Убить ворона - Незнанский Фридрих Евсеевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Глава 23. СЧАСТЛИВЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Поход на допрос, в следовательскую конуру, был скучным. Коридор – решетка, коридор – снова решетка.
– Стоять! Лицом к стене!
Чиркову вспомнилось, как он навещал своего знакомого по детскому дому. Тот жил в глубинке на Волге под городом Горьким, работал водным инспектором. Вот точно так же они продвигались на весельной лодке, только не от решетки к решетке в Бутырской тюрьме, а по Волге, от одной сетки, полной длинноусыми раками и запутавшимися судаками, к другой.
А вечером спор у костра: чего заслуживает браконьер – мучительной смерти (вариант Чиркова) или, как и полагается по закону, денежного штрафа в размерах, определяемых тягостью преступления, и лишением свободы (вариант водного инспектора). Фамилия водного инспектора была Кроткий, но она не подходила ему. Кроткий был человеком советской породы, в любой момент готовым вступить в борьбу за справедливость. И конечно же, когда на его глазах на следующий день Чирков пристрелил браконьера, то он, Григорий Кроткий, инспектор водного надзора, долго не мог отплеваться в камышовнике, а когда, отплевавшись, стал говорить, то сказал, как и обычно, лишь то, что ему подсказывала совесть. Кроткий заявил, что, несмотря ни на какую старую дружбу, он не просто отказывается покрывать Чирка, но и сам не замедлит сообщить куда следует.
Чирков убил водного инспектора Григория Кроткого, как говорится, не по злобе. Григорий упал и свернулся, обняв коленки. Пуля, засевшая у него в зашейке, была не браконьерской. Чирков возвращался в Москву с тяжелым сердцем. Порой ему даже казалось, что он казнит себя, что его мучает совесть. Ну а теперь, когда Чирков сидел напротив следователя Болотова в Бутырской тюрьме, ему как-то лень было казнить себя за столь давний грешок.
– Что-то вы, Чирков, сегодня совсем невеселый, – как будто заигрывая, начал Болотов, когда тот окончательно расположился.
– Весел – не весел, один хрен. Я жив, и это главное, – без тени шутки отмахнулся Чирков.
– Та-ак, хорошенький, чувствую, будет у нас сегодня разговорчик.
Болотов улыбнулся и принялся доставать из портфеля свои бумаги.
Чирков и в самом деле выглядел удрученно. Он и сам не понимал, что это на него нашло. Ведь причина вовсе не в водном инспекторе. Если бы воспоминания подобного рода мучили Чиркова, то он давно бы уже повесился. Нет, дело было совсем в другом. Дело в том, что Чирков почувствовал сегодня безвыходность своего положения. Выражение «безвыходных положений не бывает» настолько было им присвоено, что он иногда настаивал на своем авторстве. Он понимал, что и это положение не безвыходное, но поймал себя на том, что искать выход у него нет ни малейшего желания. Такое настроение не могло не пугать его. Он, как никто другой, знал, что силен не тот, кто силен, а тот, кто никогда не признается в слабости. Даже самому себе. Он как будто засыпал в снежном сугробе, покорно отдавая свою жизнь провидению. «Э-э нет, Чирков не из таких. Чирков не может не бороться» – эти мысли приподнимали настроение. По крайней мере, лицо чуть посветлело, на губах обозначилась легкая улыбка.
– Ну что вы, – сказал Чирков, – разговорчик будет то, что надо, как обычно. Видите ли в чем дело. Я получаю удовольствие от воспоминаний прошлой жизни. О! Как сказал! Это я по-вашему постарался, по-протокольному.
– Нормально сказали. Понятно главное. И это обнадеживает.
Болотов давно замечал в себе временами совершенно дружеское расположение к подследственному.
– Обнадеживает? Это в каком смысле? К чему это обнадеживает?
– Как – к чему? К тому, что…
Болотов, наверное, растерялся бы, если бы разговор не принимал шутливую форму.
– Чтобы прояснить… Словом, побольше…
– Прояснить? – деланно удивился Чирков. – А разве вам что-то не ясно в этом деле? До сих пор не ясно? Ну, эдак и никогда ясно не будет. Рассказываешь вам, рассказываешь, а все без толку.
