Татуировка - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Это был знаменитый плакат «Николай Николаевич» или «Всё для Победы», на котором художник изобразил на фоне работающей у станка женщины в ватнике, в платке, тощего мальчишку лет шести — в ушанке и в старом пальтишке, который полировал двумд ручонками деталь для танкового двигателя. Дмитрий и сейчас помнил эту историю: учительница повесила над доской плакат, прочитала им известный рассказ о том, как художник получил во время блокады задание нарисовать лучшего рабочего (для плаката, чтобы размножить его на всю страну), его привели в цех и там оказалось, что лучшие рабочие — мать и ее сын — шестилетний мальчик, которого звали Николай Николаевич. Рисунок художника был напечатан в газетах, у нас и за границей, плакат действительно висел во многих городах страны, и его даже сегодня часто показывают в фильмах о войне.
Маленький Николай Николаевич приобрел мировую славу, в России о нем сочинил стихи самый знаменитый поэт страны, стихи положили на музыку, и эту песню, превращенную в фокстрот, исполняли негритянские джаз-бенды в Америке. А потом, спустя тридцать лет после победы, художник снова пришел однажды на этот завод, чтобы порисовать людей для книги, и на том же самом месте, где рисовал во время блокады шестилетнего рабочего мальчика, он увидел того же самого Николая Николаевича. Только, понятное дело, ему уже было не шесть, а тридцать шесть, и виски у него к тому времени слегка серебрились. «Николай Николаевич Иванов, лучший работник нашего цеха», — сказали тогда художнику.
Такую хрестоматийную историю-миф, по которой он писал в школе изложение, вспомнил Дмитрий, остановившись у рисунка.
— Естественно, это работа мужа, — подтвердила дама. — А сейчас, только это большой секрет, но вам, как сотруднику милиции, я скажу правду. — И хозяйка перешла на шепот, словно их кто-то подслушивал рядом: — Мой муж находится в больнице. В результате угона у него произошел инфаркт. Мы же собственными глазами видели, как они из-под окон увели нашу машину. Вы представляете! Мы даже в форточку им кричали! А потом муж выскочил, в чем был, и тогда они на него накинулись. Два молодых парня стали бить пожилого человека, знаменитого художника, лауреата нескольких государственных и международных премий!
— Как он сейчас? — сочувственно спросил Дмитрий, еще раз окидывая взглядом те работы, которые висели на стене прямо перед ним.
«А этого человека я тоже где-то видел», — подумал Дмитрий, глядя на мужчину, изображение которого висело рядом с «Николаем Николаевичем». При этом у него было ощущение, что с мужчиной он недавно даже разговаривал.
— Я, конечно, тоже выбежала следом, и они стали бить меня. Вы представляете степень его унижения?! Он лежал на земле, видел, как меня избивают, и не мог меня защитить.
— Подонки! — проговорил Дмитрий.
— У него произошел инфаркт не из-за угона машины, а из-за этого унижения!
— Как он сейчас? — повторил свой вопрос Дмитрий. — Он в реанимации?
— Нет, из реанимации уже вышел, в обычной палате. Но работать пока не может. А издательство дало ему срочный заказ. Этот заказ выполняю я, но никто не должен об этом знать. Вы меня понимаете? Никто! Всюду должна стоять фамилия мужа, потому что он — народный художник СССР, а я — просто художник.
— Вы можете описать мне угонщиков? Вы ведь их хорошо видели.
— Конечно, видели. Я же говорю, мы в форточку им сначала кричали, чтобы они отошли от машины. Естественно, я могу их описать. Я даже описала в заявлении, когда вызвала милицию. Все их приметы.
Это была удача!
— Сейчас повторить это описание сможете? Специально Для меня.
Дмитрий вынул стандартный лист для опроса и собрался зафиксировать показания дамы, но тут-то настигло его разочарование. Выяснилось, что никаких важных деталей мадам сказать не может. Дело было ночью. В окно они видели угонщиков со спины, супругам показалось, их было двое, один длинный, другой — короче, и на длинном была серо-голубая куртка.
