Красный гаолян - Янь Мо (полная версия книги .TXT) 📗
У северных ворот уездного центра стояли двое полицейских в чёрной форме, каждый опирался на винтовку «ханьян». В тот день как раз устраивали большую ярмарку в Гаоми, так что в городские ворота непрерывным потоком текли людские толпы, кто толкал перед собой тачку, кто нёс коромысла, некоторые ехали на ослах, иные шли пешком. Полицейские никого не останавливали и не спрашивали, лишь пялились на симпатичных женщин.
Дядя Лохань с трудом протиснулся через ворота, поднялся на высокий склон, потом спустился и вывел мула за поводья на главную улицу, вымощенную голубовато-серыми плитами. Копыта мула стучали о плиты так звонко, будто кто-то ударял в гонг. Сначала мул шёл стыдливо. Прохожие попадались редко и все сплошь с каменными лицами. Но на площади к югу от главной улицы народу было видимо-невидимо. Толпа собралась разношёрстная, все слои общества разных занятий и разных мастей, все горланили наперебой, торговались, покупали и продавали. У дяди Лоханя не было настроения глазеть по сторонам, он, ведя за собой мула, подошёл к воротам уездной управы. Управа к его удивлению выглядела как разорённый храм: несколько рядов крытых черепицей старых домиков, между черепицами торчала пожухлая и свежая трава, красная краска на воротах облупилась и пошла пятнами. Слева от ворот стоял солдат с винтовкой, а справа сгорбился голый по пояс парень, который опирался обеими руками о палку, воткнутую в вонючий ночной горшок.
Дядя Лохань, ведя мула, подошёл к солдату, поклонился в пояс и сказал:
— Господин служивый, я пришёл с донесением к начальнику уезда господину Цао.
— Господин Цао и господин Янь пошли на ярмарку.
— А когда он вернётся? — спросил дядя Лохань.
— Я-то почём знаю? Если у тебя срочное дело, то ищи его на ярмарке.
Лю Лохань снова в пояс поклонился и поблагодарил:
— Премного благодарен за совет.
Увидев, что дядя Лохань собирается уходить, странный парень с правой стороны от ворот внезапно начал обеими руками орудовать палкой и взбивать содержимое ночного горшка, припевая:
— Посмотри, посмотри, что в горшке лежит внутри. Звать меня Ван Хаошань, я подделал договор, объявили, что я вор, а за это приговор. Велено дерьмо мешать, никуда не поспешать…
Дядя Лохань протиснулся на ярмарку, где продавали хлеб только из печи, лепёшки, соломенные сандалии. Тут же предлагали свои услуги переписчики, гадатели, рядом побирались нищие, продавали снадобья для поддержания мужской силы, водили дрессированных обезьянок, били в малый гонг торговцы солодовым сахаром, можно было купить фигурные леденцы, глиняных кукол, тут же рассказывали историю про У Суна под аккомпанемент трещоток в форме уток-мандаринок, торговали душистым луком, огурцами и чесноком, частыми гребнями для волос, мундштуками для трубок, вермишелью из бобового крахмала, крысиным ядом, персиками и даже детьми — имелась специальная «детская ярмарка», где у детей, выставленных на продажу, в воротник вставлены были пучки соломы. Чёрный мул то и дело вскидывал голову, звеня железными удилами. Дядя Лохань беспокоился, чтобы мул не наступил ни на кого и предупреждал всех криком. Время близилось к полудню, солнце припекало нещадно, он вспотел, нанковая куртка промокла насквозь.
Лю Лохань увидел начальника уезда Цао на курином рынке.
У Цао было красное лицо, глаза навыкате и квадратный рот, над которым росли тонкие усики. Он был одет в тёмно-синюю суньятсеновку, [63] на голове шляпа европейского кроя кофейного цвета, в руках трость. Цао как раз разрешал спор, кругом собралась толпа зевак, и Лю Лохань не рискнул подойти, а вместе с мулом встал позади толпы. Множество голов загораживали обзор и не давали увидеть, что же происходит. Тут дядю Лоханя осенила блестящая идея, он запрыгнул на мула, заняв тем самым выгодную позицию, и теперь ему было отлично всё видно.