Каждый допрос с Чирковым начинался с подобной дешевой комедии. Он, как школьник, не мог удержаться и не паясничать. Причем это всегда было так противно, так неестественно…
Чирков был умен, но не настолько, чтобы стать золотым паяцем, а чтобы простым, обычным – слишком умен. Но Болотова это давно уже перестало раздражать. Очень долго они занимались по вине Чиркова пустой болтологией. А потом начинался долгий, содержательный монолог Чиркова. И так было всегда.
И так было на этот раз. А темой были деньги.
Большие деньги.
Тема весьма интересная, тем более если ваш собеседник – закоренелый преступник. Что толку говорить об этом с человеком, который лишь рассуждает о них и никогда не держал в руках ничего больше государственной заработной платы. А вот с преступником – это даже не то, что с бизнесменом. Тот деньги до того трудно добывает, что в итоге не получает от них никакого удовольствия. Во всяком случае, они у него всегда в обороте, а так, чтобы вот они – в руках… Нет. Нет, что ни говори, только с вором (не карманным, конечно, а крупным хищником) можно пощупать эту тему обстоятельно.
– Эх, гражданин следователь… – сказал Чирков, глубоко вздохнув. – Знали бы вы, что такое быть молодым, когда у вас с собой в чемодане сто двадцать косарей советскими.
– Да что же вы, Чирков, удивить меня хотите? Я знаю, что у вас водилась денежка и побольше.
– Так-то оно так, но ведь это мои первые большие деньги. Деньги, которые я получил благодаря своей удачливости и смекалке. Если хотите, то я всегда зарабатывал свои деньги. Если вы думаете, что быть вором – это так уж просто, то ничего о нас не знаете. Каждый куш надо заработать. Словно вытащить его из своих мозгов. Придумал план – хорошо. Но ведь никто не знает, как его провернуть. Ты – тот, кто придумал этот план, – и будешь его исполнителем. Ведь вы должны понимать – все, что касается больших денег, находится рядышком со смертью. Если вы их зарабатываете – это значит, что кто-нибудь вас может убить, если вы не поделитесь или просто с целью ограбления. А если вы грабитель, то вас попытаются убить, чтобы спасти свои капиталы. А уж какие денежки у нас, у воровской братии…
Чирков даже занервничал, пока говорил это.
– Ну ладно, ладно, – сказал Болотов, поднимая ладони. – Что и говорить, вы – честный работяга. Только если вы думаете, что у меня никогда не было возможности хапнуть тихонько кругленькую сумму, то тоже глубоко ошибаетесь. Тем не менее я никогда не делал этого.
– Вы по-своему зарабатываете, а я по-своему.
Все шло к финалу. Вернее, к началу чирковского монолога. По всему было видно, что он уже достаточно разгорячился. Стоило Чиркову немного разойтись, как он мог уже не просто говорить, а работать в разговорных жанрах, причем в разных. Хочешь – он оратор – подавай трибуну! – хочешь – сказочник – слушай да закрывай глазки. В общем, рассказ Чиркова в этот день был, как говорится, с вдохновением.
…Я вернулся из армии как раз перед тем, как грянула перестройка. Отслужив два круглых года во внутренних войсках, я окончательно разлюбил МВД и все силовые структуры. Какого только беспредела я не насмотрелся. Во многом и сам участвовал. Моя форма, которую я носил с брезгливостью, как будто обязывала меня совершать всякие гнусности. Не хочу вас обижать, но если вам не известно, что иногда вытворяет ваш сержантский и рядовой состав, то хреновый вы тогда, простите, блюститель закона. Нет-нет, лично к вам отношусь с уважением. И опять же простите меня, вас немного жалко. Это комплимент. Я имею в виду, что те, кто не продается, рано или поздно списываются. И хорошо, если просто увольняются в запас, а не гибнут при загадочных обстоятельствах. Но таких, как вы, раз-два и обчелся, согласны? Ведь вы же понимаете, что не выслужитесь так выше вашего сегодняшнего положения. Это предел вашей карьеры. И то вы существуете лишь потому, что там, наверху, иногда нужны вот такие неподкупные, как, например, в нашем случае. Видать, кому-то нужно, чтобы мое дело довели до конца, чтобы этому не могли помешать никакие коммерческие предложения.