— Когда у мужа от унижения зажало сердце, я все-таки надеялась, что боль отойдет, и вызвала только милицию. А уж милиционер, молоденький мальчик, сам вызвал «скорую», врач сделал кардиограмму и сразу отправил в больницу, — рассказывала дама. — Я поехала вместе с ними. А в милицию пришла только во второй половине дня. Представляете — там даже не сделали вида, что станут искать и машину и угонщиков. Ведь они по сути дела убийцы. Я же легко могла потерять мужа, вы понимаете? А милиция искать и не думает. В конце концов, Дантеса, вызванного на дуэль Пушкиным, ненавидят до сих пор. А Алексей Пахомович — тоже достояние русской культуры, я пыталась это втолковать милиции.
— А они?
— Что они? Не желают хотя бы притвориться, что внимательно слушают! То есть мы оказались абсолютно бесправными перед двумя негодяями! — Что-что, а это Дмитрий представить мог. Было бы странным, если бы случилось наоборот. — Они сообщили номер нашей машины по своей сети, но и только. У меня ощущение, что для них было самое важное — не поиск воров, а другое — чтобы я не настаивала на заведении дела. Но я не уходила до тех пор, пока дело не было открыто, и даже знаю его номер.
— Ну и как?
— То есть как — как? По крайней мере, машину вы ведь нашли?! Вы ее в самом деле нашли?
— Нашли-то нашли, но хорошо бы еще найти и этих подонков. Поэтому машина несколько дней постоит у нас. Вы не волнуйтесь, она охраняется хорошо.
— Вот видите! Теперь вы зашевелились, после письма из Союза художников. Даже личностью преступников заинтересовались. Кстати, вы первый. Там в отделении это было никому не интересно, — повторила она с горечью. — Один только пожилой капитан, я даже его фамилию знаю, но вам не скажу, услышал, как я настаиваю на заведении дела, и, когда мы остались вдвоем, посоветовал обратиться к мафии.
— Так и сказал: «Толку от нашей конторы вам никакого, но я вам дам человека, который наверняка поможет. Вы только ему сразу объясните, кто ваш муж, и за четверть цены он найдет, если ее на запчасти не успели разобрать».
— И что этот человек?
— Нет, я не стала брать его телефон — еще не хватает попасть в лапы мафии!
Все эти истории Дмитрий знал наизусть. Он и сам из сострадания порой был готов дать потерпевшему наводку на того или другого авторитета. И те на самом деле иногда помогали. Правда, трудно представить, какой был бы толк браткам от четы пожилых художников, всю жизнь изображавших в книгах детей. Разве что авторитет тоже писал изложение в школе…
— Но, может быть, вы что-то еще вспомните? — спросил Дмитрий с надеждой. — Похоже, что они — не простые угонщики… — Он хотел добавить: «а очень опасные преступники», но вовремя остановил себя и спросил: — У вас здесь столько детей? Вы их, наверно, с натуры рисовали, со своих собственных… или с внуков и внучек…
— Нет, своих детей у нас с мужем не было. Так что и внуков с внучками тоже… Бог не дал. А натура… Когда-то, — она посмотрела с грустной улыбкой на Дмитрия, — когда вас еще не было на свете, мы с мужем выезжали в пионерлагеря, брали типажи… Хотя, с другой стороны, вы наверняка знаете, что Айвазовский написал все свои работы дома в мастерской…
Дмитрий об этом как-то раз слышал от сестрицы Агнии, поэтому кивнул с видом знатока. О едва наметившейся версии с сыном он уже не думал, но хоть какую-нибудь наводку на преступников получить от самого владельца автомобиля надеялся. Если тот по возрасту еще в состоянии что-то запоминать.
— И все-таки я бы хотел повидаться с вашим супругом…
— Зачем? Это только разволнует его. Машина — единственное, что у нас осталось, кроме прошлых работ. Хотите, я вам покажу его юбилейные альбомы? У него было два больших юбилея…
— Я бы с удовольствием, но в другой раз…
— А зря, молодой человек.
— Ехать надо, преступников ловить, — пошутил Дмитрий.
— Вот что, я вам нарисую их фигуры — так, как разглядела. Но только учтите, что было темно…
Дама отошла к громадному, составленному из двух письменных, столу, который стоял посередине мастерской, быстро набросала карандашом очертания двух фигур, видимых со спины и сбоку. Отдельно рядом с длинным она нарисовала его лицо со слегка искривленным носом.
