — она еще больше смутилась, не зная, как объяснить свои опасения, — в общем… Короче… Я очень холодная…
— Фригидная?! — Жанна весело засмеялась. — Милочка, да это же то, что надо для профессионалки. Учти, пока ты будешь участвовать в деле, в игре, не разогреваясь, — все в норме. А вот если начнешь ловить кайф, считай — пришла беда. Сгоришь на работе. Тебе хочется сгореть на трудовом посту?
Лайонелла восприняла шутку, и они стали смеяться вместе.
— Так что?
— Не знаю. — Сказать «да» она еще не осмеливалась, говорить «нет» не позволяло неясное, дразнившее воображение чувство.
— Хорошо, я позвоню тебе завтра днем. Не согласишься — твое дело. Скажешь да — я обрадуюсь.
В ту ночь Лайонелла толком не спала. Было жарко. Неизъяснимая тяжесть заполнила низ живота, томила, мешала уснуть. Лайонелла металась по кровати, то сбивая одеяло к ногам, то натягивая его до самого подбородка. Едва ей удавалось забыться, как перед ней возникало виденье. Над ней склонялся красивый ласковый мужчина. Она не видела его лица, но явственно ощущала прикосновения рук — жарких, мягких, нежных. От его пальцев по телу растекалась живая возбуждающая сила. Лайонелла напрягалась, ощущая, что вот сейчас, именно в этот миг с ней произойдет нечто небывало радостное, восхитительное. И вдруг сквозь туманную пелену в сознание прорывалось понимание, что все происходящее только сон. Что это только томное марево самообмана, медово-тягучее, сладкое, и ничего больше. Она мгновенно просыпалась, все очарование пригрезившегося, но не испытанного блаженства вдруг исчезало. Она ворочалась с боку на бок, не находя удобной позы, вздыхала, забывалась снова, и тут же рядом вновь появлялся прекрасный незнакомец с мягкими, источающими страсть пальцами. И все повторялось…
Утром Лайонелла встала разбитая, в раздрызганных, смятенных чувствах. Прошла в ванную комнату, приняла освежающий душ, но тяжесть в голове так и не исчезла. Не вытираясь, нагая прошлепала босыми ногами в прихожую к большому зеркалу, висевшему на стене у входа. Оглядела себя со всех сторон, медленно поворачиваясь так и сяк, принимая разные позы. Огла-живала'себе грудь, скользила ладонями по бедрам, трогала пальцами низ живота…
Вернулась в ванную, вытерлась насухо. Все утро ходила сама не своя, мучимая тревогой и сомнениями, то и дело поглядывала на часы. В двенадцать она должна была дать Жанне ответ. Чем ближе подступало назначенное время, тем больше она боялась звонка, но еще сильнее — если его не будет. Лайонелла ощущала слабость. Непривычная сонливость сковывала ее движения.
Звонок телефона, совсем негромкий, похожий на комариный писк, заставил ее вздрогнуть.
— Это я, здравствуй, — сказала Жанна. — Что ты решила?
— Я?!
— Да, конечно, ты, — Жанна усмехнулась. — Кто же еще?
— Приду. — Лайонелла выдохнула ответ и сама себя не услышала.
Та первая ночь начинающей проститутки прошла как бредовый кошмарный сон и забылась с наступлением нового дня. Чтобы сломить в себе желание сопротивляться обстоятельствам, Лайонелла вечером высадила фужер коньяка. Все остальное затянулось дымкой беспамятства. Запомнились какие-то разрозненные картины.
В комнате их было трое — Жанна, она и мужчина. Они сидели за столом. Лайонелла дико, до колик хохотала. Их собеседник казался на удивление глупым и смешным. Потом чужие руки раздевали ее. Касались ее тела, тискали, делали больно. В постели они лежали втроем…
Под утро Лайонелла встала, качаясь, прошла в ванную комнату. Ее вырвало.
Дома она упала на софу и спала до вечера. Видимо, сон этот оказался целительным. Проснувшись, она сначала не могла понять, где лежит, почему здесь оказалась. И главное, откуда эти две новые бумажки — двести долларов — на столе в гостиной. Целое состояние!
Вспомнив, разделась, встала под душ, долго терлась мочалкой, словно собиралась содрать с себя кожу. Но двести долларов были огромной суммой, какой она никогда не зарабатывала так •быстро и легко…
Жанна позвонила только день спустя, когда первая сотня «зеленых» была истрачена и дома появилась снедь, о которой Лайонелла давно забыла…