Начальник уезда Цао был высокого роста, рядом с ним стоял какой-то низенький нахал. Дядя Лохань догадался, что это и есть тот самый господин Янь, о котором говорил солдат. Перед Цао Мэнцзю, обливаясь потом, стояли два мужчины и одна женщина. У женщины по лицу тёк не только пот, но и слёзы, а у её ног сидела жирная старая курица.
— Господин Неподкупный, — обливалась слезами женщина, — у моей свекрови маточное кровотечение, денег на лекарства нет, хотели продать эту старую несушку… А он говорит, что курица его…
— Курица моя! Эта женщина врёт! Если господин начальник мне не верит, то мой сосед подтвердит.
Глава уезда Цао ткнул пальцем в мужика в круглой шапочке:
— Можешь подтвердить?
— Господин начальник уезда, я — сосед У Третьего, эта курица каждый день забегала к нам во двор и клевала зерно, которое мы давали своим курам. Жена была недовольна!
У женщины задёргалось лицо, она не могла вымолвить ни слова, закрыла лицо руками и громко разрыдалась.
Глава уезда Цао снял шляпу, покрутил на среднем пальце и снова надел, затем спросил У Третьего:
— Чем ты сегодня кормил своих кур?
У Третий повращал глазами и ответил:
— Мякиной и отрубями.
Его низкорослый сосед закивал:
— Это правда, я заходил к нему одолжить топор и лично видел, как его жена мешала корм для кур.
Глава уезда Цао спросил плачущую женщину:
— Не реви, лучше ответь, чем ты сегодня кормила свою курицу?
Женщина, всхлипывая, ответила:
— Гаоляном.
Цао Мэнцзю приказал:
— Сяо [64] Ян, убей курицу!
Сяо Ян ловким движением разрезал курице зоб, надавил пальцами, и оттуда посыпались липкие семена гаоляна.
Глава уезда Цао хохотнул и сказал:
— Ну что, ловкач У Третий, курицу убили из-за тебя, плати! Три серебряных!
У Третий смертельно перепугался, вытащил два серебряных юаня и двадцать медяков.
— Господин глава уезда, у меня с собой больше нет!
— Сделаем тебе скидку!
Цао Мэнцзю отдал серебряные юани и медяки женщине. Та сказала:
— Господин начальник, курица столько не стоила, мне лишнего не нужно!
Цао Мэнцзю прижал руки ко лбу в знак благодарности.
— Добрая великодушная женщина, Цао Мэнцзю перед тобой преклоняется!
Он соединил ноги вместе, снял шляпу и поклонился женщине в пояс.
Женщина остолбенела, беспомощно глядя на Цао Мэнцзю полными слёз глазами, а потом опомнилась и упала на колени, без конца повторяя:
— Неподкупный! Неподкупный!
Цао Мэнцзю дотронулся тростью до плеча женщины.
— Вставай, вставай!
Женщина встала, а Цао Мэнцзю сказал:
— Ты сама в лохмотьях и, судя по виду, недоедаешь, но пришла в город продать курицу, чтобы купить лекарства для свекрови. Определённо ты почтительная к старшим сноха, а я больше всего уважаю это качество и чётко понимаю, за что награждать, а за что карать. Быстрее бери деньги и возвращайся домой лечить свекровь, курицу тоже забирай, ощипай, выпотроши и свари свекрови.
Женщина взяла деньги и курицу и ушла, рассыпаясь в благодарностях.
У Третий, который собирался обманом заполучить курицу, и его лжесвидетельствовавший сосед в круглой шапочке дрожали на солнцепёке мелкой дрожью.
Цао Мэнцзю велел:
— Ну что, хитрец, снимай-ка штаны!
У Третий устыдился и не подчинился.
Цао Мэнцзю сказал:
— А посреди бела дня грабить честную женщину не стыдно? Ты знаешь, сколько стоит один цзинь стыда? Снимай штаны!
У Третий послушался.
Цао Мэнцзю снял одну туфлю и кинул её Сяо Яню со словами:
— Двести ударов, распредели поровну, по заду и по лицу!
Сяо Янь подобрал матерчатую туфлю с толстой подошвой, потом пнул У Третьего так, что тот упал, прицелился в его поднятый к небу зад, всыпал пятьдесят ударов по левой стороне, потом столько же по правой, У Третий плакал от боли, звал отца и мать, молил о пощаде, зад опух прямо на глазах. Затем пришла очередь бить по лицу: пятьдесят ударов по левой щеке, потом пятьдесят по правой. У Третий даже кричать перестал.
